Егор вернулся со станции уже около десяти вечера. Ему с трудом удалось дозвониться в Джурджу, вызвать врача. К местному, живущему в селе по соседству, он доверия не испытывал.
Усадьба казалась освещенной слабее, чем обычно. Г-жа Моску, г-н Назарие и Симина поджидали его в столовой. У накрытого стола хлопотала пожилая женщина в платке, замотанном наподобие тюрбана. Все молчали. Г-н Назарие, бледный, смотрел в пустоту, как узник сквозь решетку.
— Сегодня мы поужинаем весьма и весьма скромно, господа, — объявила г-жа Моску. — Кухарка ушла в деревню и не вернулась. Боюсь, что мы остались без кухарки… Сегодня нам будет прислуживать кормилица..
«Итак, это кормилица», — сказал себе Егор, глядя на нее повнимательнее. Странная женщина, без возраста, а какая походка! Как будто она всю жизнь прикидывалась хромой, а теперь решила вдруг бросить притворство и с непривычки то и дело натыкалась на мебель. Тюрбан был низко надвинут на лоб — виднелся только белый нос, широкий, расплющенный, и рот — как подмерзшая рана, с синюшными, шершавыми губами. Глаза прочно смотрели в пол.
— Как бы то ни было, но мамалыга с молоком и брынзой для нас найдется, — закончила г-жа Моску.
Сели за стол. При этом г-н Назарие проявил признаки беспокойства, словно его только что разбудили.
— Как чувствовала себя Санда? — спросил Егор.
Никто не ответил. Г-жа Моску уже принялась за еду и, без сомнения, не услышала вопроса. Симина с видом примерной девочки тянулась за солонкой. Г-н Назарие снова ушел в себя.
— Что-то случилось? — обратился к нему Егор после долгих минут молчания.
— Нет, — ответил профессор. — Когда мы уходили, она спала. По крайней мере хочется надеяться… Если это был не обморок…
Он поднял глаза от тарелки и жестко взглянул на Егора.
— Лучше бы вы вернулись с доктором.
— Он приедет утром, первым же поездом, — заверил Егор. — Надо напомнить кучеру, чтобы с вечера приготовил коляску…
Г-жа Моску прислушивалась к разговору с большим любопытством.
— Боюсь, что скоро у нас не станет и кучера, — задумчиво сказала она. — Кучер сегодня попросил расчет… Кормилица, не плати ему, пока он не привезет со станции гостей…
— Приедет один доктор, — поправил ее Егор.
— Но мало ли кто еще может нагрянуть, — живо возразила г-жа Моску. — Сезон в разгаре. Сентябрь. В прежние годы об эту пору мы не знали, как разместить всех гостей. Сколько наезжало молодежи, барышни, кавалеры — компания для Санды…
Печалью повеяло от ее слов, и еще сиротливее стало в огромной комнате.
— В этом году тоже было много гостей… — попытался утешить хозяйку Егор.
— Но они так быстро разъехались! — перебила его г-жа Моску. — Должен же еще хоть кто-нибудь нас навестить. Может быть, родственники…
Симина усмехнулась. Она знала, что кого-кого, а уж родственников давно никаким калачом сюда не заманишь.
— Сейчас не самое подходящее время принимать гостей, — сказал Егор. — Санда все-таки серьезно больна…
Г-жа Моску, казалось, только сейчас осознала, что ее дочь не сидит вместе со всеми за столом, а без сил лежит в постели. Она обвела комнату глазами и убедилась, что это так, Санды за столом нет.
— Я должна пойти ее проведать, — объявила она, внезапно поднимаясь.
Симина спокойно осталась сидеть на своем месте. И даже как будто забыла, что за столом гости, потому что принялась баловаться ножом, нарезая мамалыгу на тарелке тоненькими ломтями.
— Зачем ты учишь девочку всяким гадким сказкам, любезная? — спросил Егор, повернувшись к кормилице.
Застигнутая врасплох, та от удивления оступилась на ровном месте. Она явно была польщена, что с ней заговорил молодой и такой видный барин. Хоть она и распоряжалась слугами, но в барский дом обычно при гостях не заходила.
— Я ее, ваша милость, ни единой сказке не научила, — ответила она без всякой робости. — Я их отродясь не знала. Это сама барышня меня и учит…
Голос у нее был тусклый и надтреснутый. Егор почему-то вспомнил одну пьесу, знаменитую лет пятнадцать назад, и ее героиню, торговку птицей. Но голосом кормилица вовсе не напоминала ту бабу. Ни голосом, ни глазами, как голубая плесень, которые она держала все время долу. Такие бывают у слепых, остановившиеся, сырые, только у тех посадка головы прямая, неподвижная.
— …наша барышня, умница, которая все книжки прочла, — продолжала кормилица, осклабясь и исподлобья сверля глазами Егора.
