Ему хотелось позвонить Джун Меркатор. Ему хотелось увидеться с ней, произвести на нее впечатление. Это желание было непреодолимым, и он решил, что из-за звонка Автора ему нужна женщина, которую он сделал вдовой. Ему нужна Джун Меркатор.
Он сказал Джан, что должен поговорить с Левисоном. Она соединила его с Силией, а та – с Левисоном.
– Мне только что рассказали сюжет, – сказал Гриффин, – и я думаю, что если мы за него не возьмемся, это сделает кто-то другой.
– Сначала надо его послушать.
– Живет маленький мальчик, тысяча девятьсот пятьдесят седьмой год, ему десять лет, и он увлечен героем Хопалонга Кэссиди, чей сериал закрывается. Герой кончает жизнь самоубийством, но вместо того, чтобы отправиться в ад, попадает в Ковбойский рай.
– Я правильно понял? – перебил его Левисон. – Сорокалетний мужчина и десятилетний мальчик?
– Это не все.
– И они отправляются на Запад, так?
– Так.
– Забудьте об этом. У меня аллергия на лошадей. Что-нибудь еще?
– Нет, – сказал Гриффин.
– Ну, тогда ладно.
Джан просигналила, что на линии Марла Холловей.
– Привет, Марла.
– Гриффин, я так рада. Правда Дэнни просто потрясающий? Разве «Ковбойский рай» не самая блестящая идея, какую вы слышали? Великолепно, что вы собираетесь предложить ее Спилбергу.
– Марла, Левисону идея не понравилась. Мне жаль. Я вынужден дать обратный ход.
– Пусть Дэнни с ним встретится.
– Марла, нет. Ничего не выйдет. Скажите Дэнни, мне жаль.
– У него есть другие идеи, – сказала Марла. – Послушайте их.
– Я сейчас занят, Марла. Я дам вам знать, когда у меня будет время.
Он сделал все, что мог. Левисон завернул идею. Что ж, это его право. Он потратил время на обед, он отменил встречу с действительно важными людьми. Он убил человека, а Автор по-прежнему отравляет ему жизнь. Тогда следует о нем забыть. Пусть он звонит или не звонит, пишет или не пишет, стреляет или не стреляет в него, но Гриффин не будет искать с ним встречи, не будет помещать для него таинственных объявлений в «Верайети», не будет пытаться установить с ним мысленный контакт, не будет думать о нем или даже не думать, как в детской игре, когда говорят: «Не думай о слоне». Он всегда побеждал в этой игре, он знал, как не думать о слоне. Это было просто. Просто нужно было сосредоточиться на том, что вокруг.
Он позвонил Джун Меркатор и услышал автоответчик. У него было десять секунд, чтобы решить, оставить сообщение или повесить трубку.
– Это Гриффин Милл, – сказал он. Он не знал, что еще сказать, но отступать было поздно. Если аппарат реагировал на голос и если Гриффин не скажет что-нибудь прямо сейчас, тот решит, что повесили трубку, и его сообщение будет оборвано, что произведет плохое впечатление. С Джун Меркатор он должен быть уверенным в себе. Никаких колебаний или неловкостей. – Позвоните мне в офис, если можете. Если не сможете, вот мой домашний номер.
Повесив трубку, он стал думать, обрадуется ли она, что он оставил номер домашнего телефона. Это было так интимно. Нет, скорее всего, она решит, что у него есть новости о Дэвиде Кахане. Она подумает, что он говорил с полицейскими. Он совершил ошибку. Когда она будет ему звонить, она будет думать о человеке, которого он убил. Он надеялся, что она позвонит попозже. Чем позднее, тем лучше. Он будет говорить усталым голосом, немного сонным. Ему будет слишком уютно в постели, чтобы говорить бодрым деловым голосом. Он будет говорить тихо, с небольшой хрипотцой, давая ей понять, что он приносит удачу всем, кто его окружает. Он начнет ее соблазнять.
Позвонил Левисон, чтобы позвать на экстренное совещание. Режиссер сломал ногу, и требовалась срочная замена. Гриффин стал обзванивать крупные агентства из кабинета Левисона. Он должен был узнать, кто на хорошем счету, кто свободен, кто может приступить к работе через три дня, кто согласится на приемлемое вознаграждение и кто подпишет контракт, не привлекая, как это обычно бывает, кучу консультантов. Гриффин знал, что, будь Ларри Леви на месте, Левисон, наверное, позвал бы его. Выпал шанс покрасоваться. Под пристальным взглядом Левисона Гриффин договорился о режиссерском гонораре за десять минут.
В тот вечер он ужинал в «Мортоне» с австралийским продюсером. Когда Гриффин проходил к своему обычному столику у стены, на него оборачивались. Он пожал несколько рук, был представлен чьей-то жене. Люди улыбались ему. Энди Сивелла был в баре. Увидев Гриффина, он подошел к столику.
