Рэй Брэдбери - Дзен в искусстве написания книг

Проблем в дорогу не бери,
готовясь в дальний край отчалить.
Лежит давно в руинах Рим,
зачем ему твои печали?
Хандришь? Тебе веселый гид
седым покажется Хароном.
Из комнаты отеля вид –
ужасным и односторонним.
Приехав в древний Колизей,
турист, остерегайся драмы;
фотографируй и глазей,
но соль не сыпь себе на раны.
Умерь воображенья пыл,
не представляй античных драк,
в которых ты бы всех убил.
(поверь, ты точно не Спартак).
С тобой могла стрястись беда:
болел, подруга изменила.
Но не езжай тогда сюда!
Найди в себе остаться силы!
Страданья множит красота
для впечатлительных натур.
Такие в Риме есть места,–
не хватит каждый день хлестать
успокоительных микстур.
Здесь каждый камень — друг Нерона,
а под ногами — пыль столетий.
Турист, дыши легко и ровно:
давно Нерона нет на свете.
Смотри, как трескается плоть
холодных статуй в полдень жаркий.
Турист, гони страданья прочь:
удел у этих статуй — жалкий.
Таков же будет твой удел.
Зачем, меланхоличный мой,
ты в Вечный город прилетел?
Скорей лети домой!

О, бедный мир наивный! Он не знает,
что с ним случится, если я умру!
Со мной уйдет так много человек,
что я их миллионами исчислю.
Я целый континент с собой возьму
в могилу. Пусть живут на нем
мечтатели, смешные смельчаки,–
у всех одна судьба: тонуть со мной,
когда я в Лету стану погружаться.
Безумный эгоист, я порчу все:
я пальцем ловко закрываю солнце.
Что толку в солнце, если нет меня?
Зачем оно другим свободно светит?
Я забираю целую Аляску!
Но с Францией я не определился:
там правил «солнечный» король Людовик,
он чем-то симпатичен мне сейчас.
Пусть Франция пока что остается.
Перерезаю горло Альбиону.
Россию-матушку легко свожу с ума.
Китай зазнавшийся толкаю с пьедестала.
Австралии кладу на грудь кирпич.
Даю пинка Японии. А греки?
Пускай затопит Грецию. Она
и так уже в руинах вся, красотка.
Руинами торгует для туристов!
Так пусть она со мной уйдет на дно.
Во сне потливом я перевернусь
и тут же очень сильно пожелаю
Испанию и Швецию забрать,
большие учинив там беспорядки.
(у Гойи красок нет — изобразить!).
Я так самонадеян, что могу
на небе звезды в свиток завернуть.
…так заворачивают «для собаки»
остаток ужина в кофейне за углом.
Цветы в полях — цинично изничтожить!
Ты, мир, подумай сам на этот счет.
Когда бы ты меня не презирал,
я мог бы взять с собой гораздо меньше.
Но если ты остался при своем,
я тоже, умирая, не струхну.
(Хотя в том случае, когда меня застрелят,
случайно и бесповоротно, я могу
уйти, себя не взяв в дорогу даже…)

Трудом — живу.
А сделал все — уже томлюсь.
Весь цимес в том, чтоб делать постоянно
хоть что-нибудь. И каждый божий час
себя себе трудами подтверждать.
Когда шериф-закат пальнет в ружье,
окончу день с приятным ощущеньем,
что прожит он не зря.
Мы проявляемся в трудах.
Мы столько о себе не знаем,
пока не заняты и в праздности живем.
Меж тем у каждого внутри сокрыта
большая фабрика незавершенных дел.
Пусть даже дело — дрянь:
бежать и прыгать, кататься на велосипеде,
но и такое, извините, дело
полезнее бездействия вдвойне.
Ну или врем себе, что завтра (скоро!)
мы что-то обязательно начнем!
Довольно врать!
Пустые отговорки –
на завтра перекладывать дела.
Мы — мастера растягивать резину.
Тянуть кота за хвост. Баклуши бить.
Но если б в нас жила собака-непоседа,
она б давно баклушу перегрызла
(сейчас посмотрите внимательно в словарь:
баклуша — остов деревянной ложки).
Коту капризный хвост поднакрутила,
резину в две секунды порвала.
Воспитывай в себе такого пса.
Вернее друга нет у человека.

Живешь реальностью? — Мертвец!
Так Ницше говорил.
У нас искусство есть
для заеданья правды.
Ведь мир — как холодец:
но кто его варил,
тот вряд ли будет есть.
А мы стараться рады!
Умрем — за сорок дней
душа найдет покой.
Увидит с высоты,
что овцы — волки серы.
Искусство — роза. В ней
есть аромат такой,
он переубедит,
что Дьявол пахнет серой.
Вас дети предадут?
Так будьте королем!
Шекспировских интриг
довольно в переводах.
Искусство — наш редут,
пока мы скрыты в нем,
у мира нет вериг
смирить твою свободу.
Нет мочи правдой жить?
Так нарисуй ее.
Станцуй. Насочиняй
стихами, прозой, пьесой.
«Потерянного рая»
пустые миражи
верней опишут рай,
чем праздничная месса.
Что мямля Мелвилл знал?
И Дикинсон? И По?
Как Бог был мал и дик
в их жизни быстротечной.
Но каждый видел знак.
Из песен строил плот.
И плыл — как Моби Дик –
навстречу жизни вечной.
Искусство — старый врач.
Оно дерет клещами
реальности клыки
из человечьей пасти.
Чтоб было легче врать,
за ложь себя прощая.
Кусая кулаки
… от счастья.