– Вы бы видели, какой у них в фойе большущий бак с рыбами. И верите ли, здесь даже маникюрный салон есть, – сообщила я.
Повисло молчание, а я тем временем разжевала конфетку, превратив ее в подтаявший комок, собрала шоколадную кашицу на кончике языка и зажала, как начинку, между двумя еще твердыми конфетами – соорудила небольшой такой шоколадный сандвич. Те двое все таращились на меня, тогда я сделала глубокий вдох и заговорила:
– Понимаете, я с книгами валандаюсь из-за того образа жизни, который они несут с собой, врубаетесь? Писатели сидят себе, покуривают или все ходят кругами в поисках вдохновения. Именно такой образ жизни меня устраивает. Это куда как лучше, чем в супермаркете ишачить. Вставать в самую рань по холоду, зная, что до пенсии еще тридцать девять лет трубить. А когда пишешь, можно просто забить на все. В окно там выглянуть, чашечку кофе сварить, принять ванну.
Они оба подались вперед и кивали. Я предложила сигаретку, но они не курили, и я прикурила «Силк кат» от золоченой зажигалки.
Мы выпили еще по одной, потом вышли из отеля на улицу. Том пытался поймать такси, но мимо как раз катил двухэтажный автобус, и я вскочила в него – никогда на таком не ездила. Им тоже пришлось забраться, и они все никак не могли успокоиться, бухтели, что на автобусах не ездят, совали под нос такси-карты – такие штуки, с которыми можно раскатывать на таксомоторе, даже если денег нет. Мелочи заплатить за проезд у них не нашлось – только десятки, так что я должна была раскошелиться на три билета.
Когда автобус остановился у ночного клуба, две женщины, по виду уборщицы, вышли перед Томом и Сьюзен. Обе кивнули водителю, но не в проход – туда-то ведь водитель не смотрит. Они кивнули в большое скругленное зеркало, с помощью которого водитель наблюдает за дверью. Сьюзен сказала: «Спасибо вам, водитель» – и сошла, осторожно так. Я кивнула в зеркало.
Том провел нас внутрь. Музыка была расчудесно громкая, как на приличной шотландской вечеринке. Диджей смикшировал Dreamfпsh с другими звуками. Я пошла отрываться по всему танцполу, прежде чем Сьюзен заказала выпивку на круг.
Локти прижаты к груди, пальцы сдвинуты, я отступила в сторону, выжидая, когда снова вступят ударные. Вывернула щиколотки и устремилась сквозь лазеры. Отличное место в этой вещи – как ее? – Earthworm, сработанной Spiral Tribe Sound System. Я остановилась, прикурила «Силк кат» от золоченой зажигалки и, раскачиваясь из стороны в сторону, продвигалась неровными шагами вперед, пока не докурила до фильтра. Какой-то парень подвалил ко мне и что-то сказал, но я просто отвернулась. Бросила окурок и снова прижала локти к груди.
Когда я села за столик, вся была в поту. Он стекал по рукам из-под жилетки. Нам уже принесли бутылку шампанского, заказанного Сьюзен, я перегнулась через стол и крепко обняла ее. Том повесил мне на шею пять светящихся свистков – их здесь выдавали каждый раз, как заказываешь выпивку, а за бутылку шампанского они получили целых пять. Музыка была жутко громкая, мы только и могли, что улыбаться друг другу, поднимать пластиковые стаканчики и наблюдать за танцующими.
Том что-то передал Сьюзен, и она кивком показала мне на туалеты.
Пришлось ждать, пока освободится кабинка, а когда дверь открылась, оттуда вышли, смеясь, две девчонки. Я закрыла дверь, и мы вынюхали толику белого порошка, что был у Сьюзен. Я подняла ногу – показать ей блестящее колено. Подсветила золоченой зажигалкой, чтобы оно заискрилась, а Сьюзен просто смотрела, не говоря ни слова.
Когда шампанское было выпито, мы двинулись в другой клуб. Там не играл хаус – только всякие двенадцатидюймовки да ремиксы. Парень за стойкой открыл нам, что хозяин разжился черным мрамором для бара у каменотеса, который делает надгробия, – больше нигде раздобыть не мог – и, если потрогать обратную сторону плиты с краю, где я стояла, можно нащупать надпись. Я сунула пальцы под стойку – и вот она. Мы облокачивались на могильные плиты.
Том отвез нас на такси в такое место, где допоздна подавали еду. На заднем сиденье я почувствовала себя так чудно. Жар то приливал к лицу, то отливал, если я на нем сосредоточивалась, оставляя лишь легкое головокружение. Будто волна какая по мне пробегала, губы немели, а я поворачивала голову то так, то этак, пытаясь разглядеть в зеркальце свое загорелое лицо. Отражение было не тем, какое я ожидала увидеть. Опять накатил жар. Я тряхнула левой рукой и сделала глубокий вдох.
