Я продолжала преодолевать все эти трудности только из-за сна, увиденного мной в то раннее утро в сквере. Каждое утро в семь звонил будильник и включался музыкальный центр, а я лежала посреди этого шума и думала о том, как мне больно и как устала, что готова умереть, но можно все взять и бросить прямо сейчас… а потом мои мысли возвращались к тому рассвету, и появлялось смутное ощущение, что я предаю ту девушку, и я чувствовала, что просто не должна сдаваться.
Для такой малодушной и ленивой особы я неплохо держалась. Но те глаза, такие далекие и печальные глаза… Как бы ни пыталась, но забыть их я не могла.
Если подумать, то я и с любовником познакомилась на работе.
Это был большой офис, что-то типа конструкторского бюро. Компания занимала огромное пространство в гигантском бизнес-центре, целый этаж, и в ней было полно разнообразных отделов. Я толком не знаю, чем они занимались и как именно, по существу, моя работа заключалась в том, чтобы отвечать на телефонные звонки, печатать разного рода документы, забивать данные в компьютер, снимать копии с бумаг, передавать сообщения и так далее. Мне кажется, эту же работу в общей сложности делали больше десяти человек.
Меня приняли на место моей двоюродной сестры, которая уехала в Штаты к своей семье, так что я должна была поработать всего три месяца, но, несмотря на это, я изо всех сил старалась произвести впечатление, что я круглая дура. Ну, не то чтобы я была особенно умна, но знала, что если вы будете усердно работать в подобной организации, то вас будут основательно нагружать, и в результате вы потеряете намного больше, чем приобретете. Поэтому я выбрала для себя другой вариант – почти ничего не делать. Нет ничего более бессмысленного, чем когда вас приглашают на неполный рабочий день в качестве «подай-принеси». Потому я все время работала в треть силы. В итоге я опаздывала, делала ошибки, вбивала данные не в те колонки, посылала чистые факсы и все в таком духе, и хотя это выходило не специально, но все кончилось тем, что такие промахи я допускала где-то раз в три дня, и вскоре меня перестали просить сделать что бы то ни было сложное, и работать стало намного легче.
Это произошло в воскресенье. В компании был выходной, но я пошла в офис по собственному желанию, чтобы исправить ошибку, допущенную накануне. Я сидела в одиночестве в просторном тихом офисе, не торопясь вбивала в компьютер какие-то данные и внезапно почувствовала какую-то необъяснимую тревогу.
Было ощущение, что в какой-то момент, пока я в течение двух месяцев разыгрывала из себя дурочку, я и впрямь ею стала и просто не могу работать быстрее. Глупо было волноваться по этому поводу, но в тот момент это казалось очень серьезной проблемой. Чем дольше я смотрела на монитор, тем больше беспокоилась. Я думала, что не раскрываю своих талантов, но на самом деле я, скорее всего, просто-напросто не способна к офисной работе. Я пыталась отогнать от себя эти мысли, но не могла. А потом, осознав, какой же идиоткой я была все это время, поймала себя на том, что мне ужасно хочется посмотреть, на что же я способна. Я знала, что в офисе, кроме меня, никого нет. И гонка началась. Когда я теперь об этом вспоминаю, то понимаю, что была совсем молоденькой. Я начала с невероятной энергией вбивать в компьютер данные, лежавшие передо мной. Впервые за долгое время я получала наслаждение от того, что мои руки двигаются быстро и аккуратно, от понимания – если захочу, то у меня все получится, – испытывала приятное чувство удовлетворения. Вскоре я закончила вносить исправления и на энергетической волне решила напечатать несколько документов, которые к тому моменту скопились на столе. Я набирала текст, бормоча себе под нос. Я чувствовала себя как человек, которому разрешили пользоваться правой рукой после того, как он долгое время был вынужден использовать только левую. Думаю, в моей душе, должно быть, все время росло напряжение, поскольку я пришла в неописуемый восторг при виде превосходных страничек с текстом, выползающих из принтера. На ксерокопирование практически не нужно времени, если подойти к вопросу серьезно. Я настолько углубилась в работу, что, в конце концов, принялась выполнять всевозможные небольшие задачи, предназначавшиеся для других сотрудников.
Через два часа я все закончила, тяжело вздохнула, встала из-за стола и тут увидела его. Все это время он тихонько сидел за столом в дальнем конце пустого светлого кабинета. Это стало для меня ужасным шоком. Я его совершенно не замечала. Он не был моим непосредственным начальником, но работал в том отделе, для которого я довольно часто выполняла разные поручения. Он определенно знал, какая я бестолковая сотрудница. Черт, – подумала я. Казалось, он ждал, когда же я его замечу, предвкушал этот момент с изрядной долей удовольствия. Он широко улыбался.
