Досталось мне не сильно, все же первоклассник.
Утром вышел во двор и направился в то место, куда вчера забросил свое сокровище. Стою возле могучего каштана и вижу, висит мой чулок, намотанный на ветку. Высота метров пять всего, но не залезть. Поднялся ветер, чулочек затрепыхался, как будто вот-вот размотается и упадет. Я прождал часа полтора. Не падает. Повыходили во двор ребята, я не хотел выдавать свой секрет на дереве. Ушел с тяжелым сердцем. На следующий день полдня стрелял по чулку из рогатки, даже пару раз попал, но висит, сволочь. Целыми днями я фантазировал, что там может быть? Близко локоть, да не укусишь. Со временем, я стал ходить к каштану не каждый день... В пятом классе мы переехали на новую квартиру. Прошло много лет. Я уже давно жил в Москве. В прошлом году я приехал в город детства по делам, ну, понимаешь, ностальгия, воспоминания накатили, и пошел я в свой старый львовский двор. Каштан на месте. Я стоял и смотрел на свое неведомое сокровище и понимал, что чувствует Кощей Бессмертный, глядя на ларец, в котором утка, яйцо, и так далее. Чулок висел уже тридцать пять лет... Поднялся ветер, чулочек затрепыхался, как будто вот-вот размотается и упадет, но я меньше всего на свете хотел, чтобы он упал.
- Ты шутишь? Это что за чулок такой, который не истлел за столько времени? Хотя, в СССР делали качественную синтетику. Это был… э-э-э… семьдесят шестой год, ведь? Я тогда тоже была первоклашкой. Моя мама носила капроновые чулки. Но самая лучшая синтетика была в Америке.
- Не факт. А ты знаешь, что в Америке не принято заботиться о своей внешности? Если вдруг заметят, что ты, скажем, выглядишь слишком ухоженным, то подумают про твою сексуальную озабоченность. Женщинам приходить на работу с косметикой на лице не рекомендуется. Хотя, это допускается на праздничных мероприятиях.
- Да ты что? В самом деле? Вот странно! А что еще у них не принято?
- А еще… Н-ну… На обычных американских пляжах мужчинам не следует носить плавки. Это должны быть специальные купальные шорты по колено длиной. А для женщин абсолютно не допускается топлес. Сразу будет привод в полицию в наручниках. Даже девочкам, маленьким, двухлетним, нужно быть с закрытой грудью. Кстати, так же и в Европе.
- А я слышала, что там не везде можно носить джинсы.
Олег глядел на нее сквозь сигаретный дым круглыми зеленовато-синими глазами, которые меняли цвет и становились прозрачно-золотистыми, словно майский мед, и в них таяла оглушающая нежность. Он произнес низким глуховатым голосом, но казалось, что говорил он о другом, о чем-то особенном, сокровенном… И сказанная фраза не имела ровно никакого отношения к тому, о чем он думал:
- На Западе во многих местах запрещают носить джинсы.
- Смотри, уже рассвет! Как красиво за окном… Пошли на лоджию?
Они вышли, и облокотились на перила. Высотки были окутаны прозрачной розоватой дымкой, над ними медленно плыли золотистые облака, нежно подсвеченные первыми лучами восходящего солнца. В самом низу изумрудно искрились верхушки деревьев. Гомон птиц и звуки оживающего города наполняли воздух.
- Ты когда-нибудь путешествовал? – спросила Катя. – Небось, в Америке бывал, раз знаешь некоторые нюансы той жизни.
- И в Штатах, и в Японии, - отозвался Олег. – Я же одно время был менеджером по торговым связям, а потом – мелким предпринимателем.
- Расскажи про Японию, - попросила Катя.
