Она начинает первичный осмотр: пятьдесят процентов поверхности тела поражено: обе руки, обе ноги, вплоть до грудной клетки — сплошная рана. Нижняя часть шеи и правая рука затронуты также. Некоторые из ожогов — глубокие и сопряжены с опасностью для жизни. Каким-то чудесным образом огонь пощадил лицо.
Лорена и бригада врачей подключают Коннора к аппарату искусственного дыхания для поддержания общего обезболивания. Далее — курс лечения антисептическими ваннами и антибактериальными средствами. Но прежде ожоги покрывают стерильными компрессами, сменяемыми на протяжении всей ночи — для максимального увлажнения и обеззараживания.
Превращенный в мумию, обвешанный капельницами, обложенный компрессами Коннор с закрытыми глазами лежит в больничной тишине.
Лорена Мак-Кормик молча смотрит на него.
Этот мальчик годится ей в сыновья.
Время ее работы давно истекло, но она не может решиться покинуть палату. Мир вокруг нее кажется все более и более враждебным, бесчеловечным и жестоким. Ей только что исполнилось 44 года, и она знает, что никогда не станет матерью. И во всем виновата ее карьера, заменившая ей любовные свидания, а также вечный непреодолимый страх, что она не сможет защитить свое дитя в этом обезумевшем мире.
Она сидит, глубоко задумавшись, как вдруг дверь широко распахивается, и в палату врывается подросток.
— Можно мне увидеть его, это мой друг! — кричит Марк, а охранник, вбежавший следом, в три раза превосходящий его по весу чернокожий великан, хватает его за шею.
Лорена вмешивается и убеждает представителя службы безопасности отпустить молодого человека.
— Это мой друг! — повторяет Марк, протискиваясь к кровати Коннора.
— Где его родители? — спрашивает Лорена. — Ты знаешь их?
— У него нет родителей.
Лорена подходит к Марку.
— Я доктор Мак-Кормик, — объясняет она. — Это я лечила твоего товарища.
— Он умрет? — спрашивает Марк со слезами на глазах.
Лорена подходит к нему ближе и видит мольбу в глазах мальчика.
— Он умирает? — вновь повторяет Марк. — Скажите мне правду, пожалуйста.
— Он в критическом состоянии… — признается Лорена.
Она молчит несколько секунд, затем уточняет:
— …но, может быть, он поправится.
Она рукой указывает Марку на стул и приглашает сесть.
— Ты хочешь знать правду? Ну, тогда слушай: у твоего друга обожжено более половины тела. В течение двух дней мы продержим его на аппарате искусственного дыхания. Это означает, что он погружен в сон и не страдает. Он молодой и у него хорошее здоровье, у него нет ожогов дыхательных путей, и он не вдохнул токсичный газ. Это все — хорошие новости.
— А плохие?
— Существует опасность инфицирования ран. Когда у человека обожжена кожа, она не защищает его от бактерий. И тогда организм лишен средств защиты от мощного нападения микробов. У твоего друга могут возникнуть осложнения: ухудшение состояния ран или сепсис. Это…
— …заражение крови, я знаю, — вставляет Марк.
— В общем, надо набраться терпения и усердно молиться, чтобы все было хорошо.
— Я не верю в Бога, — заявляет Марк. — А вы, вы верите?
Лорена смотрит на него растерянно:
— Я… я уже не знаю.
— Я буду верить в вас, — решает Марк, — спасите его, я умоляю.
* * *
В сознании Коннора
Между жизнью…
…и смертью
Я лечу.
Нет, я падаю. Вечно длящееся свободное падение к небесам.
Я легкий. Я встаю. Я скольжу по ватному ковру. Я плыву в лучах света.
Мне хорошо.
Я все вижу. Я все понимаю.
Как будто все уже написано.
Как будто все имеет один смысл: Добро, Зло, Страдание…
Мне хорошо.
Но я знаю, что это ненадолго.
И я знаю, что все забудется.
* * *
15 октября 1987 года
Сейчас, когда критический период первых часов прошел, Лорена Мак-Кормик приступает к срочному иссечению поврежденных тканей. Тело Коннора очищено от струпьев. Висящую клочьями, задубевшую кожу заменила сочащаяся сукровицей шкурка. Пока сложно дать точную оценку глубины поражения тканей. Клиническое состояние пациента стабильно, но еще остается реальная опасность развития сепсиса и пневмонии.