– Вы здесь были все время? – спросила я.
– Очевидно, ты можешь работать, если захочешь… хотя почему-то мне даже не хочется об этом говорить, – ответил он.
А потом рассмеялся так, что чуть не упал со стула.
После этого мы пошли выпить чаю. Для этой цели выбрали маленькое кафе напротив нашего бизнес-центра. Уже смеркалось, и внутри кроме нас было еще несколько парочек, наслаждавшихся выходным днем. Все говорили очень тихо, почти перешептывались.
– Знаешь, ты двигалась, словно в ускоренной съемке. Почему ты всегда так не работаешь? – спросил он.
Я поразмыслила над разными вариантами ответа, пытаясь придумать что-то остроумное, но, в конце концов, смогла сказать лишь:
– Это же просто временная работа.
– Тогда все понятно, – сказал он и снова несколько минут хихикал.
Я не переставала удивляться, как чисто звучит его низкий голос, когда он говорит как обычный человек, а не как коллега, и какие согласованные у него жесты. К тому моменту я уже заметила кольцо на его левой руке. Мы допили чай, ни словом не обмолвившись об этом. Честно говоря, я ужасно расстроилась, поняв, что он женат.
В какой-то момент, закидывая ногу на ногу, он с ужасным грохотом уронил один из соусников, а потом извинялся дольше, чем нужно. Постоянно говорил:
– Ой, прости, пожалуйста, я так виноват.
Я действительно западаю на такие вещи, ну, на хорошие манеры. У меня сложилось впечатление, что вежливые люди никогда не делают никому ничего истинно плохого. Но, с другой стороны, можно сказать, что мне нравятся и те, кто делают гадости, а им все сходит с рук.
Мы особо не нервничали, но все равно говорили мало. Он вел себя очень степенно, и именно его поведение произвело на меня необычный эффект. Время от времени он начинал говорить о чем-либо, а я просто кивала и слушала. И пока я кивала, интуиция смутно подсказывала мне, что он сыграет важную роль в моей жизни. Был вечер, но казалось, что еще утро, может, потому возникло такое чувство, словно мы сидим за столиком полусонные, с трудом ворочая языками. Я представила всё то отрадное, душевное, что могло бы случиться между нами, но почему-то мои мечты в итоге превратились в картину зимнего дня. Белое пространство, наполненное холодным туманом, мы бредем, закутавшись в теплые пальто, а вокруг – зимний лес. Именно так я это и увидела, и мне стало ужасно грустно.
Так или иначе, но неделя, казавшаяся бесконечной, все-таки кончилась. После последнего рабочего дня я вернулась домой, сняла одежду, оставив ее лежать там, где она упала, затем бросила конверт с зарплатой на пол, а сама стояла над ним, смеясь. И тут зазвонил телефон:
– Это я, Иванага.
Когда я услышала его голос, меня охватила своего рода ностальгия.
– Давно не слышались, – сказала я.
– Ты спала?
– Не-а. На самом деле я стояла, смотрела на конверт с зарплатой и смеялась. Я так устала!
– Ты имеешь в виду, что работала? Ну ты даешь!
– Помогает убить время, – сказала я.
Мне пришло в голову, что, после того как подберу одежду, раскиданную по комнате, я пойду и буду спать столько, сколько захочу. Голова была ясной, но тело совершенно измотано. В этот раз, даже если я просплю сутки напролет, это меня не испугает.
– У тебя очень бодрый голос. Как в тот раз, когда мы впервые встретились.
Он говорил весело, поскольку тоже попал под влияние этого настроения.
– Когда ты сказал, то я тоже подумала, что это правда, – согласилась я, соскабливая чешуйки облезшего лака с ногтей. – Кстати… ты ведь познакомился с женой, когда она училась в школе, да? И у нее тогда были длинные волосы?
– Откуда ты знаешь? Ты что, на своей работе училась читать чужие мысли? – спросил он с подозрением. – Но ты права. Ей было восемнадцать.
– Я так и думала.
Внезапно мои глаза наполнились слезами, хотя я и не совсем понимала, почему плачу.
– Как бы то ни было… – сказал он, а потом начал говорить, где мы встретимся, чтобы отведать на ужин угря, как и планировали, и пойти посмотреть на фейерверки. Я слушала его голос и записывала, моя рука, комната и все предметы в ней стали горячим пятном, расплывчато светлым и светящимся.
