— Простите?.. — не понял отец Сомерсета.
Арт вздохнул и откинулся на стуле.
— Мистер Гордон, я прямо сейчас в состоянии перенасытить ваш бизнес сырьем. Вы готовы к этому?
— Я был бы рад, если бы у меня не было перебоев с высококачественной продукцией.
— Последний вопрос, если позволите… В США что, встало ткацкое производство?
— Вы имеете в виду, почему я желал бы заключить контракт с вами, а не с местным предприятием?
— Именно.
— Я оценил ваши сделки на внешнем рынке. Ваша цена в полтора раза меньше той, что запрашивают предприятия моей страны. Даже затраты на перевозку и таможенные платежи позволят мне получать сырье для швейных фабрик дешевле, чем дома. Это одна из глупостей нашей страны, которых и у вас, господин Чуев, верно, хватает.
— Прежде чем дать ответ, я хотел бы уточнить кое-какие детали, Бен… Расчетами займутся мои специалисты, но основные моменты я обязан знать сразу, — помяв пальцами мочку уха, Арт добродушно посмотрел в глаза Гордону-старшему. — Бен… если не касаться вопросов кодификации сырья, на какой коэффициент выгоды перед американскими поставщиками сырья рассчитываете?
— Вы говорите о виртуальном коэффициенте преимущества?.. Я думаю, что один к одному и двум десятым.
— То есть ваша маржа перед самим собой составит двадцать процентов? — Арт быстро вынул из кармана трубку и вывел на ее экран функции калькулятора. Минуту он считал, еще минуту думал.
— Бен, я могу предложить вам следующие условия. Эти двадцать процентов мы поделим пополам…
Сомерсет откинулся на спинку стула и бросил на отца негодующий взгляд. Морозов стиснул зубы и поставил недопитый бокал на стол.
— …и я буду перед вами столь же честен, как и вы со мной. Думаю, что мои позиции добросовестного бизнесмена в ваших глазах от этого только укрепятся. — Арт уложил ненужную теперь трубку в карман и допил вино. — Изучив рынок моих сделок, после того как вас заинтересовал моим существованием мой друг Вадим Морозов, вы сделали вывод, что цена ткани для моих партнеров значительно ниже той, что предлагают вам соотечественники. Но вы не учли того обстоятельства, что мои партнеры помимо приобретения моих тканей оказывают мне массу других услуг. Например, это понижение тарифов оплаты электроэнергии на моих предприятиях в странах, где находятся мои клиенты. В США тарифы на электроэнергию меня не интересуют. И еще не будут интересовать по меньшей мере год, если опираться расчетами на ваш план. В этой связи я не могу найти причин, которые заставили бы меня продавать вам ткань дешевле, чем она стоит на самом деле. Я был убедителен, Бен?
Это был удар по Большому Ваду. Сейчас это поняли все, включая наконец-то и его самого.
Арт не чувствовал удовольствия. Он просто делал дело. Морозов пришелся кстати только потому, что сам ввязал себя в эту историю. Если бы на месте Вада был кто-то другой, план Арта не претерпел бы никаких изменений. Но, несмотря на это, Арт почему-то думал о Ваде. Каково ему сейчас, интересно?
Бизнесмен Чуев знал, что сейчас произойдет. Прежний уговор Вада с Гордоном, в соответствии с которым первый уже выторговал себе два процента комиссионных от каждого будущего поступления в США продукции „Алгоритма“, перестал работать. Американец Гордон мог дать Ваду два процента из расчета двадцати, и он сделал бы это скрипя зубами и скрепя сердце. Но едва очевидный коэффициент выгоды рухнул на половину значения, комиссионные Морозова уменьшились по меньшей мере вдесятеро. Законы математики на этом поле не работают. Здесь властвуют законы бизнеса. Двадцать процентов — шикарно для Гордона. Десять — выгодно, но не шикарно. Уменьши Арт его выгоду до восьми — и тот, не моргнув бы, отказался. Велик риск перемещения продукции по земному шару. Черт его знает, что случится с теми кораблями или самолетами, когда они войдут в зону Бермудского треугольника… Поэтому — десять. Это был предельный минимум. Гордон дал добро, но он уже знал, как объяснить Большому Ваду, что его доля уменьшилась в десять раз. Разве только что не стало ясно, что он не принял участия в работе, а просто свел двоих бизнесменов? За это платят деньги, но не проценты от сделок.
Арт пил вино и был уверен в том, что Гордон выплатит Морозову какую-то сумму, очень похожую на материнский капитал, и пошлет его ко всем чертям.
