– Я – исключение. Именно поэтому я тут и остался. У меня своя великая миссия. Я рассуждаю так: мы наказываем всех богатых, всех судей и чиновников, которые творят беззаконие. На самом деле эту роль должно было взять на себя государство. Но оно отказалось. Вот именно государство только множит несправедливость, издавая законы, которые обделяют бедных. Мы должны заменить его. Мы должны позаботиться о справедливости. Когда люди поймут, что не могут и дальше безнаказанно творить злодеяния, тогда они впредь побоятся высасывать соки из маленьких людей. Поэтому мне приходится быть здесь. Я тут слежу за тем, чтобы эти отчаявшиеся люди не только грабили и убивали, но и воплощали в жизнь идею.
– И это ты называешь справедливостью – угрожать смертью двум молодым рабам? Кому что сделали Тимон с Малхом? Кого они угнетают?
Варавва молчал. Я не отступал:
– Можно ли всерьез думать, что так вам удастся наказать злодеев? Каждый богатый землевладелец живет в своем доме не один – с ним живут слуги и рабы, старики и дети. Если вы подожжете ночью его дом, с ним вместе погибнут невинные люди – не богачи, не угнетатели, не кровососы, а сами притесняемые, обескровленные, эксплуатируемые! Если вы убиваете богача, вам придется напасть на рабов, которые сопровождают его, их вам придется тоже убить. Если вы уничтожаете его посевы, вы тем самым лишаете средств к существованию всех, кто работает и выбивается из сил на его земле. Меня приводит в ужас, что позволяют себе многие люди из моего сословия. Но что изменится к лучшему, если вы начнете применять против нас террор?
Снова на некоторое время воцарилось молчание. Потом Варавва сказал:
– Тут недавно один ушел от нас. Он говорил, как сейчас говоришь ты. Мы с ним дружили.
– Где он теперь?
– Пристал к одному странному пророку, которого встретил однажды, когда ловил в Галилейском море для нас рыбу.
– Скажи, а его случайно зовут не Иисус?
– Ты знаком с ним?
– Нет, я сам никогда не видел его. Но зато я о нем слышал! Я подумал было, что он из зелотов. Его слова о богатых звучат так, как будто не он это сказал, а ты.
– Ты ошибаешься, Андрей. Этот Иисус – сумасшедший! Я еще не встречал человека, у которого были бы настолько извращенные идеи.
– Но разве и он не говорит точно так же, как и вы, – что близится великий переворот? Что Бог не станет дольше терпеть несправедливость? Что, наконец, наступит Его Царство?
– Но между нами и им большая разница: и мы тоже хотим, чтобы один Бог правил нами, а не римляне, поработившие нашу землю. Но мы убеждены, что Бог помогает лишь тем, кто сам берет в руки свою судьбу.[115] Тем, кто готов к мятежу и к применению силы против врагов. А знаешь, что говорит этот Иисус? Симон как-то пересказал мне одну из его притч:
Царство Божие подобно тому, как если человек бросит семя в землю; и спит, и встает ночью и днем: и, как семя восходит и растет, не знает он. Ибо земля сама собою производит сперва зелень, потом колос, потом полное зерно в колосе. Когда же созреет плод, немедленно посылает серп, потому что настала жатва![116]
Как безобидно он себе все представляет: царство Божие, говорит он, наступает само по себе. Так же тихо и незаметно, как растения появляются из земли. А еще он иногда говорит об этом царстве в загадочных выражениях – так, словно бы оно уже настало, хотя каждый видит, что его и в помине нет. Он сумасшедший, и Симон тоже!
– Кто?
– Симон. Тот мой друг, который ушел от нас. В кругу приспешников Иисуса его называют «Симоном Зелотом».[117] Симон однажды спросил Иисуса: разве человек не должен защищаться от несправедливости? Знаешь, что он ответил? Он сказал:
Вы слышали, что сказано:
«око за око и зуб за зуб».
А я говорю вам:
не противься злому.
Но кто ударит тебя в правую щеку твою,
обрати к нему и другую;
и кто захочет судиться с тобою
и взять у тебя рубашку,
отдай ему и верхнюю одежду;
и кто принудит тебя идти с ним о. дно поприще,
иди с ним два.[118]
Андрей! Говорящий такие вещи – безумец. Вот мы говорим: если кто-то ударит тебя, бей в ответ! Если кто-то отбирает у тебя рубашку, подожги его дом! Если кто-то шантажирует тебя, уведи его детей и сам шантажируй его! Только так и можно остановить несправедливость.
