Я натаскал сушняка для костра, потом пробрался к узкоколейке и, прячась за кустами, понаблюдал за обстановкой. Убедившись, что нам ничто не угрожает, стал отползать назад и вдруг наткнулся на женщину, в белом платочке, с берестяным коробом для ягод. Несколько мгновений, вытаращившись, она смотрела на меня, будто увидала лешего, уронила наземь короб, рассыпав синие ягоды, и бросилась наутек. Только кусты затрещали.
Но и я растерялся. С опозданием сообразил, что о нас, как рассказывал бородач, расписано и наговорено по району такого, что мудрено не испугаться, так застращали население. Кто ж после этого не деранет, встретив в тайге опасного преступника!
Однако Зое об этой встрече я рассказывать не стал. Зачем портить праздник?
Горел костер, рыжее пламя колебало ветки на ближайшем дереве. Зоя сидела ко мне спиной, но, когда повернулась, я ахнул: на голове был венок из голубых цветов, шею украшало ожерелье из ягод поспевающей рябины, на запястьях рук травяные браслеты. Да и вся дорожка от крыльца до костра была выстлана ромашкой.
— Ты пришел? — спросила странно, не взглянув на меня. — Тогда встань вот сюда…
Я торопливо отряхнулся от травы, приставшей в кустах, и послушно встал рядом, ощутив странную робость. Впервые подумалось, что все у нас происходит по-настоящему.
— Дети мои! — произнесла Зоя высоким голосом, обращаясь в пустоту перед собой. — Дети мои! Повелел Бог без благословения родителей, которых здесь нет, но которые были бы счастливы все это видеть, сочетаться законным браком преступным беглецам, Антону и Зое…
Согласен ли ты, Антон, взять в жены девицу Зою?
— Согласен, — сказал я и не узнал своего голоса.
— Согласна ли ты, девица Зоя, выйти замуж за юношу Антона? — спросила Зоя, и сама себе ответила: — Согласна.
Зоя взяла с импровизированного стола туесок, в котором была вода из ручья и, отпив глоток, подала мне. Размашисто швырнула туесок под ноги и, наступив, сказала:
— Пусть так под нашими ногами будут потоптаны те, которые станут сеять между нами раздор, а не любовь!
— И все шакалы! Все шакалы! — вскричал, не сдержавшись, я.
Зоя никак не отреагировала на мой выпад. Она вдруг опустилась на колени и стала снимать с меня обувку. Я попытался протестовать: ботинки из брезента были рваными, а носков вообще не было. Но Зоя резко одернула: «Молчи, Антон… Так надо!».
Аккуратно сняла ботинки, влажными руками отерла мои ноги, я только сейчас углядел, что они все в занозах и ссадинах, низко наклоняя голову, поцеловала одну ногу, потом другую.
До сих пор помню чувство, которое испытал: я обмер от ее поцелуев… Голова закружилась… Чуть не упал… Разве я мог представить, чтобы Зоя, такая гордая, независимая, мне — ноги!
Но это не все. Мою босую ногу она положила на свою голову, так что я почувствовал кожей ступни через густоту ее волос горячее прикосновение… И замерла. Потом поднялась, отстранено сказала:
— Ну вот. Все. — И, чтобы не было вопросов, добавила: — Так делали в старину в знак вечного послушания перед мужем.
Она сняла свой венок. Осторожно, чтобы не порвать, надела на меня и подтолкнула к избушке.
— Теперь иди. Я скоро буду.
— Лучше постерегу. — Я указал в сторону дороги.
— Постереги, — согласилась она. — А я должна побыть одна.
Все это время меня не оставляла мысль о женщине, которая от меня убежала. Я вернулся через болотце к железной дороге и, как ожидал, берестяного туеска с рассыпанными ягодами на месте не оказалось.
Значит, сюда приходили. Одна бы она не рискнула вернуться, ясно. Тут побывали другие люди. А среди них, возможно, и охотники по нашу душу.
Пока раздумывал, проехала дрезина, однако без рабочих, сперва в одну, потом в другую сторону. На платформе стояли двое военных, один с биноклем. Меня они видеть не могли, но я все равно прижался к траве. Вот тебе и туесок с ягодами! Дрезина, не останавливаясь, укатила за изгиб леса, а я показал ей вслед фигу и стал отползать назад. Возвращался и прикидывал, как об этом поведать Зое, чтобы не напугать.
Однако все вылетело из памяти, когда я приблизился к избушке.
Зоя стояла у самого костра, скинув туда свои зеленые украшения. Волосы, золотые, тяжелые, завязала узлом. Я увидал, как она обошла вокруг огня, протягивая к нему руки, раз, другой, третий, ее лик и вся внешность больше и больше менялись. Она стала похожа на ведунью, какими их представляют в сказках. В какой-то момент мне даже показалось, что она прошла сквозь огонь… Но это, и правда, от суеверного страха. Никогда не видел, как происходит колдовство. У меня даже озноб пошел по спине и кончики пальцев рук онемели. Я сел на траву, не сводя с нее глаз.
