9… 8… 7… 6… 5… 4… 3… 2… 1…
И вдруг они услышали странный Голос.
ДА ВЫ СОВСЕМ МУЖИКИ ЗАИГРАЛИСЬ ТУТ!
Тряпье размело ошметками… Взвился смерч, заплясал безумный дервиш в крутящихся лохмотьях черноты! Неожиданный порыв не давал возможности вскрикнуть, удивиться. И «это», явившееся, было чем-то вроде «фигуры»… Бесформенной черной «лапой» провело сверху вниз у себя по «груди». Балахон ночи распался. Отряхнув его прахом — к ним шагнул прекрасный золотокудрый юноша в белоснежных струящихся одеждах, заколотых на правом плече сверкающей (даже здесь, во мраке) лучистой звездой. Впрочем, мрак отступил. От юноши исходило сияние, за его спиной трепетали легкие лебединые крыла. Мускулистые руки обнажены до плеча, смугло-бронзовы; стройные ноги в золотистых сандалиях не касались зачумленного пола. В смрадном шалмане повеяло ароматом ханаанских роз на летейских берегах. «А ну! — в голосе парня вибрировал металл. — Быстро вернуть пусковой ключ в прежнее положение!» Кеша-Реактор в оцепенении, как во сне, перевел ползунок назад.
Ветер утих, дерева выпрямились, река стала гладкой, надрывный набат омертвел. Земля вздохнула облегченно, пряча смертоносную мощь в свои недра. Стихли ревуны, погасли сигналы, кубрики наполнились веселыми и возбужденными голосами. Ракетоносцы прошли в обратном направлении, возвращаясь на базу. Старцы в подземельях воздели полупрозрачные персты в благодарной молитве. Чудное свечение над церквями погасло. Субмарина на Москве-реке, забурлив, ушла в глубину.
«А теперь осторожно, не делая резких движений, закрой переносной автономный комплекс!» Голубой, почти лазоревый взгляд источал грозовые отблески. Лицо его было не то чтобы красивым… но в нем воплотилось множество бликов, приметных черт других, казалось, виденных когда-то лиц. (Либо именно от его лица взята, использована, тысячекратно возжена чудесная искра трепетного тепла, согревающего человечностью многоликое людское море.) От властно протянутой длани, с кончиков пальцев едва ли не срывались молнеевидные росчерки. Голос был таким, что представлялось, подобными громовыми раскатами древние маги заклинали полчища наступающих врагов, останавливали бурю, вызывали дождь. Кеша тихо и осторожно выполнил команду. «Дай сюда чемоданчик!» Кеша повиновался. «Вот так! — На губах незнакомца играла победоносная улыбка. — Он будет возвращен Хозяину».
Оба «жулика» были в ступоре… смятые железной волей, заставившей подчиниться. Но поняв, что жесткого прессинга не будет (реально их не побьют) — смирились с происходящим. Ну, и такое возможно, наверное. Кеша припоминал симптомы уже испытанной им белой горячки (хотя не понимал, с чего бы его накрыло именно сейчас?) А Рашпиль подумал, что последствия от удара по затылку могут быть и такими. Первым опомнился Кеша:
— Вайн… братуха… чо с тобой такое?
— Какой я тебе Вайн! — презрительно усмехнулся златокудрый. — Ты что, не видишь КТО Я?!
— А-а… кто ты?
— Я — Ангел Путина.
— …?!..?!..?! — (Для белой горячки это, пожалуй, сильное заявление. Все это правда? Кеша не мог окончательно врубиться.) — Так ты из этой… типа, организации… Которые гуманитарку раздают?
— Мы ничего не раздаем. Наше небесное воинство распростерло свои благословенные крыла над богоносной Россией.
— Вас чо, значит… везде понасовали… Чтобы следить за всеми?!
— Не за всеми. А за тем, за кем надо. На всякий случай. За вами, «народом-богоносцем» (по Достоевскому), глаз да глаз нужен. Как бы чего не напакостили.
— Ну, мы ладно, это… А чо он тогда, Хозяин-то… Чемоданами раскидывается?
— Не раскидывается! — твердо ответил пришелец. — Но и у него, в общем… Много работы. Устает. И потом, интриги вокруг, заговоры.
— Чо вы тогда… — И Рашпиль наконец пришел в себя. — Чо вы тогда… за подлодкой «Курск» не следили? И самолетов сколько падает? То и дело.
173
— Под водой? Это не наша епархия. А современная авиация сделала такой шаг вперед, что… В общем, не вам судить, где и чем нам заниматься. Еще вопросы?
— Так, значит, ты… — Кеша-Реактор на порядок прибавил «угрожающий» тон. — Столько лет специально тут валялся? Дохляком прикидывался?! Мы-то тебе хавчик таскали. Одного нашего курева спорол, не знаю сколько!
— А вы мое вино пили, — с легкой улыбкой всепрощения небесный посланец пожал плечами. Его крылья приподнялись и опали, трепеща облачным пухом. — Кстати, экологически чистое. Вам даже в голову не приходило, откуда оно берется. Всегда канистра полная, да? У вас чудо прямо перед глазами, а вы не замечаете! Все. Мне на свежий воздух надо. Засиделся я.
