– Ого! До Москвы далече будет.
– Сколько?
– Километров сто с гаком. До шоссейки брат тебя подбросит, а там на попутке доберешься.
– У меня денег нет... без денег возьмут?
– Отчего ж не взять? Легковые-то не тормози, а самосвал какой-нибудь или фура непременно подберут. Слышь, Гришаня, а может, ее на автобусе отправить? До автобуса Артамон доставит, а там...
– Сказано тебе, денег нет! – гаркнул тот, отхлебывая благоухающий зверобоем и душицей кипяток.
– Дак... дадим ей... одолжим. Она вернет.
Глория, привыкшая к беззаботной обеспеченной жизни, совершенно оторвалась от того повседневного бытия, которое протекало в таких вот маленьких селениях, заброшенных между лесов и полей. А ведь в этих забытых Богом уголках жили люди – женщины, мужчины... играли свадьбы, рожали детей, пекли пироги... радовались и плакали... любили, ревновали, страдали...
– Я на автобусе не поеду! – Она вспомнила Санту, его автомобиль во дворе и для вящей убедительности замотала головой. – Не поеду!
Автобус представлялся ей ненадежным из-за того, что был привязан к расписанию. Если великан бросится в погоню, он первым делом проверит ближайшие рейсовые автобусы. Какую-нибудь частную «Ниву» вычислить и проследить гораздо сложнее. А уж попутку... Катерина дала дельный совет.
– И правильно, – согласилась хозяйка. – Ты боишься кого?
– Боюсь...
Еще бы! Деревенские жители не дураки, соображают, что в исподнем и тапочках человек по лесу без нужды шастать не станет. Особливо такая красивая и культурная дамочка. Катерина потупилась и разломила пирог – пахнуло сдобой и сладким вишневым духом.
– Дикая вишня на повидло лучше идет, – сказала она, откусывая. – В ней соку меньше. Ты ешь, голуба... В Москву-то, чай, не скоро попадешь! А голод – плохой попутчик.
Глория боялась сказать лишнее слово. Кто знает, чем это может обернуться? В каждой избушке – свои игрушки. Спасибо Гришаня ее в лесу не бросил, взял на телегу, привез к себе домой. По дороге он больше молчал, не докучал ей вопросами. Погонял лошадь да оглядывался. Не свалилась бы! На куче дров ехать неудобно. Захочет – сама расскажет, что с ней приключилось. Не захочет – ее право. И без того ясно: в беду баба попала. В беде не разговоры нужны, а подмога. Кудлатый резво трусил рядом, оглашая лаем окрестности. То сороки его встревожат, то еще какая оказия.
«Убежала ты, видать, в чем была. Одеться даже не успела, – заметил возница. – Али выгнали?»
«Сама ушла...»
«Озябла небось?»
Глория сильно замерзла, нос покраснел, зуб на зуб не попадал от холода. Мужик отдал ей свою куртку, а сам остался в рубахе и шерстяной жилетке. Доехали быстро. Телега ныряла в колдобины, хлюпая жидкой грязью. Небо потемнело. Глория старалась не думать о том, что ее могут найти и водворить обратно в клетку. Главное – раздобыть телефон и дозвониться до Толика! О том, чтобы обратиться в милицию, она не помышляла. В таких захолустных местах служители закона зачастую оказываются заодно с преступниками... Деньги имеют здесь больший вес, чем все остальное.
«У вас телефон есть?» – спросила она в спину возницы.
«Был... мобильный. Мы с Катериной рыбаков заезжих на постой брали, так они нам эту штуковину оставили заместо денег. Только он накрылся давно! Не работает. Говорят, надо за его платить...»
Мысль о телефоне не давала Глории покоя.
«У вас большая деревня? Домов много?»
«Была большая... да вся вышла...»
Здесь все друг друга знали, и появление любого нового человека утаить сложно. Страх подгонял Глорию, заставлял торопиться с отъездом. Отдыхать она не будет...
– Об чем задумалась? – тронула ее за плечо Катерина. – Иди, ложись. Я тебе за занавеской постелила. Выспишься, а утром в дорогу.
Огромную горницу, освещенную старомодной люстрой, перегораживала ситцевая занавеска. Там пряталась от чужих глаз железная кровать с пружинным матрасом, с периной и пуховыми подушками. Глория преодолела искушение.
– Нет! – сказала она. – Мне спать нельзя. Мне ехать надо! Я вас очень прошу! Идемте к вашему брату! Я вам заплачу, и ему заплачу... потом, из Москвы. По адресу перешлю. Мой муж... В общем, у нас есть деньги, только...
Катерина вопросительно посмотрела на мужа. Тот степенно кивнул.
– Веди ее к Артамону. Пущай едет!
– Ну... если он самогону не нажрался...
К счастью, брат Катерины оказался трезвым как стеклышко. Он долго пялился на женщину, которую привела сестра. Городская фифа. Каким ветром ее занесло в Орехово? Потом крякнул и пошел заводить свою «Ниву».