Она же встала у самых деревьев, повернувшись к ним лицом, и стала произносить слова нараспев, поднимая голову. Сперва я думал, что это молитва. Не все слова тогда разобрал, но вот что запомнил — это было заклятье, заговор.
«Хожу я, раба Зоя, с мужем Антошей кругом острова, по крутым оврагам, буеракам, смотрю чрез все леса: дуб, березу, осину, липу, клен, ель, жимолость, орешину. По всем сучьям и ветвям, по всем листьям и цветам, чтобы было в нашей дуброве поживу, подобру и поздорову, а в нашу бы зелену дуброву не заходил ни зверь, ни гад, ни лих человек, ни ведьма, ни леший, ни домовой, ни водяной, ни вихрь… Никакой штабной шакал… А были бы мы большие, а было бы все у нас во послушании. А были бы мы с Антошей целы и невредимы…»
Закончив, она долго стояла неподвижно, вглядываясь в пространство. Проверяла, дошло ли это куда нужно, услышано ли и как сбудутся, как сойдутся ее слова…
Объяснилась она потом, когда сели поужинать.
Это был заговор островника на зеленую дубраву, бабушка заставила наизусть учить. Наставляла: «Будет опасно, Зойка, — не ленись, проговори, защитит! Я-то помочь уж не смогу…»
— Островник, знаешь, кто? — спросила Зоя с усмешкой. — Разбойник в лесу… Как мы с тобой!
— А бородач? — поинтересовался я, не сумев скрыть неприязни. Зоя чутко уловила отношение, сдержанно отвечала, что он, конечно, лесной человек, может, даже хитник. Но не злодей.
— Колдун?
— Нет, он не колдун, — успокоила Зоя. — Я специально иголку в порог воткнула, хотела проверить. Колдун не перешагнул бы, а этот перешагнул!
— От зверей — ладно, — настаивал я. — Даже от ведьм. Но от тех, кто нас ищет, твой заговор, думаешь, спасет?
— Конечно, спасет!
Она так верила в свое заклятье, что я решил: ничего про женщину и этих, с биноклем, рассказывать не буду. Зоя так хотела сохранить на несколько часов наше первое и последнее любовное гнездо, что все нечистые силы и правда должны были отступить.
Эта ночь могла оказаться безопасной, если бы мы не проспали. Ловцы явились даже не на рассвете, позднее, и мы, разбуженные громкими голосами, лаем собак, сразу поняли, что попали в западню. Выскочили бы, как задумывалось, на зорьке, были бы сейчас далеко.
Не спрашивая Зою, я на всякий случай отодвинул засов. Все равно вышибут. Это не Васька-чудодей, который скребся мышью в окошко. Долбанут прикладом, а то и лимонкой подорвут по злобе, оттого что пришлось таскаться да по болоту искать.
Зоя вцепилась в мою правую руку. Мы встали спиной к печке, лицом к выходу, чтобы не казаться слишком беззащитными, когда они ворвутся. А может, они сразу начнут стрелять?
— Волоченко! Ты где? Шагай-ка сюда! — раздался властный, явно командирский голос. — Вишь, свежее кострище… Следует проверить зимовье. Оружие применять, но в крайнем случае. Действуй!
— Кострище недавнее, — отозвался невидимый Волоченко. Судя по голосу, он был немолод. — Пепел-то ветром не раздуло… Вчерась, кажись, были…
— Вот-вот. Я по кустам пошарю. Они не могли далеко уйти. А ты глянь в зимовье…
— Да щас, щас, — пробормотал Волоченко. — Они ж не придурки, чтобы тут дожидаться… Отночевали да ушли.
Волоченко не торопился. Сопел, кряхтел, стоя под самым окошком. По специфичному журчанью мы догадались, что он помочился. Мы теперь его сами подгоняли мысленно: ну давай, Волоченко… Заглядывай! Уж очень мучительно ждать.
Зоя еще сильней сжала мою руку, ее ноготки впились через рубаху в кожу. Но боли я в тот момент не почувствовал.
— Ну что, Волоченко? — Командирский голос раздался со стороны ручья. — Видать, и этот, помоложе, не слишком поспешал, присел передохнуть в прохладе у омутка, а работу переваливал на подчиненного. — Чего там, в зимовье?
— Щас, как есть, осмотрю, доложу, — нехотя отвечал Волоченко.
Можно было предположить, что привлекли его из какой-нибудь инвалидной команды, где обычно добирают здоровье бывшие фронтовики. А у них в ходу приговорка: не спеши выполнять команду, будет другая: «отставить». Да и понятно: где они наберут молодых, чтобы обшаривать район, когда все отмобилизованы на войну?