„Если бы тебя не было тогда в ванной“, — подумал Арт…
И он только что понял, что последние тридцать минут только и делал, что уничтожал будущее Морозова.
Он еще не понял — горько ему от того, что он делал, или приятно.
Он думал о Рите. И о том, как она могла оказаться в той ванной комнате. Как она могла?
— Мы не согласны, — заявил Сомерсет почти сразу, едва прозвучало предложение Арта.
Отец бросил в его сторону тяжелый взгляд, но Артур поднял руку и смягчил жестом удар.
— Бен, я расскажу вам одну историю. Из тех, что подтверждают правоту теории об истине, которую глаголят уста ребенка. — Улыбнувшись, он окончательно разрядил царившую за столом напряженную обстановку. — У меня в Москве есть друг. Однажды вечером он возвращался домой из офиса, и по дороге заехал в детский сад… Ну — „беби гроуп“. И когда они уже подъезжали к дому, его малец, которому три с половиной года от роду, вдруг закричал: „Писать хочу! Есть хочу! Пить хочу! Плохой сегодня день!“ И мой друг подумал: „Вот так петрушка, а ведь он только что объяснил мне мое плохое настроение сейчас“… Быть может, вам стоит подумать?
Гордон-старший покачал головой и покосился на Гордона-млашего.
— Такие заявления, Арт, позволительно делать в три с половиной года, а не в двадцать шесть. Я принимаю ваши условия. В этой папке, — забрав ее с колен, он положил папку на стол, — концепция наших действий. Как я ее вижу. Было бы просто замечательно, если бы вы оценили ее и через месяц, пятнадцатого октября, дали мне ответ.
— О…кей, Бен.
— Но есть одна проблема… — пробормотал Гордон.
— Наверное, это небольшая проблема, коль скоро вы упоминаете о ней уже после того, как мы пожали друг другу руки?
Американец усмехнулся и покачал головой.
— Все зависит от того, как смотреть на эту проблему. Для одной и той же вещи можно подобрать и хорошие слова, и плохие. Все зависит от того…
— …В какой момент эта вещь употребляется, — перебил Артур, которому не пришелся по душе фокус с проблемой. — Я знаю, я читаю Моэма.
— В США весь текстильный бизнес находится в руках Лоры Перриш. Это жена помощника посла в Швейцарии Джорджа Перриша. Ее брат работает начальником отдела таможенной службы США, контролирует морские поставки… Вы понимаете, о чем я говорю?
— Я понимаю. Вы говорите о том, что Лора Перриш посредством своего брата блокирует поставку моих тканей в Соединенные Штаты. Брат Лоры Перриш, жены помощника посла США в Швейцарии Перриша Джорджа, методом формальных придирок будет арестовывать мои товары или задерживать поставки. Я это понимаю. Скажи вы это пять минут назад, разговор не дошел бы до папки.
— Эта проблема — всего лишь предупреждение вас о ее существовании. В конце концов, существуют законы Америки, — поспешил объясниться Гордон.
Арт кривил душой, когда говорил о важности сообщения будущего партнера. Швейцария не была для него проблемой. Значит, не была проблемой и Америка. Пять минут назад он вцепился зубами в предложение Гордона и теперь ослаблять хватку не собирался.
— Я тоже подумаю, как уладить эту проблему, — пообещал он.
Допив бутылку, они вместе вышли из ресторана и уселись в разные машины. Гордоны — в черный „Мерседес“, Арт и Вад — в ожидающий их уже четверть часа „Кадиллак“ Эла.
— Ну, как дела? — поинтересовался Артур у писателя.
— Условия издательства меня устроили.
— Вот и замечательно.
Аэробус с супругами Чуевыми на борту поднялся в небо Флориды с аэропорта Майами следующим утром.
Накануне Арт, Рита, Вад и Эл провели замечательный вечер на берегу Атлантического океана.
Волны лизали пустынный пляж и стволы пальм. Пальмы от этих прикосновений шевелили листьями и что-то шептали. Рита сидела на песке рядом с Артом и крепко сжимала в руке его ладонь. Ей очень хотелось говорить с ним, но она не могла. И не только потому, что в десятке метров от них сидел Эл, вдохновленный договором с издательством и не устающий говорить об этом Большому Ваду. Тот пил пиво из бутылок, молчал и смотрел туда же, куда был устремлен взгляд Арта — в узкую серую линию между красной водой и черным, уходящим вверх и превращающимся в голубое, небом. Где-то там, в неподдающемся логике сочетании несовместимых цветов, таилась истина.
Рита сжимала дорогую ей руку и думала о том, что не все еще испытано. Не все понято…
— Арт, как ты устроишь дело с этим козлом на таможне? — спросила она в самолете.