Мы выкарабкались из такси. Прямо возле нас маячил военный мемориал. Я стала громко читать слова, выгравированные на нем: Изер, Лос, Аррас, Лилль, Струма, Вими, Гуль, Монс, высота 60.
– Замечательные кликухи дают здесь людям, – сказала я.
– Прошу прощения? – стормозил Том.
– Клички у этих погибших солдат классные были, – разжевала я.
– Это не клички, а названия мест сражений.
– А-а…
Заведение называлось «Рассвет», и мы заняли столик у двери. У них там было странное правило: на каждый фунт, потраченный на выпивку, должно приходиться два фунта на еду. Около пары дюжин нетронутых порций картофеля фри стояло на нашем столике и вокруг, на полу и на свободных сиденьях. Мы все укушались в зюзю. Том пользовался кредиткой, покупая очередную порцию выпивки и картошки, которую я протягивала людям, как только они входили в двери.
Том и Сьюзен сыпали вопросами, а я пожимала плечами, присосавшись к бутылке пива. Они сами себе и отвечали, спорили между собой. Они не рассказывали историй – просто что-то обсуждали.
Когда Сьюзен попросила Тома не тявкать, чтоб она наконец разобрала, что я говорю, прозвучало:
– Одно скажу: там, на курорте, с парой тысяч фунтов, счастье давалось так же легко, как первый вдох утром. – Вот что услышала от меня Сьюзен.
Заря уже занималась, когда мы вышли из этого самого «Рассвета» и пошлепали по улице. Должно быть, мы порядочно отъехали от аэропорта, потому что самолеты здесь летали выше. Галстук Тома сбился набок, а пиджак оказался на плечах Сьюзен.
На пути нам попалась церковь. Я прижала палец к губам, показывая им: тс-с!
Внутри было темно, свечи горели только в глубине, где шла реальная заутреня.
Том и Сьюзен вдруг затеяли обниматься. Пиджак Тома сполз с плеч Сьюзен и упал на плиты каменного пола. Ее задница взгромоздилась на эту штуковину со святой водой. Вошла пожилая женщина и жутко разозлилась на этих двоих за то, что ей пришлось протискиваться за ними, чтобы обмакнуть пальцы в святую воду и перекреститься. Она даже буркнула что-то обжимальщикам на иностранном языке.
Я намочила пальцы и перекрестилась, затем посмотрела в проход, наблюдая за пожилой женщиной: какое колено надо преклонять? Красивый черный священник как раз начинал причащать. На его коже отражалось пламя свечей.
Том и Сьюзен увязались за мной по проходу. Я преклонила колено и скользнула на скамейку. Эти обезьяны сделали то же самое и уселись рядом. Когда народ стал вставать, я поднялась первой, Сьюзен была сзади. Я взяла ее руку.
Перед нами стояли две юные иностранки с рюкзаками. Я смотрела, как облатки ложатся на их маленькие остренькие язычки.
Я встала на колени и, когда священник коснулся моей головы длинным тонким пальцем, закачалась, будто вот-вот в обморок упаду. На долю секунды крепко зажмурила глаза, затем ощутила на языке вкус облатки. Том и Сьюзен и тут собезьянничали, а потом потащились за мной обратно, к подушкам за скамьями. Я встала на колени, крепко-накрепко зажмурила глаза и немного помолилась.
Снаружи совсем рассвело.
– О, это было так жестко, очень-очень тяжело, – все твердила Сьюзен, цепляясь за руку Тома.
Мы перешли дорогу, и я просто стекла на станцию метро. Отдернула занавеску на фотобудке, и мы все втроем, смеясь, втиснулись туда. Том стал выгребать из кошелька фунтовые монеты, а я ссыпала их в подол своей короткой юбки и пыталась засовывать в щель. Замелькали вспышки. Мы покатывались со смеху, строили рожи, изворачивались, чтобы влезть в кадр втроем, прижавшись щеками. Долго так развлекались, пока Том монеты не рассыпал. Я сгребла их кроссовками в кучку и отправила все в щель. Снова запульсировали вспышки.
Сьюзен вывернулась и коснулась моего блестящего колена. Я откинула голову назад, а она поглаживала ее, сидя на колене Тома, так что мои волосы, свисая, касались ее лица. Еще одна рука подобралась и поползла вверх по моей ноге с внутренней стороны. Я почувствовала вкус облатки во рту. Треск, вспышка. Обе мои ладони взметнулись вверх и уперлись в пластиковый плафон лампы на потолке. Сердце у меня бешено колотилось, а Сьюзен проговорила, затихая:
– О боже, это так тяжело.
Я было принялась рассказывать про рейвы Spook Factory, но тут лицо Сьюзен резко побледнело. Изо рта и носа у нее вырвалась блевотина – прямо Тому на туфли. И снова вспышка. Я попыталась поднять Сьюзен, но дотянула лишь до уровня камеры, которая теперь только ее, блюющую, и снимала. Следующий выплеск был такой силы, что ударил в стекло, закрывающее камеру.