- Да, там со мной произошел курьезный случай. Я ведь отправился туда не один, а с дамой. И вот решил блеснуть перед ней, и пригласил в довольно дорогой ресторан. Взяли меню, сидим, рассматриваем незнакомые буковки, иероглифики. Ну, и как обычно - ориентируемся в основном на цены. Вдруг, хоп... блюдо, а напротив цена - пятьсот баксов! ОГО! Ну, мы и подумали, что за такие деньги это будет нечто супер крутое и потрясно вкусное! Подзываем официанта, тычем пальцем в строчку. Официант спешно убегает в сторону кухни, и через тридцать секунд выбегает из дверей уже с поваром. Тот начинает вокруг нас прыгать и суетиться. Через пять минут приносят большое накрытое блюдо. Мы в предвкушении переглянулись. Шеф-повар с загадочным лицом потянулся к крышке блюда... мы затаили дыхание... смотрим на тарелку, а там - в залежах овощей, травок и пряностей ползает здоровая, сантиметров в пятнадцать, жирная гусеница. Ой! Мы, конечно, знали, где мы находимся, и что ожидать от этих товарищей можно чего угодно. Но чтобы вот так откровенно!.. Пока мы недоуменно переглядывались, и каждый в голове обдумывал увиденное - гусеница нагло стала пожирать овощи, разложенные по тарелке. Такого хамства мы не ожидали! Я, чтобы мне досталось хоть что-то, неуклюже стащил с пока нетронутого угла какую-то травину. Мы смотрели на гусеницу, повар смотрел на гусеницу, стоящий сзади официант тоже смотрел на гусеницу. Все молчали. А жирная тварь в это время слопала уже почти половину овощей. От таких раскладов в голове у меня помутилось - есть хотелось, было жалко денег... и в момент, когда гусеница принялась за очередной кусок помидорины, я резко взял вилку и - хыч! Я решился! Ну, правильно, - не пропадать же такой куче долларов! Вилка вонзилась в голову гусеницы. Вслед за «хыч» послышался грохот падающего в обморок шеф-повара и изумленный писк официанта. Оказывается... эта гусеница - очень редкое существо, которое выращивают до такого состояния лет семь. Стоит это насекомое очень дорого, а едят вовсе не его. Деликатесом считается то, что, слопав овощи, гусеница тут же начинает выделять. Вот именно её испражнения и стоят пятьсот баксов и считаются жутким деликатесом! А я её вилкой в башню - хыч… Повара откачивали и приводили в чувства очень долго. Нашему русскому человеку в голову не пришло бы лопать экскременты гусеницы, еще и платить за это пятьсот баксов.
- Ха-ха-ха! Ну, насмеши-ил! – расхохоталась Катя. – А вообще-то, мне жаль бедную гусеницу, она тебя угостить собиралась, а ты ее так зверски замочил. Убийца!
- Ой, я грешник, каюсь, каюсь! – сокрушенно произнес Олег. – Убил невинную тварь.
- Слушай, у меня проявился аппетит. Чаю хочу. Самого изысканного. Идем, я попрошу Валю заварить «дахунпао».
- А это что еще за зверь?
- Это не зверь, а чай, причем, самый дорогой в мире. Переводится как «Большой красный халат». Получают его из листьев шести кустов, которые растут возле монастыря Тяньзинь в Китае. Каждому из растений больше трехсот пятидесяти лет, представляешь? Вкус и аромат просто потрясающий, вот увидишь. Я обычно никого не угощаю, пью сама.
- А с чего мне такая честь? – улыбнулся Олег.
- Такова уж моя прихоть, я вообще вся такая внезапная, вся такая непредсказуемая, - хохотнула она.
Черно-золотой чайный сервиз сиял на белоснежной скатерти. Чай был действительно необычайно ароматный. Катя поглядывала на Олега блестящими глазами, наливала напиток на блюдечко и по-детски, с прихлебом, пила. Она дурачилась. Олег смотрел на нее со слегка покровительственной нежностью, и рассуждал:
- Купил позавчера «Норвежский лес» Харуки Мураками, читаю. Очень печальная книга, несмотря на то, что грустных моментов там не так уж и много. Гораздо меньше, чем разговоров про секс. Но атмосфера всепоглощающего уныния, безысходности, образ сырого леса с тяжелыми серыми облаками от горизонта к горизонту не исчезают. Они появились буквально с первых строчек, еще непонятных, с незнакомыми героями, но уже тогда я чувствовал, что хорошего конца можно не ждать. Сейчас мне осталось страниц семьдесят.
- А мне Мураками не нравится, - заявила Катя. – Ну, модный писатель, ну, прочла я его «Дэнс, дэнс, дэнс», ничего особенного.
Она потянулась за пирожным. Тут запел ее мобильник в глубине коридора. Валя быстро поднялась с места, и принесла телефон.
- Алло, это вас из полиции беспокоят, инспектор Кармышев. Ваш номер был забит в памяти сотового аппарата неустановленного лица. Скажите, являетесь ли вы его родственницей?
- Кого, неустановленного лица? – спросила Катя со смешком. – Судя по высветившемуся номеру, это явно телефон моего мужа.
- Вы можете сейчас подъехать в морг для опознания тела? – продолжал все тот же бесстрастный голос.
- Диктуйте адрес морга, - выдавила из себя Катя, и выронила трубку. Она согнулась, схватилась за живот, и тут же заорала от острой боли. Через минуту она потеряла сознание.
Очнулась уже в палате. Все происходящее показалось ей ирреальным, рассыпающимся на фрагменты, на диалоги.
Она видела себя словно со стороны:
- Ты новенькая?
- Да.
- Тебя оперировать будут?
- Не знаю.
- На твоей койке Аня лежала, вчера выписали. Она прикольная такая, ей операцию хорошо сделали, все нормально.
-А тебе?
-Что?
- Ну... операцию...
- Не, обошлось. Боишься?
- Нет.
- Врешь.
- Вру. Я не знаю, что со мной. Живот болит. Может, аппендицит?
- Хочешь, уголок загну?
- Чего?!
- Ну, уголок постели - на быструю выписку, мне Анька так загнула, я завтра ухожу, да ты в детстве-то в больнице хоть лежала?
