– Мухин, ты где был? Столько времени ни слуху ни духу. – Вера в халате напоминала главврача.
– В Стокгольме.
– И что, решил там под машину броситься?
– Нет, это уже в Москве все случилось. Там я только в тюрьме немного посидел.
Мухин попал в аварию, чуть не убился, но уцелел и лежал в Склифе. Произошло все нелепо. Кобзон спешил с концерта на концерт. Перед первым выступлением в Колонном зале встретили Гагарина с Титовым, в буфете выпили с ними коньячку, космонавтов часто приглашали на подобные мероприятия в качестве почетных гостей. Как обычно, на сцене Кобзон перебрал по времени, в Лужники уже практически не успевали, и Титов на своей «Волге» предложил их подвезти. Зима, гололед, гнали вовсю. На Пироговке уходили от лобового и въехали в стоящий троллейбус, как раз той стороной, где сидел Мухин. Все были живы-здоровы, серьезно пострадал только он.
Собрались всей компанией, Петя даже позвонил Гарину. Купили апельсинов, конфет шоколадных, колбасы-сыру, коньяк пять звездочек и приехали к нему в больницу.
Было уже поздно, и их еле пустили. Всем выдали белые халаты, они шли по коридору, как запоздалый консилиум. В отделении Гарин сразу же вызвался пойти отвлечь медсестру, чтобы спокойно можно было выпить и не таиться. Соседей у Мухина было трое, один уже спал, а двое других где-то в коридоре играли в шахматы.
Мухин лежал красиво, как больной Некрасов. Выдвинули на середину палаты тумбочку, Вера с Люсей стали хлопотать и превращать ее в праздничный стол.
– Я, Веруня, за этот год уже полсоюза успел объездить, – похвастался Мухин. – И еще десять дней в Швеции был.
– Все с Кобзоном?
– Нет, туда поехал как джазмен.
– Ты же джаз не играешь, – удивился Кира.
– А кто его вообще в Москве играет, на гитаре-то? – Мухин уже оценил принесенные дары, и ему хотелось уже побыстрее начать. – Туда бригаду собирали по особому принципу. Для шведов было самым главным, чтобы артисты диковато выглядели.
– Это как? Бородатая женщина на арфе?
– Типа того. С нами был оперный бас из Бурятии, лицо как блин, колобок во фраке, только с бакенбардами. Певица Подошьян, персонаж из сказок Шахерезады, хотя джаз пела здорово. Еще был акробатический номер, так те вообще скакали, как гунны.
– Мухин, а как выглядят гунны? – уточнил Антон.
– Примерно как гномы.
Наконец выпили, и Мухин повеселел.
– Первое выступление в Стокгольме, концерт-холл, сначала отделение играл оркестр Каунта Бэйси. Потом уже мы вышли. Ничего, хлопали. В газете заголовок видел: «Русские медведи играют джаз».
В это момент проснулся сосед напротив. Посмотрел на них, повернулся на другой бок и снова заснул.
– Концертов играли много – по два-три в день. Это первый был в таком шикарном зале, а потом бог знает где выступали: и в больнице, и в шахте. Миша Мунтян, наш пианист, взмолился. «У меня, – говорит, – руки уже отваливаются всем вам аккомпанировать. Кто меня спасет – поставлю ящик коньяка». Я вызвался.
– Играл на рояле?
– Нет, стал клоуном. Я за всю свою жизнь в сборных концертах столько сценок повидал… Вот кое-что и вспомнил. Пришел в посольство, попросил перевести текст на шведский. Выучил его и начал выступать.
– И что за сценки?
– Ну, например, я выхожу и говорю: «Здравствуйте, сколько стоит эта большая ягода – арбуз?» Потом начинаю есть арбуз. И так минут пятнадцать. В этот момент Мунтян отдыхает. По приезду проставился.
– А как в тюрьму-то попал?
– Из-за Кеннеди.
Похоже, настал час мухинского триумфа.
– Двадцать второго ноября отыграли концерт, нас попросили спуститься вниз и закрыли в комнате с решеткой. Там такие есть в театре, для буянов. Сидели там часа три. Приехал советник из нашего посольства, выяснилось, что Кеннеди убили.
– Погоди, а какая связь-то? Его убили в Далласе, вы в Стокгольме. На сцене.
– Ну, вроде его бывший советский гражданин убил, там на это особо обращалось внимание. А мы – русские артисты, Стокгольм таких в первый раз видит, тем более все как на подбор гунны, буряты… Потом выпустили. Я там газету купил, где были фото его убийства, провез ее в рукаве в Москву.
– Покажешь? – спросил Петя.
– Да я уже ее выбросил, зачем мне такое в квартире-то держать?
Все замолчали. Потом решили помянуть Кеннеди, хорошего человека.
– У меня бабушка плакала, когда его убили, – вздохнул Петя.
