Александр решил свою проблему за двадцать четыре часа. Ему хотелось мужского поступка. Он буквально упивался своей решимостью.
Александр вошел к Вере в комнату и сказал:
— Я влюбился.
Вера не подозревала опасности. Легко прокомментировала:
— Ну так это же хорошо. Приятно ходить влюбленным. Совсем другое настроение.
— Я женюсь, — коротко сообщил Александр.
— А я? — не поняла Вера.
— А ты пойдешь к себе в свою квартиру.
— А шкаф?
Вера цеплялась за любую мелочь. Все это было похоже, как если бы она стояла на вершине горы, любовалась закатом (или восходом) и вдруг неожиданно, ни с того ни с сего, ее толкнули в спину, и она полетела в пропасть, пытаясь уцепиться и понимая, что впереди удар — и башка вдребезги.
— А шкаф? — повторила Вера.
Шкаф был неподъемный, и Вера думала, что его нельзя выволочь из дома. А она — приложение к шкафу. Где шкаф — там и Вера.
Александр позвонил Алику Пахомову и дал задание: вывезти из квартиры шкаф.
Был выходной. Алик Пахомов смотрел телевизор. Жена пекла пирожки. Запах ванили плавал по квартире. Это был запах покоя и уюта.
Получив задание, Алик стал собираться.
— Ты куда? — спросила жена.
— Велено вывезти из квартиры шкаф, — ответил Алик.
— Какой шкаф?
— Трехстворчатый, дубовый, полтонны весом.
— Ты второй режиссер или мальчик на побегушках? — обиделась жена.
— А второй режиссер кто по-твоему? Он и есть мальчик на побегушках.
Алик ушел из дома под дождь со снегом. Задача была ясна. Он нанял возле магазина четверых работяг, остановил грузовик и подъехал к дому Александра.
Здоровые парни разбирали и выносили шкаф.
Вере казалось, что это разбирают и выносят ее жизнь. Она даже говорить не могла, хотя могла бы многое сказать. Например, что она двадцать пять лет пахала на эту семью, что в шестьдесят лет женщину не выгоняют, что она любит его, любит…
Но Вера молчала. Она онемела. У нее не было сил произносить слова.
Так случилось, что Вера видела накануне свою соперницу.
Неделю назад в дверь позвонили, Вера открыла. На пороге стояли две бабы. Одна — в возрасте, другая — помоложе.
Они сказали, что пришли из газовой службы, хотят проверить работу газовой плиты. Нет ли утечки газа.
Вера их впустила.
Парочка твердой поступью зашагала в кухню, оттуда прошлась по всем комнатам, потрогала батарею. И быстро ушла. Никаких тебе квитанций, никаких документов.
Через неделю выяснилось, что газовщица помоложе — это и есть предмет любви Александра.
Находчивая и без комплексов, Танька Дабижа сама придумала этот спектакль с газом. Захотела заранее посмотреть жилищные условия. А чего ждать?
Жилищные условия ей понравились: четырехкомнатная квартира в центре. У Татьяны была своя однушка в Бибиреве. Туда они отправят сына Александра, очкарика и архивариуса. Пусть живет самостоятельно. Вера уйдет к себе. А Татьяна переедет в центр. Все сложилось.
У Татьяны будет знаменитый муж, интересное общение и положение в обществе. Это тебе не медсестра с капельницей.
Вера — уже старая, с точки зрения Татьяны. В шестьдесят лет — что надо человеку?
С высоты своего возраста или, наоборот, с низины своего возраста, 60 лет — это где-то совсем далеко, неразличимо и необязательно.
Шкаф был вынесен. Вещи из шкафа сложили в отдельный узел. Узел получился большой, как будто завернули перину. За двадцать лет накопилось много барахла.
Узел тоже стащили в грузовик. Сумку с деньгами и документами Вера взяла в руку.
Настала минута прощания.
Вера вошла в кухню.
Алексей Иванович ел лапшу. Он любил молочную лапшу.
Александр ничего не ел. Смотрел в стол, набычившись. Ему была неприятна эта процедура прощания. Может быть, ему было стыдно перед Верой, все-таки двадцать пять лет вместе.
Татьяна Дабижа стояла на улице под окнами, переминаясь от холода. Караулила место. Татьяна не ожидала, что ей так легко и просто удастся заполучить такого престижного мужика. Она практически без усилий вытащила его, как расшатанный зуб из гнезда. Р-раз! И вот он, Александр. Танька не верила своему счастью. Из Бибирева — в центр. Из медсестры — в первую леди. Буквально сказка про Золушку.
Вера подошла к Александру, чтобы поцеловать на прощание. У православных людей принято прощаться. Александр опустил голову ниже, и Вере досталась его макушка. Она поцеловала в макушку.
