Света избегала Леонида Иосифовича, когда он приходил в класс, старалась не встречаться с ним глазами. Ее любовь была раздавлена чудовищным стыдом. Но на самом дне плескалась благодарность и признательность — директор не посмеялся над
Светиными чувствами и не сделал их достоянием общественности.
На выпускном вечере, получая из рук Леонида Иосифовича аттестат, Света тихо сказала:
— Простите меня!
— Будь счастлива, девочка! — отечески погладил ее но плечу директор.
Рассказывая Антону, что, впервые увидев Игната, она застыла истуканом, Света преувеличивала, как преувеличивают все влюбленные значимость первой встречи. Но Игнат, безусловно, понравился ей — представительный седовласый мужчина, в котором чувствовались уверенность, достоинство. Игнат выглядел барином, но его барство и чванство Света приняла за мужество, силу и благородство. Игната в тот момент волновали только проблемы с пищеварением, но он все-таки заметил интерес в глазах официантки и принял Свету за искательницу богатого покровителя. Таких искательниц — Игнат называл их золотодобытчицами — в Москве было навалом, они мухами на мед липли к состоятельным мужчинам. Иногда казалось, что нормальные девушки вымерли как вид. Игнату пришлось задержаться в кафе, периодически посещать туалет, ждать водителя с лекарствами из аптеки. Потом Игнат скажет, что это был самый восхитительный, прямо-таки судьбоносный понос в его жизни. Официантка несколько раз подходила к его столику, она прекрасно видела, куда время от времени удаляется клиент, но в ее глазах не было ни тени насмешки, только смесь робости и восхищения. Обычно в глазах золотодобытчиц легко читались призыв, согласие и обещание райских наслаждений — все под соусом жеманства и кокетства. От официантки с бейджиком «Светлана» на груди за версту несло простодушной наивностью, но кокетством не пахло. Когда Игнат уходил, девушка не попыталась намекнуть на возможность продолжения знакомства. У дверей Игнат оглянулся — она смотрела ему вслед со щенячьей печалью. Поймала взгляд Игната и тут же отвернулась. Через два дня, неожиданно для самого себя, он велел водителю повернуть к тому самому кафе. Игнат не замечал за собой импульсивных поступков последние тридцать лет. Он нашел объяснение своему порыву: интересно посмотреть, насколько выросло артистическое мастерство золотодобытчиц. Или это была не игра?
Точно не игра! Девушка вспыхнула, узнав Игната, и потупила голову, чтобы скрыть румянец. Игнат долго листал меню, задавал вопросы о блюдах и откровенно, даже цинично рассматривал Светлану. По современным стандартам, не красавица: ростом не вышла и лицо простовато. Но если отбросить к черту все стандарты, то девушка была чудо как хороша. Чистая, свежая, как бутон. Не зря девушек молочной спелости сравнивают с бутоном. Когда эта роза распустится, знатоки ахнут. Игнат заказал только стакан воды, как бы намекая, что пришел сюда не питаться, и оставил в книжечке со счетом щедрые чаевые.
Света догнала его на улице, около машины:
— Погодите! Вы забыли сдачу!
— Я ничего не забыл. Это ваше.
— За что? За стакан воды? Нет, возьмите!
— Не хотите со мной завтра поужинать?
Света растерялась, уставилась на Игната так, словно он предложил ей участвовать в конкурсе красоты с гарантированной победой.
Игнат покровительственно улыбнулся:
— Во сколько вы завтра заканчиваете?
— В одиннадцать.
— Поздновато, конечно, да теперь не отвертеться, предложение сделано. До завтра, официантка Света!
Свете никогда не приходило в голову, что она стала подарком судьбы для Игната. Конечно, она знала, что Игнат боготворит, любит ее, постоянно доказывая это словами и поступками. Но все-таки в глубине ее души покоилось убеждение, что это он, Игнат, осчастливил ее, обратил внимание, согрел, защитил, превратил ее жизнь в лучший из снов. Когда он первый раз поцеловал ее, Света почти лишилась чувств. Она услышала запах, давно забытый, из детства: легкая смесь табака, одеколона и еще чего-то мужского, без названия, но колючего, как щетинки на его лице, — запах отца.
— Папочка! — прошептала Света и обмякла в руках Игната.
Он болезненно скривился и едва не выпалил: «Ты меня еще папиком назови!» Хорошо, что прикусил язык. Девушка находилась на грани обморока, едва держалась на ногах. И это была, без сомнения, эйфория. От одного его поцелуя! Папочка так папочка. Многие женщины в момент экстаза вопят: «Ой, мамочка!» «Папочка» нисколько не хуже «мамочки», даже логичнее. Да и плевать ему на логику, когда такая девушка млеет в его объятиях.