– А мне моя начальница, Ильина, про своего знакомого рассказала, из «Известий», – вступила в разговор Люся, – вы его статьи наверняка читали, у него еще имя странное – Мэлор. В тот день он дежурил по газете, и, когда телетайпы отстучали новость, вечерний тираж уже грузили в машины. Но «Неделя» еще версталась, и он на свой страх и риск напечатал там огромный портрет Кеннеди. Ну как-то и с человеческой точки зрения это правильно, и с политической, телетайпы-то наяривают, что Кеннеди убил «бывший советский гражданин». На следующее утро ему звонит Ильичев, как главный идеолог и куратор всего нашего агитпропа. Мой Огурцов в лифте, помните? И пошел на него орать: «Кто вам дал право брать на себя функцию Бога?!» А Мэлор ничего не понимает. «Вы поместили у себя в газете портрет такой величины, какой мы печатаем только на смерть кого-то из Политбюро! Партбилет в карман и быстро ко мне. Но вернетесь без него, обещаю».
– Перерожденец, – покачал головой Петя. – А мы его за прогрессивного считали.
– Мелковат оказался, – согласилась Люся. – Мэлор поднялся к главному редактору, к Аджубею, и все ему рассказал. Тот сначала долго матерился, а потом говорит: «Не ходи никуда. Хрущев уже принял решение – Микояна на похороны посылает. Хотел сам лететь, еле отговорили».
– Вот так у нас Кеннеди и членом Политбюро стал, – подвел итог Кира. – Посмертно.
Выпили не чокаясь.
* * *
Сидели хорошо. У батареи уже стояли две пустые бутылки с нежно-голубой этикеткой, коньяк был грузинский, но шел исключительно.
– Ну а что здесь-то творится? – Мухин немного разомлел и опять почувствовал себя слегка иностранцем.
– Скоро всем загранпаспорта выдадут, – объявила Вера. – Можешь в свой Стокгольм вернуться. И клоуном там работать, шведский ты знаешь. Будешь опять про арбуз свой рассказывать.
– И про ням-ням, – невпопад вспомнил Петя.
Кира с Антоном засмеялись.
– А вы, дорогие, зря смеетесь, у вас допуск, секретность. Будете дома сидеть. А так, всем другим лафа.
Все мало что понимали, о чем вообще Вера.
– Хрущев у Тито был в августе, две недели провел, – пояснила она. – Тот его сначала к себе на остров Бриони затащил, а нашему на месте не сидится, так и объездили вдвоем всю Югославию, не разлей вода. Тито своими успехами хвастался – смотри, мол, что у нас тут творится. Хрущев-то на разведку поехал, югославскую модель посмотреть, как там все работает, что там за советы на предприятиях, эффективно ли самоуправление. В итоге понял, что все то же самое, только в другой цвет выкрашено, показуха и бутафория, у нас будет по-другому. Но… Увидел миллион иностранных туристов – немцев, французов. Спрашивает у Тито: «А чего это у вас тут? Вы что, шпионов не боитесь?» – «Нет, – отвечает тот, – не боимся. Шпионов мало, а зато туристов смотри сколько. Знаешь, сколько они приносят валюты в год?» Хрущев: «Понятно. А своих-то не страшно из страны отпускать?» – «Да кому они там нужны? Поработают немного и возвращаются. Зато деньги опять же привозят. А кто там остается, родным шлет». В общем, поехал Хрущев за одним, а вернулся с другим, вот как бывает. Короче, готовьтесь – скоро границу откроют. Сначала сюда, а потом и на выезд. Каждый сможет путешествовать, а если захочет – и поработать. Если, конечно, устроится. Будет возможность самовыразиться.
– Я могу Ихтиандром, – задумчиво сказал Антон, – у меня неплохо получается. Костюм мне бы только хороший сшить.
– Ты сначала английский выучи, дружок. А то придется тебе за круизными теплоходами плавать, кильку просить.
Тут вбежала Белка, она была без всякого халата, в своей белой синтетической шубке, и опять выглядела как Снегурочка.
– Мухин, ну как Стокгольм?
– Он там клоуном работал, – сдал своего друга Антон. – И в тюрьме сидел.
– А стриптиз видел? На порнофильмы ходил? Эротические журналы с красавицами покупал? Признавайся! Ну хоть как-то сексуальная революция тебя охватила?
– Мне она ни к чему, и так справляюсь. Ходил на фильм Бергмана.
– Ого! – удивилась Белка. – Ничего себе!
– Там есть такая сцена, женщину один привязал к кровати и насилует. Разрешили посмотреть. А журналов не покупал, видел на лотках, но побоялся. Вот только с Кеннеди газету купил.
– И Кеннеди убили, и КВН похоронили. – Кира вздохнул. – По крайней мере, для всей Европы.
– Это каким же образом? – удивилась Люся.
– Осенью его решили поставить в программу трансляций на Интервидение. Ну, естественно, все забегали, хочется как следует все сделать, показать всему миру современного советского молодого человека, какой он умный и свободный. Прямой эфир назначили на 23 ноября. Вдруг накануне бац – убит президент США. Американцы на всех телеканалах поставили заставку с одним только словом – «Позор», во многих странах объявили траур. А тут нужно выходить на всю Европу с веселыми конкурсами.
