Не обиделись? И правильно. Если честно, с Андрюхой не все так просто было. Явился после отсидки… За спиной пустота, а в спине позвоночник-то еще пряменький, и голосок-басок хуторской… Нынче басок его слышали? Нет! Вот то-то! А поначалу басок, не иначе. Пришлось вразумить, втолковать. И не за один раз.
— Могли бы кредит дать по дружбе. Восстановился бы…
Покачал головой господин Черпаков.
— Нет. Восстановиться — полдела. А расплатиться? Просчитывал я этот вариантик. Невсерьез, но просчитывал. А если совсем честно, позарез тогда нужен был мне верный человек. Ну чтоб не вор. И чтоб полностью под рукой… К тому же не учитываете одного фактика в моей биографии: сколько я в судах-то отсидел, каких человечков насмотрелся. Еще тот опыт! А имея в виду и возраст Андрюхин… Надлом уже был. Хорохорился мужик, да только у меня глаз — что ватерпас, просек я колебание ватерлинии. Признаюсь, поднажал. Растолковал. Что дармовые бабки только раз в жизни могут в обрыв свалиться. У Бога один план про человека. А сатана фокус придумывает по проверке на вшивость. С иностранцами общаюсь, потому последнее время к русскому человеку интерес чувствую. И подметил, что проверку на вшивость русский человек, как правило, не выдерживает. Надламывается. Так что особой проблемы, чтобы из Андрюхи своего человека сделать… Не было ее. Проблемы.
Но можете вернуться, потолковать — увидите, я для него — благодетель. И поколебать не сможете. И хотите знать, почему? За этим «почему» самый главный для вас сюрприз. Деньги копит Андрюха. Как этот, ну, из классики…
— Гобсек?
— Вот! Джинсуха на нем, заметили? Как на корове седло. Купил на распродаже корейскую подделку — дешевка. И так во всем. А на что копит? На домик у моря! Один он теперь, как братец его придурок когда-то. Жена с сестрой в монастырь отшаркали. Был на освящении храма, видел. Монашки не монашки — не поймешь. Головы в платках, глаза в землю, спины горбами. Подошел к жене Андрюхиной. Зря. И узнать не захотела. Так что нет для Андрюхи Рудакина больше родины. С отвратом. Как и брат покойный…
Подпустив холоду в голос, я сказал, в глаза олигарховы глядючи:
— А все-таки не судьба Рудакина поломала, а вы. Не прав?
Пожал плечами, усмехнулся криво.
— Может, и так. Только и так можно сказать, что я ведь тоже в данном случае для него — момент судьбы.
Щедро расплатился с официантом за нас обоих. Изъявил желание подбросить меня до моей «Нивы», припаркованной у редакции. В машине он звонил по сотовому — не общались. Рукопожались равнодушно. Я ему явно надоел.
В деревню Шипулино я въехал засветло. Дождевая хмурь, что все эти дни грязным тряпьем свисала с неба, рассосалась ли, улетучилась, и спицы-протыки солнца, приседающего за сосновым бором, приятно покалывали глаза. Остановил машину напротив бывшего дома-хозяйства семьи Рудакиных. Подошел ближе. Ни одного человечьего следа — так все же почему не растащили по жердочкам и кирпичикам? Местные, допустим, по суеверию, что, мол, не пойдет на пользу. Ну а приезжие, дачники — им-то в чем тормоз? И всякие другие… Полстраны растащили, а рудакинские развалины не тронуты. Даже если б думали, что хозяин вернется, — и это не помеха.
Растащат, решил. Рано или поздно растащат. Потому что противоестественно добру пропадать. Просто пауза…
Вечерняя тишина в деревне особенная. Когда безветрие. Впрочем, если прислушаться… Вот собака пролаяла, и чудом выживший петух проорал… А где-то музыка… Точнее, след от музыки.
А под этот ритм вдруг вспомнилось контрабандой занырнувшее в память:
…а поезд чух-чух-чух,
огни мерцали,
огни мерцали,
когда поезд уходил…
Ну да! И чей же это поезд ушел, чухчухая и мерцая огнями? В слова просятся пессимистически-философские суждения-обобщения. Но я ж не совсем зря прожил жизнь, я знаю позорную тайну пессимизма: он родной брат отчаяния и двоюродный — равнодушия. Порядочному человеку не следует общаться с носителем дурных генов.
Взглядом оттолкнувшись от позаросшего пожарища, впервые за все дни пребывания в деревне вижу за рудакинскими задами воду-озерцо-пруд. Конечно, если яму выкопать, то в этих местах она непременно заполнится водой. Только я вижу и другое: два, нет, вон еще один — рыбаки на бережке. Значит, какая-то рыбица завелась… Говорят, будто бы птицы разносят. Сперва бычок появляется, а потом, глядишь, и карась. Так что завтра утром я хоть на часок, да присяду на Рудакинском пруду и первого же пойманного бычка короную в золотую рыбку, которая душой готова к чудодействию, а не чудит только потому, что никто не знает толком, чего хочет.