– Мой вездеход! – похвастался он.
Машина видала виды, это Глория определила даже в сумраке.
– Че приспичило-то? – лениво осведомился шофер, когда Глория устроилась на заднем сиденье. – Вам, бабам, все вынь да положь немедля! До утра нельзя было обождать?
– Нельзя, – строго ответила за нее Катерина. – Ладно, езжайте... с Богом!
Артамон в отличие от сестриного мужа был запасливым и обзавелся сотовым телефоном. Купил в райцентре по дешевке, когда жену в больницу возил. Правда, связь в Орехове никакая – не позвонишь толком. Да и некуда.
– Ты погодь на кнопки жать, – повернулся он к Глории. – Здесь антенна не берет. Будем подъезжать к шоссейке, тогда звони, куда тебе надобно. Только побыстрому!
– Да-да, конечно. Вы не волнуйтесь, я всего два слова!
Они ехали в темноте, разреженной светом фар «Нивы», в которой все скрипело и дребезжало. Глория молилась, чтобы этот «вездеход» не заглох посреди леса. Каким-то чудом «Нива» доставила их куда следует.
– Ну че, дозвонилась?
– Не получается...
Глория раз за разом набирала номер Толика, но тот не отвечал. Дома тоже никто не брал трубку. Родителей она сознательно исключила из списка тех, кому можно было довериться. В первую очередь потому, что у них слабое здоровье. Они, вероятно, и без того уже места себе не находят... глушат таблетки. А Толик непременно найдет выход из положения! Он умный... изворотливый и способен просчитывать наперед. Если только он теперь не ее враг...
Но кто еще мог вытащить ее из этой западни? Придется рискнуть.
«Ответь же! – мысленно заклинала она. – Давай, дорогой! О, черт! Где ты? Неужели отключил трубу? Тогда... ты действительно враг...»
Слезы отчаяния застилали ей глаза. Как звонить мужу в офис, Глория забыла. Она пользовалась только мобильной связью. Да и время позднее, все давно по домам разошлись. От досады она чуть не разревелась в голос. Когда Толик так необходим, его не дозовешься! Зная, что жена пропала, ему бы сидеть на телефонах, а он...
– Вот и добрались с божьей помощью, – обернулся к ней водитель и заглушил мотор.
– Это и есть ваша «шоссейка»?
Дорога с асфальтовым покрытием была узкая, зажатая с двух сторон высоченными елями. Ни огонька, ни звука проезжающих машин... Заунывно шумит ветер, вскрикивает в ветвях ночная птица: а-а-ай! а-а-ай! Жалобно и надрывно...
– Сова, – пояснил Артамон. – Или леший балует. Видела когда-нибудь лешего?
Он стоял возле «Нивы», засунув руки в карманы и задрав голову вверх, словно выискивая за облаками луну и звезды.
– Здесь вообще машины ездят? – зябко повела плечами Глория.
– Ездят... но редко... Утром попутку поймать легче. Вам, бабам, вечно невтерпеж! Стой теперя... жди...
Москва
Стоило Лаврову сомкнуть веки, как перед ним возникала картина аварии – груда искореженного металла, кровь, асфальт, усыпанный стеклянной крошкой... А он-то, идиот, завидовал Зебровичу! И что греха таить, бывали моменты, когда он мечтал оказаться на месте босса. Уснуть начальником охраны, а проснуться как по щучьему велению президентом компании. Не дай бог сбылась бы его мечта...
«Ну, парень, ты все еще не прочь прокатиться на „Мерседесе“ Зебровича? А как насчет его красавицы-жены? Все еще жаждешь заняться с ней любовью?.. – нашептывал чей-то вкрадчивый голос. – Ты никогда не был настолько близок к цели...»
– А? Что? Кто здесь?
Лавров вскочил, рывком, словно его разбудил сигнал тревоги, сел на постели. Уфф... он явно переутомился, не заметил, как задремал... Или его уже мучают кошмары наяву? Не мудрено.
Он включил лампу и посмотрел на часы. Близилась полночь. Время призраков и нечистой силы. Он вдруг подумал о Колбине. Не тревожат ли того дурные мысли? Не явился ли ему невзначай фантом покойного компаньона? Что ни говори, а Колбин больше всех выигрывал от смерти Зебровича... и Глорию он жутко ненавидел... то есть ненавидит...
– Тьфу ты! – в сердцах сплюнул начальник охраны. – Она жива, Колбин! Жива! Зря ты потираешь руки и подсчитываешь барыши. Рано радуешься!
Он босиком прошел в кухню, плеснул себе холодной воды, выпил... и устыдился. В сущности, у него нет ни малейших оснований подозревать Колбина. Но кто-то же должен быть виновным в том, что случилось с Зебровичем и его женой? Кто-то... или что-то. Роковое стечение обстоятельств. Звезды и планеты сошлись самым неблагоприятным образом. Сбылось родовое проклятие... Да мало ли еще причин!