«Это она улыбается», — с содроганием сообразил Егор. Но еще больше его ошеломили кормилицыны глаза. В них бродила, набухала, просверкивала отвратительная похоть старой женщины. Егор чувствовал, как она раздевает его, как присасывается к нему голодным взглядом. Он покраснел и отвернулся, от стыда и омерзения забыв, о чем спрашивал. Его привел в себя смех Симины: девочка запрокинула голову на спинку стула, под резкий свет лампы, и хохотала, показывая все зубки.
— Вот врунья, — едва выговорила она сквозь смех.
Это было как пощечина для обоих гостей. Кормилица тоже скалилась, стоя поодаль. «Они над нами издеваются, — думал Егор, — особенно Симина. Она заметила, как старуха на меня смотрит, и прекрасно понимает, что означают эти взгляды».
Симина делала вид, что хочет перебороть смех, прикрывала ротик салфеткой, щипала себя за руку. Но при этом то и дело поглядывала на кормилицу и разражалась новым приступом хохота. В конце концов она схватила ножик и стала быстрыми короткими взмахами резать воздух, как будто пытаясь с помощью этих манипуляций отвлечься и вернуться в рамки приличий.
— Не играй с ножом, — вдруг сказал г-н Назарие. — Ангел-хранитель улетит!..
Голос его грянул неожиданно, но так строго и серьезно, словно профессор долго взвешивал свои слова. У Симины мгновенно прошел весь смех. Она съежилась, как от холода, лицо стало необыкновенно бледным, а глаза засверкали бессильной яростью. «Молодец профессор, меткий удар, — одобрил про себя Егор. — Будь ее воля, эта маленькая колдунья сожгла бы нас сейчас заживо…» Наблюдая за Симиной, он не мог противиться чувству злой радости при виде ее унижения.
Г-н Назарие заметил, что кормилица вытаращилась на дверь. Он тоже повернул голову и увидел г-жу Моску, которая, нахмурясь, в раздумье стояла на пороге.
— Странное дело! — воскликнула она. — Санды там нет. Ума не приложу, куда она могла деться!..
Егор и г-н Назарие одновременно вскочили и, не говоря ни слова, бегом бросились по коридору.
— Фонарик… — бормотал на бегу Егор. — Сейчас бы карманный фонарик…
В эти минуты все его помыслы сосредоточились на электрическом фонарике, таком удобном. Почему он не прихватил его с собой!
В комнате Санды было темно, Егор чиркнул спичкой и отыскал лампу. Фитиль оказался сухим, холодным. У Егора слегка дрожали руки. Дрожал, сквозь облачко копоти, и язычок огня.
— Не следовало оставлять ее одну, — сказал г-н Назарие. — Теперь просто не знаю, что и думать!
В голосе профессора слышалась искренняя забота, но Егор не ответил. Он прикрыл лампу колпаком и осторожно прибавил огня. Когда пламя установилось, Егор взял лампу, намереваясь выйти из комнаты. Но ему показалось, что на кровати кто-то лежит. Высоко держа лампу, он подошел ближе и увидел Санду, одетую, наспех прикрытую одеялом.
— Что такое? — с трудом спросила она.
Щеки ее раскраснелись, дыхание было частым, как будто она только что вбежала — или очнулась от страшного сна.
— Где Tbi была? — спросил в свою очередь Егор.
— Нигде!
Она явно лгала — судя по усилившейся краске в лице, по тому, как она стиснула пальцами одеяло.
— Неправда, — твердо сказал Егор. — Госпожа Моску заходила сюда несколько минут назад и не застала тебя.
— Я спала, — защищалась Санда. — Вы меня разбудили.
Голос у нее дрожал, сквозь слезы она заискивающе смотрела на Егора, но раз перевела просящий взгляд и на г-на Назарие, который стоял на почтительном расстоянии от кровати.
— Я же вижу, что ты одета, — уличал ее Егор. — Ты даже туфли снять не успела!
Он сдернул с нее одеяло. Так оно и было: Санда бросилась в постель одетая от силы минуту назад. «Но куда же она уходила и как вернулась незамеченной? Давит на меня эта комната», — думал Егор.
— Где ты была, Санда? — снова спросил он, нагибаясь к ней. — Скажи мне, где ты была, скажи, моя дорогая! Я хочу тебя спасти. Хочу спасти, понимаешь? — Он перешел на крик. Лампа прыгала у него в руке. Санда испуганно отодвинулась к стене, прижав пальцы к губам.
— Не подходи, Егор, — вырвалось у нее. — Я тебя боюсь! Что тебе от меня надо?
В самом деле, свет косо бил Егору в лицо, и его глаза сверкали так неистово, что г-н-Назарие тоже испугался.
— Что вам от меня надо? — повторила Санда.
Егор поставил лампу на столик и, наклонясь к Санде, встряхнул ее за плечи. Он встретил то же сопротивление, что и тогда, на закате. «Они отнимут ее у меня, они ее околдуют».
