Положив трубку, Тертулиано Максимо Афонсо провел рукой по вспотевшему лбу. Он достиг своей цели и мог чувствовать себя удовлетворенным, но их долгий и трудный диалог, по сути дела, вела она, хоть это и не всегда было явным, он же все время оказывался униженным, в словах, которые они говорили друг другу, на первый взгляд не содержалось ничего, что могло бы его обидеть, но с каждым словом он все более явственно ощущал горький вкус поражения. Он добился своего, победил, но он понимал, что его победа в значительной степени иллюзорна, каждое из его достижений можно рассматривать как чисто механическое следствие тактической уступки противника, наводящего, чтобы его завлечь, золотые мосты, размахивающего праздничными знаменами под звуки барабанов и труб в тех местах, где он мог почувствовать себя окруженным, попавшим в ловушку. Чтобы достичь своей цели, он попытался опутать Марию да Пас сетью расчетливо выстроенных доводов, но на поверку узлы, которыми он намеревался связать ее, ограничили свободу его собственных действий. В течение шести месяцев их романа, не желая поступаться своей свободой, он осмотрительно не пускал Марию да Пас в свою личную жизнь, а теперь, когда он решил разорвать их отношения и ждал только подходящего случая, ему пришлось не только просить у нее помощи, но и делать ее участницей событий, о которых она не могла даже догадываться. Здравый смысл назвал бы его бессовестным обманщиком, но он тут же возразил бы ему, что положение, в котором он сейчас находится, является уникальным, единственным в своем роде, не имеющим прецедентов и, следовательно, лишенным выработанных предшествующей практикой моральных норм, ни один закон не предусматривает неслыханного случая удвоения людей, и поэтому он, Тертулиано Максимо Афонсо, вынужден все время экспериментировать, изобретая тактические ходы, правильные или не очень, способные привести его к цели. Письмо является одним из таких ходов, и если в данном случае ему пришлось злоупотребить доверием женщины, утверждающей, что она его любит, то преступление не столь уж и велико, многие вели себя гораздо хуже, и никто не подвергал их общественному осуждению.
Тертулиано Максимо Афонсо вставил лист бумаги в пишущую машинку и задумался. Надо, чтобы казалось, будто письмо написала почитательница, но при этом не перегнуть палку, поскольку Даниел Санта-Клара отнюдь не является кинозвездой первой величины, прежде всего необходимо выполнить обычный ритуал и попросить портрет с автографом, хотя Тертулиано Максимо Афонсо важнее всего узнать его адрес и его настоящее имя, Даниел Санта-Клара, судя по всему, псевдоним человека, которого, кто его знает, тоже, может быть, зовут Тертулиано. Отправив письмо, нужно будет ждать ответной реакции, тут возможны два варианта, либо ответ с искомой информацией придет от самой кинокомпании, либо она сообщит, что не уполномочена давать подобные сведения и передаст письмо соответствующему актеру. Правильно ли я рассуждаю, спросил себя Тертулиано Максимо Афонсо. Подумав немного, он пришел к выводу, что второй вариант является наименее вероятным, вряд ли обладающее большим профессиональным опытом и уважающее себя предприятие станет обременять своих актеров дополнительной нагрузкой и тратами, связанными с ответом на письма и посылкой фотографий. Хоть бы так случилось, пробормотал он, все провалится, если этот Даниел Санта-Клара лично пришлет ответ Марии да Пас. Ему вдруг представилось, что построенный с таким трудом, миллиметр за миллиметром, карточный домик может сейчас рассыпаться, но административная логика предполагает скорее другой вариант, подумал он, успокаиваясь. Сочинение письма оказалось делом нелегким, соседка с верхнего этажа более часа слышала стук машинки. В какой-то момент зазвонил телефон и звонил долго, настойчиво, но Тертулиано Максимо Афонсо не взял трубку. Наверное, это была Мария да Пас.