Гриффин познакомил его с австралийцем.
– Не забудь, Гриффин, завтра. Не вздумай отменить. – Потом он обратился к австралийцу: – Сколько раз он назначал дату этого ужина?
– Это вторая попытка, но в первый раз я был вынужден отменить встречу в последний момент.
– Тогда вы круче, чем он. Нам стоит заняться бизнесом.
Австралиец покраснел. Он был сбит с толку. Сивелла взял инициативу в свои руки:
– Послушайте, мне все прощается, потому что я в основном занимаюсь рок-н-роллом.
Вошел Левисон с женой и адвокатом Тэда Тернера.[30] Они заняли столик рядом с Гриффином. Левисон понял, что у Гриффина деловой ужин, и пропустил обычные светские любезности.
Австралиец хотел, чтобы студия поучаствовала в финансировании пяти фильмов в течение двух лет. Студию интересовало это предложение. Гриффин должен был выяснить все, что касалось сюжетов и актерского состава, убедиться, что австралиец собирался снимать фильмы, которые понравятся публике, что кинозвездам будет кого играть, что эти роли принесут безусловный успех. Гриффин думал о Ларри Леви, который должен был вскоре возвратиться, и решил, что сейчас даст обещание австралийцу, а завтра – Сивелле. Леви ожидает, что Гриффин не будет брать обязательств по новым проектам, пока все не уляжется. Но если Гриффин не даст ответ австралийцу сегодня, проект может уплыть из рук. Какая разница, будет подписан контракт или нет! Переговоры займут не менее трех месяцев. Главное – это выбить Леви из равновесия.
Когда они пожали друг другу руки на стоянке, у австралийца было ощущение, что дело выгорит. Гриффин посмотрел, как он уезжает на взятой напрокат машине, и поехал домой, думая только о своем автоответчике и о том, звонила ли ему Джун Меркатор.
Она звонила около девяти и просила перезвонить ей в любое время, когда он вернется. Итак, он ее встревожил. Это напомнило ему о Дэвиде Кахане, а по ассоциации – об Авторе, но он направил эти назойливые мысли туда, где пылились разрозненные воспоминания, например о здании, которого он не видел двадцать лет, или о каком-то событии из его школьной жизни. Такие образы иногда всплывали в памяти, но потом снова исчезали.
Было десять тридцать. Он начал набирать ее номер, но положил трубку. Он принял душ и стал бриться, но потом сообразил, что был вечер, а не утро. Он добрился, лег в постель, включил телевизор, посмотрел новости, а потом, когда было уже одиннадцать, позвонил ей. Она подошла к телефону, зная, что звонит он. Поздний звонок ее не удивил. Может быть, она не ложилась спать, а может, она каждый вечер висит на телефоне. Вряд ли.
– Меня весь день не было дома, – сказала она. – Друзья пригласили меня в музей, а потом на ужин. У вас есть новости?
Он был готов к вопросу.
– К сожалению, нет. Я подумал, может быть, у вас есть что-то новое.
– Нет.
Нужно было действовать быстро. Он чувствовал себя, как неуклюжий пятнадцатилетний подросток, который звонит самой красивой девочке в классе.
– Я хотел сказать, что если у вас будет настроение, позвоните мне, просто так, чтобы поговорить.
Если он пойдет дальше, то начнет нервничать. Пока она не даст явного сигнала, он ни о чем больше не станет просить. Его поведение и без того должно казаться ей подозрительным. Он что, как пиявка, хочет обернуть ее трагедию себе на пользу? А может быть, она не против поиграть с огнем? Их безусловно тянет друг к другу. Так не сдастся ли она прямо сейчас, в скором времени после смерти Дэвида Кахане, открыв новую страницу желания и дозволенности?
– Я позвоню. Спасибо.
Он взял быка за рога:
– Куда вы ходили – в окружной музей или в современного искусства?
– Смотрели обычную коллекцию в окружном. Там есть несколько неплохих работ Гудзонской школы.[31]
Настал момент покрасоваться.
– Не знаю, политкорректно ли это, но я тащусь от пейзажа девятнадцатого века.
– Я буду хранить вашу тайну, – сказала она.
Теперь настал момент прощупать почву.
– Вы уже вернулись на работу?
– Да. Не могла сидеть дома. Все хорошо. Все очень внимательны ко мне.
Гриффин положил телефонную трубку на подушку и прижался к ней ухом. Его клонило в сон.
– Какие у вас планы?
– Никаких.
– Послушайте, я хочу вас видеть. Не знаю, возможно ли это. Я не знаю вас, не знаю ничего о вашей жизни. Уверен, у вас есть друзья, которые могут помочь вам пережить трудное время намного лучше, чем я. Но мне кажется, что между нами есть какая-то связь, и… – Он дал ей шанс закончить его фразу.