Ангел с чемоданчиком прошествовал мимо, как нечто невыразимое и недоступное. Но у самого выхода, у жерла сброса на мгновение сдержал свое, подобное ветру, движение.
— Ты это… птицекрыл… как тебя! — Голос Кеши-Реактора сорвался. — Может, ты сам смогешь… или через кого-нибудь своих попросишь… Я же облученный. У меня последняя стадия. Как бы там, это… Ну, чтобы помочь. Вы же благословенные крыла… чо-то такое… Россия богоноснаятам…
Остановившись на краю, Ангел был ослепителен в светозарном ореоле. Он покачал головой. С его дрогнувших губ слетела улыбка неземной горести и печали.
— Нет, Иннокентий. К сожалению, это уже ни в чьих силах. Но не отчаивайся! Вместо того чтобы ныть про мамку, сходил бы лучше, как будет Родительский день, к ней на могилку. Подправить там все надо, прибрать. Да свечку в церкви поставь. А про шмару свою забудь, плюнь на нее! Тебе это не нужно. Кстати, у собаки Жульки остался щенок, есть о ком заботиться. И еще. Я ведь знаю, ты всю жизнь хотел играть на саксофоне. Увы! Не сложилось. Но есть время, чтобы кое-что исправить.
Вытянул пальцы левой руки, как бы набрал ими что-то невидимое в воздухе, какой-то код. К его ладони, материализовавшись из пустоты, послушно подплыл золотистый изогнутый инструмент. Взяв его, ощутив явный вес, Ангел протянул саксофон Кеше. Он вытер руки о штаны, благоговейно принял; золотой отблеск озарил его всего.
— И еще это. Самоучитель для начинающих. Составлен самим Чарли Паркером. — Из переливающихся складок была извлечена книжка в мягкой обложке.
Ангел повернулся, чтобы исчезнуть, раствориться в восходящих потоках.
— Э-э… а меня-то, куда… Мне чо делать? — Рашпиль вытолкнул застрявший в горле крик отчаяния.
— Тебе что? — Ангел посмотрел на него ободряюще. — Возвращайся на завод, где работал. Сейчас в него сделаны мощные государственные вливания, заменено и модернизировано оборудование. Берут настоящих спецов старой закалки. В общем… обратишься там… Ну, замдиректора тоже вернулся, найдешь его. Хватит болтать!
Он приподнял крыло, прощаясь; шагнул из мрачного жерла и пошел по реке, осторожно неся чемоданчик. Многоцветные стрелки-блики разбегались под легким скольжением сандалий, играя на легкой зыби. Воспарил на набережную, поднялся по зеленому склону. Помогая себе взмахом крыл, перелетел через Кремлевскую стену. Потом было видно, как тонкая белая фигурка поднимается к Архангельскому собору.
Томительная и печальная мелодия «Summer's Almost Gone» («Лето почти прошло») Чарли Паркера разнеслась над засиявшими водами. Сидя на ящике, Иннокентий раскрыл на коленях самоучитель, раздувал щеки, припав к мундштуку волшебного саксофона. Экскурсанты зачарованно и прощально махали ему с проплывающих речных трамвайчиков.
Пересвет в предчувствии Кочубея
Раскололось стеклянное небо, упала чаша волхвов, кудесник ударил в свой гулкий бубен. Сознание Глубилина померкло. Обо всем произошедшем он узнал в Медицинском центре катастроф, где отлеживался после сотрясения. Ребята из театра приходили к нему, навещали.
Но было два озарения, блеск двух вспышек, когда ночь поглотила его. Первое яркое мгновение — это тесная, с железным гулом кабина, загроможденная фантастическим оборудованием. Какие-то серебристые фигуры парили вокруг. Тогда это даже не удивило… а только подтвердило догадку (на основе множества фактов, свидетельствующих об этом) — людей воруют инопланетяне! Вот и попал к ним в лапы. Второе мгновение высветило лицо его друга Вадима. Длинные волосы упали прядями, затеняя тонкие черты в неземной печали. Из-под серого халата, наброшенного на плечи, видна джинсовая куртка, скроенная из множества кусочков (кто сейчас носит такие?) Это видение… (Вадим трагически погиб восемь лет назад) — воткнуло в руку Глубилина тонкую блестящую иглу. От нее тянулась прозрачная артерия, уходила в самое сердце ночи. По ней перекатились звонкие стеклянные пузырьки, побежали вверх перед меркнущим взором. Черная река забурлила водоворотами.
…Восемь лет назад в маленьком сибирском городке за длинные волосы можно было схлопотать по морде от местной гопоты.
Друг Глубилина, Вадим, отрастил себе хаер. Он был художником и, можно сказать, подающим надежды модельером. Знакомые несли ему джинсы разной степени изношенности (всевозможный «джинсовый лом»), он выкраивал из них небесно-голубые квадраты, подгонял друг к другу и сшивал. Получались удивительные куртки, а также сумки и рюкзаки в стиле «пэчворк». Однажды Вадим бежал к своей подруге Камилле, ночью, через весь город. Нужно перебежать мост, река разделяет город. На беду, в ту ночь над мостом тускло светила бандитская звезда Кастет, удлиняя крадущиеся фиолетовые тени. Звезда покатилась с чернильного неба — ее свинцовые лучи пробили Вадиму висок. Гопники сбросили его тело в реку.