Лорена скальпелем делает надрезы на грудной клетке и шее подростка, чтобы избежать напряжения отечных тканей и углубления некроза. Затем она срезает пару квадратных сантиметров кожи с нижней части ягодиц Коннора. Она пошлет этот образец в лабораторию Бостона, где два года назад была разработана методика выращивания клеток на базе маленького кусочка кожи. Технология еще на стадии эксперимента, но Лорена хочет рискнуть, хотя знает, что лечение займет годы, а последствия могут быть серьезными.
Наконец она решает уменьшить дозу седативных препаратов — для того, чтобы Коннор постепенно начал приходить в сознание.
* * *
В сознании Коннора
Между жизнью…
…и смертью
Я все лечу, но уже не так быстро, не так стремительно.
Постепенно мое тело становится тяжелым, как свинец.
Я покидаю высоты, чтобы вернуть себе ощущения земные.
Я опять боюсь. Страдать. Умереть.
Вокруг меня облака теряют свою белизну и превращаются в пурпурный туман, обжигающий, удушающий.
Как мне больно. Я пылаю.
Теперь все красное, вокруг меня лава, все плавится.
Все так мучительно.
Конец путешествию. Я открываю глаза и…
* * *
16 октября 1987 года
Коннор открывает глаза. Он в огромной и светлой палате отделения тяжелых ожогов. В голове гудит глухой смутный шум. Он пытается пошевелиться, но сразу понимает, что не стоит этого делать. Он наклоняет голову и обнаруживает свое упакованное в повязки тело. В одно мгновение в его сознании всплывает воспоминание о пережитом, и он погружается в кошмар.
— Привет, старик, — произносит Марк взволнованно.
— Здравствуй, Коннор, — приветствует его Лорена. — Как ты себя чувствуешь?
Мальчик смотрит на нее, открывает рот, но не может ответить.
— Не беспокойся, — успокаивает его Марк, — тебя будут хорошо лечить.
* * *
17 октября 1987 года
Лорена с помощью медсестры снимает одну из повязок, покрывающих грудную клетку ее молодого пациента. Коннор сам попросил ее об этом — «посмотреть». То, что он видит, вызывает у него отвращение. Если в начале у него и были робкие попытки изображать из себя мужчину, то при виде всего этого они мигом испарились. Теперь ему кажется, что он стал чудовищем, своего рода Elephant Man,[71] гниющим заживо. Ему хочется плакать. Он в отчаянии. Сможет ли он когда-нибудь стать прежним?
— Это нормально, что тебе страшно, — говорит ему Лорена.
Коннор еще не слишком хорошо представляет себе, что ему думать об этой женщине-враче. Она порой бывает резка, а иногда и вовсе не церемонится с ним, когда ей нужно что-то сделать. Но похоже, что Марк ей доверяет. Друг даже заверил его: «Она из наших».
— Я сейчас объясню, — начинает Лорена, садясь у кровати. — Мы сделали тебе пересадку кожи животного происхождения на самых глубоких повреждениях.
— Кожу животного?!
— Да, кожу свиньи, это общепринятый метод. Иммунная защита твоего организма отторгнет ее, но некоторое время она послужит тебе в качестве биологической повязки, чтобы избежать инфекции.
— А потом?
— Потом попробуем пересадить тебе кожу человека.
— А где вы ее возьмете?
— У тебя. Это называется аутопластика. Тонким лезвием я сниму некоторые участки кожи в тех местах твоего тела, где она не пострадала. А затем я пересажу ее на поврежденные зоны.
— Но ее будет недостаточно! — восклицает Коннор. — Я весь обгорел!
— Ты должен доверять мне, — настаивает Лорена.
— Как я могу доверять вам, если вы скрываете от меня правду?
— Ты прав, — соглашается врач, — ее будет недостаточно. Вот поэтому я отправила образец твоих клеток в лабораторию Бостона, где они будут размножены для получения большей поверхности твоей собственной кожи. Ты понимаешь?
— Я понимаю, что я сдохну.
* * *
Ноябрь 1987 года
Первая пересадка.
Невыразимое, не поддающееся обезболиванию страдание.
Правая рука Коннора зажата шиной, шея заключена в ортопедический аппарат.
Марк каждый день навещает его. Он читает ему «Графа Монте-Кристо» Александра Дюма — о беспощадной мести человека, ставшего жертвой предательства и упрятанного в тюрьму на пятнадцать лет.