– Но твоему Симону Зелоту – ему эти странные идеи, которые распространяет Иисус, нравятся?
– «Странные» еще слабо сказано! Ладно, можно как-то представить себе, что от друга лучше самому стерпеть несправедливость, чем поступить так с ним, но по отношению к врагу? Разве наш долг не в том, чтобы помочь друзьям и навредить врагам? Когда Симон его об этом спросил, Иисус ответил:
Вы слышали, что сказано:
«люби ближнего твоего, и ненавидь врага твоего».
А я говорю вам:
любите врагов ваших,
благословляйте проклинающих вас,
благотворите ненавидящим вас
и молитесь за обижающих вас и гонящих вас,
да будете сынами Отца вашего небесного;
ибо Он повелевает солнцу Своему
восходить над злыми и добрыми
и посылает дождь на праведных и неправедных.[119]
Кто может себе позволить такое великодушие к врагам? Это может лишь тот, кто достаточно силен и независим, чтобы его враги бессильны были ему повредить. Другими словами, лишь великие полководцы, цари и император. Но этот Иисус ходит по нашей порабощенной стране. Он простых людей хочет научить вести себя так, как только изредка, словно большую роскошь, могут позволить себе поступать сильные мира сего. А подобное поведение еще и ослабляет то, что одно способно принести с собой перемены: сплоченность угнетенных против их мучителей и их ненависть к власть имущим!
– Значит, он учит, что нужно покоряться сильным, и все? В народе под его именем ходят резкие слова против богатых.
– Совершенно верно: он выражает недовольство людей власть имущими. К примеру, он говорит:
Вы знаете,
что почитающиеся князьями народов
господствуют над ними,
и вельможи их властвуют ими.
Но между вами да не будет так:
а кто хочет быть большим между вами,
да будет вам слугою;
а кто хочет быть первым между вами,
да будет всем рабом.[120]
Людям нравится слушать такие речи. Они начинают думать что можно и без насилия избавиться от гнета и эксплуатации. Но ведь в чем конкретно заключается этот гнет? В том, что люди должны платить налоги и не знают, где взять деньги, в том, что они влезают в долги и теряют свое имущество.[121]
Гнет – это значит: правящие присваивают себе настолько большую часть собираемого с земли, что народу приходится жить в постоянном страхе погибнуть от голода. Такой гнет неизбежно должен все время возобновляться ради него самого. Груз налогов и поборов должен быть достаточно высок, чтобы население распалось на две группы: с одной стороны, те, кто заинтересован в сохранении нынешних порядков, с другой – огромное большинство тех, кто борется за свое выживание. Забота о хлебе насущном отнимает у людей мужество, необходимое, чтобы им захотелось принципиально изменить эти отношения. Но скудные возможности заработать себе на жизнь заставляют их думать, что при условии трудолюбия и удачливости они и при нынешних порядках как-то смогут свести концы с концами. Кто потерял все, виноват сам или ему как-то уж очень не повезло. Это и есть гнет, который царит на нашей земле. Ты видишь, какую важную роль здесь играют налоги.
Так вот, мы спросили Иисуса, что думает он предпринять против этого гнета? Мы спросили: дозволено платить императору налоги или нет? Тогда он попросил принести ему денарий и в свою очередь спросил нас: «Кого изображает рисунок на монете? И чье имя названо в надписи?». И когда мы ответили: «Императора!», – он сказал:
Отдавайте кесарево кесарю,
А Божие Богу.[122]
Он всегда уходит от ответа, когда речь заходит о конкретных вещах! Ему нравится обходить острые углы!
– Не знаю, так ли он безобиден на самом деле, когда говорит: правители повсеместно угнетают свои народы! У вас же это должно быть по-другому! Многие думают, что политики без принуждения не бывает. А Иисус говорит: даже если прочие народы и общества не обходятся без угнетения, у вас должно быть по-другому. Ваша задача в том, чтобы преодолеть пропасть, разделяющую народ на угнетенных и угнетателей.
– Иисус выразил в словах то, что испокон века отличает нас, евреев, от остальных. Все соседние с нами народы образовали государства, в которых земля принадлежит царям и их приближенным, а положение крестьян, работающих на ней, немногим лучше, чем у выставляемых на продажу рабов. Мы же с самого начала сопротивлялись тому, чтобы жить так. Мы готовы и дальше бороться за это!