Света не рассказывала маме о романе с Игнатом. Но, когда дочь приезжала на каникулы, Анна Юрьевна прекрасно видела, что Света изменилась. Порхает, поет, дурачится, смеется, чересчур восторженна. Так себя ведет только влюбленная девушка. Мама приставала с вопросами, Света отнекивалась: «У меня никого нет». Заверяла, что все у нее в порядке: сессию сдала хорошо, на работе платят регулярно, из общежития переехала, снимает с подружками квартиру. Света долго не задерживалась — два-три дня и уезжала, ссылаясь на то, что официанткам длинных отпусков не дают, а за эту работу надо держаться. На самом деле Света давно бросила работу в кафе, Игнат снял ей однокомнатную квартиру, свозил в Париж и в Рим, зимой они летали погреться на тропическом пляже и покупаться в лазурном море.
Мама несколько раз звонила Свете на сотовый телефон, включался автомат и что-то говорил на иностранном языке. Когда мама, наконец, дозвонилась и поговорила с дочерью пять минут, со счета сняли несусветные деньги — четыреста рублей. Мама возмутилась и отправилась в телефонную компанию. Там ей ответили, что операция по списанию средств со счета произведена в соответствии с тарифом на международный звонок. Анна Юрьевна настаивала на том, что за границу не звонила, утверждала, что произошла ошибка, требовала вернуть деньги. В итоге ей дали компьютерную распечатку, из которой следовало, что и момент звонка дочь Света находилась на Мальдивах.
«Где это? — спрашивала себя Анна Юрьевна по дороге домой. — Как ее занесло на Мальдивы? Почему мне ничего не сказала?» От нехорошего предчувствия сжималось сердце. Мама решила ехать в Москву. Но вырваться смогла только через пять дней, поменявшись уроками с другими учителями. Свету мама не предупредила, хотела нагрянуть внезапно. Это ей удалось в полной мере.
Едва поезд прибыл в столицу, Анна Юрьевна набрала номер Светы:
— Здравствуй, дочь! Скажи мне свой адрес!
— Мама? Привет! Зачем тебе мой адрес?
— Я стою на Курском вокзале.
— Почему? — растерялась Света.
— Приехала тебя навестить. Ты не рада?
— Да, да! Конечно, рада.
Дочь продиктовала адрес и объяснила, как добраться на метро.
Свету давно мучило, что она скрывает от мамы свои отношения с Игнатом. Он не просил соблюдать тайну. Игнат был безразличен к окружению Светы: ее мама, родственники, подруги, преподаватели в институте не попадали в сферу интереса или даже любопытства Игната. Ему нужна была Цветик в изолированном варианте, без шлейфа родственных или дружеских привязанностей. Света не говорила маме об Игнате из чувства самосохранения, интуиция подсказывала, что маме очень не понравится ее связь с великовозрастным мужчиной. Но когда-то мама должна узнать правду, и сейчас самый подходящий момент.
Света трусила, она уже привыкла прятаться за спину Игната, поэтому позвонила ему:
— Ко мне мама едет. Я боюсь.
— Она кусается или имеет обыкновение пороть тебя?
— Что-то вроде этого.
— Серьезно? — поразился он.
— Не в буквальном смысле, но вполне действенно. Игнат, я боюсь! — повторила Света.
— Через час буду у тебя.
Мама приехала раньше. Прошлась по квартире. Мама думала, что студентки снимают дешевое жилье на окраине. А тут была уютная квартира-студия с выгороженной кухонькой и единственной большой тахтой. Другими студентками здесь и не пахло.
— Сколько стоит эта квартира? — спросила мама.
— Сорок пять тысяч рублей в месяц. — Света решила быть во всем откровенной.
Мама резко развернулась и уставилась на дочь. Сумма в три раза превышала месячный оклад Анны Юрьевны.
— Тебе снимает эту квартиру любовник?
— Ее снимает человек, которого я очень люблю. Игнат замечательный, самый лучший! Мама, я счастлива! Порадуйся за меня!
— Радоваться тому, что дочь стала содержанкой?
— Не говори так! Мы любим друг друга. И разве лучше было бы, поселись мы в трущобе?
— Живи хоть во дворце. Но если ты скрывала вашу связь от меня, значит, тут не все чисто. Почему ты врала мне?
— Я не врала, просто не говорила.
— Это одно и то же. Он женат?
— Да.