— Оставь ключи, — проговорил Александр.
Вера положила на стол тяжелую связку ключей. Это была точка.
Через час Вера вошла в свою квартиру.
Обрушилась на диван и взвыла, как волчица.
Люди внизу останавливались и смотрели вверх. Не понимали: кто может так выть? Человек или собака…
Лена вернулась из-за границы на другой день после свадьбы.
Вечером к ней заехал Алик Пахомов и сообщил о случившемся. Это было поручение Александра: сообщить не по телефону, а лично. Так ему казалось более вежливо и уважительно.
Лена выслушала известие и, воспользовавшись случаем, передала для Александра джинсы.
Алик удивился спокойствию Лены. В ее лице ничего не изменилось.
Может быть, ей все равно. Как говорит его дочка: «до фонаря».
Лена предложила кофе. И когда подносила чашку, у нее дрожали руки.
— Руки дрожат! — громко удивился Алик.
Лена ничего не сказала. Не подтвердила и не опровергла. Руки действительно дрожали. Но это — все.
К часу ночи дом затих. Девочка и няня спали в детской. Сергей — в большой комнате на раскладном диване.
Лена осталась у себя в кабинете. Впереди предстояла долгая ночь, заполненная до краев. Чем? Его предательством. Ее страданием.
Звонить Александру Лена не стала. Свадьба — свершившийся факт. Что звонить? Спрашивать: «Как тебе не стыдно»? Значит, не стыдно. Но надо как-то ответить на его поступок. И Лена знает, как ответить. Она выбросится с пятого этажа. Ее сердце оторвется от аорты, как у принцессы Дианы в тоннеле. Разбитое сердце — вот ответ.
Лена подошла к балкону, отомкнула шпингалеты, дернула на себя балконную дверь. Дверь открылась с треском. Повисла пыльная вата, полоски бумаги.
Балкон был занесен снегом. Из снега выглядывали трехлитровые банки. Виднелись одни круглые горлышки. Лена представила себе, как пойдет босиком по горлышкам… К тому же пятого этажа может не хватить. Мало высоты. Не убьется, а только сломается… И будет доживать свой век в коляске.
Лена постояла перед балконом. Ветер задувал по ногам. Она передумала. Закрыла балконную дверь и замкнула шпингалеты.
Лене казалось, что она не заснет. Будет гореть всю ночь в огне предательства. Но неожиданно заснула. И спала хорошо. Непостижимо.
Сказка про Золушку стала рушиться прямо на свадьбе. Принц Александр быстро напился.
Золушка мгновенно сообразила, что принц — пьющий. Она эту школу проходила. Ее папаша Дабижа был запойный, и Танька за долгое детство и юность хорошо изучила алкогольный цикл: сначала не может остановиться, потом пьет и в промежутках спит. И все это тонет в алкогольных парах.
Татьяна хоть и молодая, но решительная. С ней не забалуешь. На другой же день после свадьбы она вызвала перевозку из своей больницы, у нее там все знакомые. Александра отволокли в стационар, положили под капельницу, вывели из организма токсины. Алкогольный цикл был прерван. Татьяна не собиралась ждать, пока Александр оклемается самостоятельно. Не собиралась тратить на это свою жизнь.
Через полгода Татьяна объявила:
— Ты кодируешься. Иначе я ухожу.
Александр испытующе посмотрел на молодую жену. В ее глазах блеснул холодный кристалл. Александр понял: уйдет. И с кем он останется? Лены нет, мамы нет. Остальным — не до него. У остальных — своя жизнь.
Что остается? Только народная любовь. Но это понятие виртуальное, как сейчас говорят.
— Кодироваться опасно, — упирался Александр. — Я стану бездарный.
— Бездарный, но живой, — возражала Татьяна.
— А зачем такая жизнь?
— Живая собака лучше дохлого льва.
На это трудно возразить. Все кончилось тем, что Александр закодировался и перестал пить.
Ни Марго, ни Вера не могли справиться с Александром. Только плакали и стенали. Татьяна — действовала.
Как сказал поэт: «Добро должно быть с кулаками». Но когда любишь, какие кулаки? Только собственные слезы.
Настала перестройка.
Вера как-то вдруг помолодела. Расчесалась. Нарядилась. Выкинула в мусоропровод старый халат.
Снималась постоянно. Ее простонародный типаж оказался востребованным независимо от возраста.
Многие не знали, что Вера разошлась с Александром. Ее ровесники постарели, им было все равно, поскольку старость вообще равнодушна. А молодые — это другое поколение. Глядя на Веру, молодые не могли себе представить, что эта бабушка была когда-то юная, тонкая, что любила и страдала. Казалось, она всегда была такой, как сейчас.
