Джоди ковыляет к двери парадного. Каждый шаг отзывается в ней мучительной болью.
У самого входа Джоди замирает и «изготавливается», по ее собственному определению. Она ведь в состоянии слышать даже формы предметов, если сосредоточится. В квартире кто-то есть - доносится негромкая музыка в стиле «индастриал» и шорох. Кто-то танцует - и не великан собой. Это девчонка - Эбби-Натуралка.
Где же, черт его дери, Томми? Куда он успел намылиться - и пяти минут не прошло, как зашло солнце?
Джоди стучит. Ритм движений наверху не меняется. Джоди колотит в металлическую дверь. Никакой реакции.
Блин, соплюха нацепила наушники и ни хрена не слышит.
По телу Джоди пробегает дрожь. Не от холода, просто в ней поднимается ярость. Тело требует пищи, чтобы залечить ожоги.
Доселе Джоди проделывала это всего раз и не уверена, получится ли у нее. Но как еще попасть в квартиру, не ломать же бронированную дверь? Джоди собирается с силами - как ее научил старый вампир - и сама видит, как контуры ее расплываются. Красавица превращается в туман.
Моне разгримирован, он уже не статуя. Теперь у него другая роль - окольцованного распальцованного отмороженного крутого рэпера-пахана, жаждущего мести и готового на все. В середине дня он не выдержал, плюнул на деньги и уполз в свое логово - снять грим и зализать раны. Его сегодня опустили - какой удар по самолюбию! Но ничего, позовет корешей, Пи-Джея и Флая, и вместе они разберутся с бронзовым мудилой - если только статуй еще на месте и не смылся по-тихому.
- При волыне? - спрашивает Флай, поправляя бандану.
У него «хонда-сивик» десятилетней давности. Прибамбасы стоят дороже, чем сама машина. Зато блестит.
- А? - не понимает Моне.
- Оружие взял? - вопрошает Флай хорошо поставленным актерским голосом.
Прямо Королевская Шекспировская труппа.
- А то. - Моне вытаскивает из барсетки небольшой пистолет (настоящий «Глок»!) и демонстрирует Флаю.
- Спрячь наган, черножопый, - подает с заднего сиденья голос Пи-Джей.
На нем комбинезон водителя компании «Фет Фарм», размера на четыре больше, чем надо.
- Как скажешь. - Моне послушно запихивает оружие обратно в барсетку.
Пистолет он взял напрокат в Хантерс-Пойнте у настоящего бандита - с условием, что через два часа вернет, а то ему насчитают еще двадцать пять баксов.
Гангстер также заставил Моне поклясться, что фирменных цветов банды актер использовать не будет. Пи-Джею пришлось лезть в сеть и выяснять в «Гугле», какие у разных банд отличительные цвета. Остановились на оранжевых банданах. О своих правах на этот цвет ни одна группировка вроде не заявляла.
- «Убийцы-дорожники не берут заложников» - погоняло что надо, - предлагает Моне.
- Ты че? «Головорезы-ребятки из апельсинной палатки», в натуре, - не соглашается Флай.
- Ща разберемся. - Глядя на жесты Пи-Джея, можно подумать, что он глухонемой.
- «Рыбки золотые - молодчики лихие».
- Слышь, лох, до того глупо, что даже и не заметно, - высказывается Моне.
- Пойдет? - интересуется Флай.
- Ты лучше войди в образ, лох.
Актер из Флая никакой. Да и из остальных какие бандиты? Пожалуй, следовало нанять настоящих гангстеров. А то Пи-Джей еще запутается в своих необъятных штанах и испортит все представление.
- Приехали, - констатирует Флай, выкатывается на тротуар Эмбаркадеро и подъезжает прямо к зданию паромной переправы.
- Это он?
- Он самый, - отвечает Моне.
На набережной ни души. А конкурент стоит себе не шевелится.
- Запомните, - просвещает приятелей Флай, - идите шагом. Не торопитесь. Просто шагайте, будто все время на свете ваше.
- Да, да, да, - оживленно произносит Моне.
Они с Пи- Джеем выходят из машины и вразвалочку направляются к бронзовой фигуре.
Вот ведь зараза. И не шелохнется.
У самой статуи Моне достает пистолет.
Бам- м-м!
Пуля со звоном ударяется о бронзовый лоб.
- Ух ты, - удивляется Пи-Джей.
- Мудила-то и вправду памятник.
Моне трижды стучит по бронзе. Слышится звон.
- Да уж.
- Гляди-ка, у него денег - полные шлепанцы.
- Так забери их, болван, - толкает приятеля Моне.
- Ты не очень тут. Мне статуй ничего плохого не сделал. В отличие от тебя.
- Замолкни, - злится Моне.
Пи- Джей пригоршнями выгребает деньги из пластиковых стаканов и рассовывает по карманам.
- В натуре, - говорит Моне.
- Давай-ка дотащим голубчика до машины.
