Когда я впервые отправился в Бостон, чтобы повидать ее, то предстал перед ней с двумя стейками, бутылкой красного вина и котом.
Нортону нравился Бостон (стюардессы, то есть бортпроводницы очень внимательны к маленьким дружелюбным животным), но спортивная журналистка не могла представить себя берущей интервью у Дина Смита,[36] с котом на своем плече, поэтому мы быстро охладели друг к другу.
Я встречался с редактором из конкурирующей издательской компании, которая очень любила использовать слово «диккенсовский». Когда я познакомил ее с Нортоном, она с восхищением отозвалась о его внешнем виде, но допустила ошибку, спросив, не назвал ли я его в честь Нортона Саймона. Сама идея, что кто-то мог подумать, будто я назвал кота в честь самого скучного миллиардера в мире, потрясла меня. Назови она даже Кенни Нортона[37] наши отношения продлились бы чуть дольше.
Неделя прошла в компании модного дизайнера. Вероятно, ее не хватило бы на целую неделю, не встреться мы за несколько дней до Хэллоуина и не признайся она во время нашего первого обеда, что на предыдущий Хэллоуин отправилась на костюмированную вечеринку совершенно голой, если не считать покрывавшего ее тела боди-арта. Почему же она не продержалась дольше недели? Из-за татуировки в виде змеи на ее плече, которую Нортон упорно стремился выцарапать у нее из-под кожи, постоянно набрасываясь на нее ночью. Девушка почему-то посчитала это веской причиной для прекращения нашей недолгой связи.
В свиданиях самой интересной была возможность наблюдать за реакцией Нортона на женщин, которых я приводил домой (или, как в случае со спортивной журналисткой, к которым я приносил его самого). Большинство ему нравились. Как правило, события разворачивались следующим образом: после ужина я приглашал женщину в свою квартиру. Нортон получал вечернюю порцию «Паунс», после чего я знакомил его с дамой. Пока мы обменивались привычными восторгами типа «Ах, какие забавные ушки», Нортон оценивал ее. И если женщина ему нравилась, он принимался тереться о нее головой, причем делал это как заправский обольститель, намекая серьезнее отнестись к моему обаянию.
Пока мы с ней сидели на диване, слушая музыку, разговаривая и пытаясь разобраться, что сулит нам остаток вечера, Нортон — конечно, если он одобрил, — растягивался рядышком и, перевернувшись на спину, принимался пристально изучать нас. Было что-то пугающе притягательное в том, что ему было достаточно лишь однажды встретиться взглядом с моей партнершей и от женских сомнений не оставалось и следа.
Но если Нортону кто-то не понравился, тушите свет. Никаких попыток приласкаться или милых взглядов, брошенных из-за спины. Вместо этого он устраивал беготню по квартире, принимался яростно царапать ножки кровати, а иногда и женщины, а порой доходило и до малоприятной демонстрации содержимого его желудка. Как правило, у нас с Нортоном схожие вкусы в отношении женщин, поэтому, когда его поведение менялось не в лучшую сторону, я на него не сердился. Более того, если не считать царапанье кровати, то мне и самому часто хотелось к нему присоединиться.
Синди и Нортон к обоюдному удовлетворению сумели договориться о том, кто и как из них будет спать. Ни одной из ее преемниц не удалось этого добиться. Особенно Мишель, которая просыпалась каждый час, отплевываясь, хватая ртом воздух и беспорядочно размахивая руками, поскольку Нортон с завидным постоянством продолжал запихивать ей в рот свой хвост. В отличие от своего папочки Нортон был очень привередлив в отношении того, кому позволить по утрам чесать у себя под подбородком.
Когда речь заходила о женщинах, я доверял мнению Нортона, а он доверял мне. Карин была единственной, из-за кого у нас возникли серьезные разногласия.
Она была моделью из Дании. Мы встретили ее в Париже, во время одной из первых поездок Нортона. Двадцать два года, рост — метр восемьдесят два. Самая красивая женщина, с которой мне доводилось беседовать, не захлебнувшись при этом слюнями. Кроме того, она говорила и читала на нескольких языках, была необыкновенно искушенной в делах, обладала великолепным чувством юмора и… В общем, вы уже поняли, я был сражен наповал. Но настоящим чудом было то, что она тоже в меня влюбилась. Жизнь казалась идеальной.
За исключением одной проблемы.
Хорошо знакомый вам член моей семьи решил, что абсолютно не выносит высокую блондинку, которая иногда занимает его половину кровати. Нортон ее ненавидел.
