И подушка в которую он дрочил в тот вечер.
Утром он проснулся в холодном поту – Зинка как будто сошла со страниц дневника и перебралась в его сознание. Он нагло задирала платье, показывала свои красивые, стройные ноги и призывно подзывала к себе пальцем – Я передумала. Я приду. Ты всё ещё хочешь меня, милый? …
Да, он хотел. Всё ещё хотел …
Наверное этот проклятый неудачный сексуальный опыт. Первый в его жизни.
Будь он проклят!
И уже через два дня он не выдержал, стал искать номер её телефона в городском справочнике.
Затем вдруг опомнившись, он сказал себе – что я делаю? Из ума выжил на старости? И выбросил найденный номер. Затем снова стал искать его – лихорадочно и жадно. А найдя – снова выкинул. Лишь через 4 дня он позвонил ей наконец. Голос с другого конца провода произнёс – Да, я слушаю.
Всё тот же голос. Голос Зинки.
Чувствуя что у него язык онемел Епистафий признался что это он. И заикаясь спросил – Ты помнишь меня?
А дальше началось что-то странное.
Через столько лет разлуки – она узнала его. И даже обрадовалась почему-то.
Сначала поговорили про школу, потом про старых одноклассников, даже вспомнили Петьку – он теперь стал профессором.
А когда переговорили обо всем, то перешли к разговору о семьях – Зинка была разведена. Воспитывала двух детей.
Она говорила охотно и много. Через час у них было такое чувство как будто они не расставались всё это время.
И лишь одно слегка мучило его …. он не знал как она стала выглядеть теперь, как изменилась. Лишь слышал её голос который совсем не изменился. И воображал её такой же – восемнадцатилетней девушкой.
Наглой и красивой.
Но что-то изменилось … через 35 лет разлуки – он вдруг чувствовал что она стала вполне доступна ему. Только позови … и придёт. Это волновало кровь снова – как тогда, в молодости.
Исправить свой первый сексуальный опыт?
Может это поможет ему в дальнейшей жизни?
Но как бы это проверить?
И не выдержав он тихо произнёс:
– Можно я приду к тебе? Я ведь тоже одинок … как и ты …
Зинка минуту молчала, а потом так же тихо ответила – приходи.
Сердце застучало громко и часто.
Положив трубку Епистафий схватился за голову – вместе с радостью пришёл и ужас – Что я делаю? У меня есть жена, дети …
Однако ответ нашёлся сам собой (он всегда умел успокаивать себя) – я выполняю то что написал в дневнике.
Это не я виноват. А он.
И хотя в дневнике не было указания трахнуть Зинку а лишь набить набить морду Петьке – но без разницы. Всё это пришло оттуда, из дневника.
Это он виноват проклятый.
Так что прочь угрызения совести!
Это ты виноват- тот юноша, чья фотография выпала из дневника. Это он ждал его появления столько лет. И это он просит его сделать это.
– Я обязан просто трахнуть Зинку и набить морду Пете. Ведь тогда, в молодости – я верил что исполню это.
Вот и выполняю.
Лицо на детской фотографии вдруг злорадно улыбнулось… или это ему показалось? Он с ужасом поднёс фотографию к свету но там было всё по прежнему – юный мальчик с большими, чистыми, светлыми глазами … в которых сейчас – была ещё и надежда. На него, Епистафия.
Свободный день у него был только в воскресенье, когда дети и жена были на даче.
Поэтому выполнить оба приказа из дневника – нужно было в один день.
Но что сначала – трахнуть или дать в морду?
И если Петька даст сдачу, то как он пойдёт на свидание с разбитой физиономией?
Про Петьку он выяснил что тот сейчас профессор и заведует кафедрой теоретической механики в местном университете.
Так и не решив с чего начать, в воскресенье Епистафий встал пораньше, одел свой лучший костюм.
– Узнаю ли я Петьку? – Волновался он. Но ещё больше его волновало – Встанет ли у меня на Зинку? Ведь я уже далеко не мальчик…
Впрочем если Зинка не сильно изменилась – то встанет наверняка.
Уверяя себя что так и будет он направился на базар – купить цветы ей.
Выбрав самый большой и красивый букет он уже решил – сначала пойду к Зинке, как вдруг увидел что какой-то бомж выложил на землю кучу детских игрушек – среди них пистолетики и автомат похожий на израильский УЗИ.
Чёрный, металлический.
Он и понравился ему почему-то.
Присел на корточки, повертел в руке – как настоящий. Может купить? Ведь почти даром.
– Да забирай!