Пи- Джей подставляет плечо и пытается приподнять изваяние. Моне прячет пистолет в карман и заходит с другой стороны. Статую они передвигают на метр-полтора, не больше. Все, пора перевести дух.
- Тяжелый, параша, - выдыхает Пи-Джей.
- Тащите, ребята! Подать его сюда! - орет Флай, высунувшись из машины. Совсем вышел из образа.
- Твою мать! - Моне ужасно стыдно.
Вся затея обернулась какой-то дурацкой стороной.
А за прокат пушки он зря, что ли, платил?
Моне вытаскивает пистолет и стреляет в истукана.
- Блин, - дергается Пи-Джей. - Совсем крыша поехала?
- Скот сам напросил…
- Речь Моне вдруг обрывается не полуслове.
Пи- Джей оглядывается. Из отверстия на теле статуи выплывает струйка дыма и сгущается в руку, каковая и хватает Моне за горло. Пи-Джей бросается бежать, но что-то цапает его за капюшон комбинезона и резко дергает назад. Слышны кашель и хрип. Шею Пи-Джея пронзает боль, и голова делается легкая-легкая.
Последнее, что он видит, это Флай, исчезающий в недрах «хонды».
Исторические записки Эбби-Натуралки,
новообращенной услужающей Порождений ночи
На колени, жалкие смертные, мелочь пузатая! Да ослепит вас моя благородная чернота! Я ваша повелительница, дневнюки, ваша царица, ваша богиня! Я сопричислилась! Я - Эбигейл фон Натгарлих - носферату! Так-то, шушера!
Или типа того.
ОГ! Было так круто - типа кончить два раза подряд, когда рот полон леденцов и колы. Я была в мансарде, в ушах - наушники, на «эмпетришнике» - последний альбом «Dead can Dub» - «Death Boots Badonka Mix». В кафешке скачала. Трансцендентально! Приход! Меня закинуло в древний римский храм, где каждый гнулся в ледяном сладострастном танце. Некоторые па мне нужно подработать - и я вскочила на кресло и дала себе волю.
(Жду не дождусь, когда смогу подрыгаться с Джаредом под этот новый диск. Он прямо кайф ловит, как я двигаюсь. Я люблю танцевать с гомиками. Если они от тебя торчат, можешь спокойно считать, что это комплимент, а не программа действий. Джаред говорит, если бы я была парнем, он бы хромосомы хавал только у меня. Он такой милый иногда.)
И тут из- под двери в комнату поплыл дым.
Вынимаю из уха один наушник и говорю:
- Ну ни фига себе, на лестнице пожар. Черного входа-то нет. Закоптишься вся, пока выберешься.
Тут дым встает столбом, а у столба вырастают руки и ноги. Стремглав мчусь в ванную и запираюсь. И не потому что испугалась - я холодна и невозмутима. Просто когда типа блюешь и некому тебя подержать за волосы и утешить, что это все из-за дури и сейчас пройдет, лучше запереться где-нибудь и постараться оценить положение.
Дверь ванной разлетается в щепки. На пороге возникает Графиня, совершенно голая. В руке у нее зажата дверная ручка. Смотрится круто, только с ногами у нее что-то не то. Обожгла, что ли? Сгноила?
Я такая:
- Имущество-то на говно пошло.
А Графиня хватает меня за волосы, прижимает к себе и кусает за шею, вот так. И совсем не больно. Неожиданно, это да. Типа просыпаешься в зубоврачебном кресле, а дантист вылизывает тебе одно место. Ну, не совсем так, мистики побольше. Но все равно внезапно. Прямо как гром среди ясного неба. (Болеть немножко болело, но совсем не так, как когда Лили попыталась проткнуть нам соски циркулем из кабинета геометрии, а кубик льда был в качестве обезболивающего. Брр!)
От Графини несло горелым мясом, и я попыталась ее оттолкнуть, но конечности у меня словно парализовало. Или придавило. Типа меня погребли заживо. Смотрю и ничего не могу поделать. И голова такая легкая.
Короче, все, сейчас кеды отброшу. И тут мерзавка меня отпускает.
И типа:
- Спустись и принеси мою одежду. Она на тротуаре валяется. И завари кофе.
Ну, я такая:
«Минуточку. Я только что лишилась невинности. Я уже не целомудренная смертная. Надо бы это дело перекурить. Или хоть вытереться».
Но вслух я говорю:
- Ладно.
А все почему? Ожоги Графини стали исчезать прямо у меня на глазах. Есть чего пугаться. То с бедер прямо мясо свисало, а то - раз! - и ничего нет.
Короче, спускаюсь вниз, а на улице какой-то бродяга уже роется в ее одежде. Трусы нюхает, все такое. Ну, если надо помочь бездомным, я всегда первая.
- Трусняк забирай, - говорю, - только никому не рассказывай.
(Превосходство над простыми смертными уже сказывается. Все должно быть чинно-благородно, даже когда общаешься хрен знает с кем. Noblesse oblige