Обычно мой кот не шипит, но на Карин шипел, как змея. И мой Нортон никогда не кусается, но ее он укусил. Ему нравилось дождаться, пока она уснет, а затем прыгнуть на подушку Карин и громко замяукать, пугая ее до смерти. Однажды он написал в ее туфли — и именно тогда, когда она очень спешила на важную встречу.
Я пытался убедить кота, что он не прав. Я уверял Карин, что не могу оставить его в Нью-Йорке, пока сам нахожусь в Париже. Но так и не переубедил никого.
К счастью, мне никогда не приходилось выбирать между ними. Странно, но, выбирая между кем-то, кто мог завоевать титул «Мисс Вселенная» (и, вероятно, провести своего рода простую операцию на мозге в качестве демонстрации своего таланта), и жизнерадостным вислоухим шотландцем, я бы не задумываясь отдал предпочтение своему коту. Возможно, я чуть не погубил его — но он победил. Впрочем, прежде чем до этого дошло, я решил считаться с мнением Нортона, когда дело касается женщин.
Наши первые встречи — они продлились неделю — прошли просто захватывающе. Мы ели в маленьких ресторанчиках, пили отличное вино, я впервые попробовал персиковое шампанское, мы танцевали, прижавшись щека к щеке, и держались за руки в джаз-погребках. Когда я вернулся в Нью-Йорк, мы писали друг другу письма, наши телефонные счета могли поспорить с размером государственного долга, мы планировали встречи в самых экзотических местах.
Дальше наши встречи были такими же сказочными. Мы провели вместе только пять дней, именно на этот срок мне удалось вырваться. А еще в тот раз в Париже вместе со мной оказались два моих друга — Нэнси и Зигги Ольдерман. Нэнси, очень привлекательная женщина с копной темных кудрявых волос, пришла в легкое замешательство, когда, зайдя в мой номер в «Тремоле» на бокал шампанского, обнаружила там белокурую богиню — одетую в нечто, по размеру напоминающее повязку на глаз Капитана Крюка, — разливающую шампанское. А Зиг запаниковал при виде Карин и сказал, что ему на минутку необходимо в ванную комнату. Только вместо ванной комнаты он вошел в платяной шкаф и так смутился, что простоял там целых пять минут в надежде, что мы не заметим.
В мой следующий приезд мы с Карин отправились отпраздновать мое возвращение и наше изголодавшееся по любви воссоединение. Мы не виделись несколько месяцев. Она была все также прекрасна и соблазнительна. А Нортон так же громко шипел при ее появлении в моем номере.
После ужина мы шли пешком по улицам Ле-Аль, держась за руки и целуясь через каждые несколько шагов. Вернувшись в отель, мы сразу поднялись в мой номер. Я приготовился к ночи безумной страсти. И тут она сказала:
— Да, кстати, мой приятель немного расстроен из-за того, что я встречаюсь с тобой.
Невероятно, как подобные заявления способны мгновенно охладить даже самую пылкую страсть.
— О каком приятеле ты говоришь? — спросил я. — Ты же сказала, что давным-давно с ним рассталась.
— Рассталась? — Карин взглянула на меня в замешательстве.
— Ну да. В тот первый раз, когда мы встретились… провели вместе целую неделю… ты сказала, что только что рассталась с…
— Ах это! Мне просто надо было дождаться, когда он вернется в город. Его не было целую неделю. На самом деле я не расставалась с ним.
— А что насчет моего прошлого приезда?
— Он опять отсутствовал.
— Ладно, но почему ты не сообщила мне?
— Думала, что ты не станешь встречаться со мной.
Я принялся расхаживать по комнате, не смея даже взглянуть в сторону Нортона, поскольку был уверен, что увижу на его мордочке ехидную усмешку.
— Как его зовут? — спросил я. — Твоего парня.
— Роберт.
— Чем он занимается?
— Он ортопед.
Если бы он был автогонщиком или модельером международного уровня, я, вероятно, смог бы довольствоваться каким-нибудь тщательно продуманным, пусть и болезненным договором о разделе. По крайней мере я бы спас хоть остатки своей гордости. Но ортопед?
— Откуда… откуда Роберт знает, что мы встречаемся? — поинтересовался я.
— Понимаешь, мне пришлось сказать ему сегодня, поскольку на сей раз он никуда не уезжал.
— И что он ответил?
— Роберт очень вспыльчивый. — Карин пожала плечами.
— Так что он сказал?
— Что-то о твоем убийстве.
— А как у Роберта с чувством юмора?