* * *
Он проснулся поздно. Прошедшая ночь была неспокойной, полной бессвязных отрывочных снов, собрание школьного совета, на которое не явился ни один учитель, коридор, не имевший выхода, кассета, не помещавшаяся в видеомагнитофон, кинозал с черным экраном, где шли черные фильмы, телефонная книга с бесконечно повторяющимся одним и тем же неразборчивым именем, почтовая посылка с какой-то рыбиной, мужчина, тащивший на спине каменную плиту и заявлявший: я аморей, алгебраическое уравнение с человеческими лицами вместо цифр. Единственным сном, который ему удалось более или менее отчетливо вспомнить, была посылка с рыбой, он не мог понять, с какой именно, и, еще не до конца проснувшись, подумал, что это, во всяком случае, не морской черт, он не поместился бы в такой маленький ящик. Он встал с трудом, казалось, его суставы затвердели от непривычно тяжелой работы, пошел в кухню и с жадностью выпил целый стакан воды, будто съел за ужином что-то соленое. Ему хотелось есть, но было лень готовить завтрак. Он вернулся в спальню, надел халат и пошел в гостиную. Письмо в кинокомпанию лежало на письменном столе, это был последний, окончательный вариант из огромного количества черновиков, почти до краев заполнивших корзину для бумаг. Он перечитал письмо и нашел, что оно отвечает его целям, там была не только просьба прислать портрет с автографом актера, но и, как бы между прочим, выражалось желание получить его адрес. В конце письма его отправительница давала понять, и Тертулиано Максимо Афонсо считал это, без ложной скромности, ударным и беспроигрышным стратегическим ходом, что она считает необходимым и своевременным проведение исследования о вкладе второстепенных актеров в развитие действия фильма, вкладе столь же существенном, как вода, несомая маленькими притоками, без которой невозможно образование великих рек. Тертулиано Максимо Афонсо считал, что такая метафорическая и несколько загадочная концовка должна полностью исключить возможность передачи письма соответствующему артисту, который, хоть его имя и фигурирует в последнее время в списке исполнителей главных ролей, продолжает принадлежать к легиону актеров, считающихся низшими, вспомогательными, побочными и являющимися, по мнению производителей фильмов, всего лишь необходимым злом, досадной, обременяющей бюджет излишней нагрузкой. Если Даниел Санта-Клара получит письмо подобного содержания, то он, чего доброго, станет подумывать об увеличении материального и социального вознаграждения за свой труд, за свой вклад притока, снабжающего водой такие реки, как Нил и Амазонка, украшающие собой афиши. А если эта его индивидуальная, на первых порах, акция, эгоистически направленная на улучшение личного благосостояния, будет подхвачена другими и перерастет в массовое движение, тогда вся пирамидальная структура киноиндустрии рухнет, рассыпавшись, как еще один карточный домик, и нам выпадет неслыханный удел, вернее, историческая привилегия стать свидетелями рождения новой революционной концепции и зрелищ и жизни. Но не бойтесь, никакого катаклизма не произойдет. Письмо, подписанное женщиной по имени Мария да Пас, поступит в соответствующий отдел, просматривающий корреспонденцию служащий обратит внимание заведующего на зловещий намек, содержащийся в его последнем абзаце, заведующий незамедлительно сообщит об опасной бумаге своему непосредственному начальству, и в тот же день, прежде чем данный вирус по чьей-то неосторожности смог бы вырваться на свободу, немногие посвященные в это дело сотрудники получат строжайшее указание хранить его в абсолютной тайне, их молчание будет щедро вознаграждено ощутимым увеличением зарплаты и продвижением по служебной лестнице. Останется только решить, что делать с письмом, следует ли удовлетворить просьбу о посылке портрета с автографом и просьбу о сообщении адреса, первая из которых является самой обычной, рутинной, чего не скажешь о второй, может быть, надо просто сделать вид, что такого письма вообще не было или что оно затерялось где-то на почте. Споры в администрации по данному вопросу займут весь следующий день, и не потому, что на сей счет трудно прийти к общему единодушному мнению, но потому, что каждое из возможных последствий подвергнется тщательному всестороннему рассмотрению как плод нездоровой фантазии. Окончательное решение окажется одновременно изощренным и радикальным. Радикальным, ибо по окончании совета письмо сожгут и оно обратится в пепел, после чего собравшиеся администраторы смогут с облегчением вздохнуть, и изощренным, потому что окажутся удовлетворенными обе просьбы отправительницы письма, и обычная и необычная, за что она должна почувствовать себя вдвойне благодарной. В знак глубокой признательности, которую мы испытали, прочитав Ваше письмо, будет сказано в ответном послании, дающем понять, что подобная информация предоставляется только в исключительных случаях. Возможно, эта самая Мария да Пас, получив адрес Даниела Санта-Клары, познакомится с ним и расскажет ему о своей концепции вклада речных притоков применительно к распределению ролей в драматическом искусстве, однако опытом общения давно и хорошо доказано, что сила воздействия устного слова, являясь ничуть не меньшей, чем сила воздействия слова письменного, и даже, особенно на первых порах, способная гораздо быстрее воспламенить, сплотить и поднять массы, обладает более ограниченной исторической перспективой, ибо от частого повторения речь выдыхается и может даже отклониться от первоначально поставленных целей. Именно по данной причине управляющие нами законы являются писаными. К тому же весьма велика вероятность того, что даже если они встретятся, то Даниел Санта-Клара, рассеянно выслушав рассуждения Марии да Пас о притоках, постарается перевести разговор на менее сухой предмет, мы просим прощения за столь вопиющее противоречие, мы ведь говорим о воде и реках, ее несущих.