Расплатившись он уже вставал с корочек как вдруг разделся противный треск – между штанинами порвались брюки.
– Вот черт! – Выругался Епистафий. Положив автомат себе в кулёк он осторожно пошёл к выходу базара – краем глаза заметил своё отражение в витрине гастронома – между ног, в том самом месте где разошлись штанины – предательски белели трусы (он надел самые лучшие по случаю свидания).
Пришлось сдвинуть ноги и идти виляя задом.
– Наверное смешно получается … – подумал и оглянулся. Что за черт! На него смотрели все кто был рядом. И улыбались. А бомж который продал ему автомат – вообще привстал от удивления. И почему-то крикнул вслед – До свидания, сладенький …
– Я стал похож на пидора? – С ужасом подумал Епистафий. Но выхода не было – пришлось идти и вилять задом как девица на помосте. При этом огромный букет в его руках – не добавлял мужественности.
Шедшие навстречу мужики почему-то улыбались, двое подмигнули как-то странно, а какая-то мамаша с ребёнком закрыла тому глаза и укоризненно сказала Епивстафию – постыдились бы гражданин….
Какое невезение!!! … – Думал он с отчаянием- Что это?? Или он, Епифстайи такой неудачник в жизни, или виноват всё тот же – проклятый первый неудачный сексуальный опыт. Который ломает всё до сих пор в его жизни.
Всё было кончено. Планы рушились.
Свидание отменялось.
– Опять … опять …
Злость вдруг хлынула на него потоком….
Выругавшись он остановился, кинул букет в урну.
– Как же глупо … как стыдно
И вдруг он вспомнил … отшатнулся как от удара – слово "стыд" …. однажды ему уже было очень стыдно перед всеми. Это было давно. Там, в спортивном зале …
Злость переполняла и наливала его ненавистью ко всему, отравляя кровь и сознание.
Неожиданно он круто повернулся и направился в сторону института.
– Если я сейчас не дам ему в морду то не дам никогда. И виляя задом как болонка он вошёл в холл института. Ни обращая ни на кого внимание начал подыматься по лестничной клетке.
Недоуменные взгляды … студенты расступаются перед ним и показывают вслед пальцами. А он чувствуя что штанины разрываются всё больше – лишь ещё сильнее вилял задом.
И плевать ему было на всё – на студентов, на свою походку, на свой стыд …
Наконец нашёл кафедру теоретической механики, остановился в коридоре. Ждать пришлось недолго … вскоре увидел знакомое лицо – Петька! Не сильно изменился.
Он вышел из аудитории вместе со студентами, высокий седой мужчина в строгом костюме и в очках в золотой оправе. С чёрным дипломатом в руке который важно покачивался в такт его походки ..
И тогда Епивстафий сделал шаг и оторвался от стены ..
Дальше – всё происходило очень быстро, и запоминалось ему как во сне.
Как рассказывали потом очевидцы – в момент когда профессор подходил к деканату, какой-то старый пидар подскочил и ударил профессора в лицо, а затем выкрикивая грязные ругательства ещё попинал лежащего ногой.
Дипломат профессора куда-то отлетел, очки сломались … а пидор всё копал и копал его ногами в коридоре. Когда начали сбегаться на помощь студенты – он вытащил из кулька автомат и с криком "Аллах ахбар" стал удирать из института, виляя задом как проститутка.
Профессора все любили но идти на автомат никто не решился. В итоге проклятый пидор – сбежал.
Так и записали в протоколе.
Самому Епивстафию – всё произошедшее запомнилось смутно, скорее как обрывки ужасного сна.
Он вернулся домой лишь через два часа.
Снял проклятые штаны, принял ванну.
Лишь вечером полностью пришёл в себя. После чего способность мыслить и анализировать – вернулась снова к нему.
Он сидел на диван и грустно думал … – кажется Зинку я так никогда и не поимею? А ведь так хотелось! Так мечтал прошлой ночью …
Он лёг на диван и непроизвольно начал снова вспоминать Зинку – в белом платье, на выпускном вечере. Такой какой она была когда-то. Красивой, весёлой. И такой недоступной снова.
И вдруг как тогда – его правая рука просунулась под одеяло. То ли от отчаяния. То ли от боли.
Ведь много лет назад – так уже было.
И вот теперь – всё снова повторилось.
Зинка снова стояла перед ним – красивая, наглая, стройная и смеющаяся с него, – как же больно ты делаешь мне! И его рука вдруг стала дрочить – незаметно для самого себя. Но уменьшая боль …
Первый раз кончил. И подумал – а чего это я так взволновался ею? Кто знает какой она стала сейчас?