Сделать бы так, чтобы Юкки вообще никогда не появлялась в его жизни! Почему она проникла именно в его комнату? Потому что внутри никого не было! Вовка ушел на экзамен, оттуда – на пьянку, Кирюха же уехал в свой Морошинск из-за сущей ерунды: сломался новенький электрический чайник. Как и любой студент, Кирюха не мыслил подготовки к экзаменам без кофе и крепкого чая, потому и решил сгонять домой за старым чайником, заодно прихватить какой-нибудь жратвы, а если повезет, то стрельнуть у родителей немножко денег, и вообще, проветриться как следует после экзамена по современному русскому языку. В итоге вернулся в общагу, когда уже стемнело. Пока ехал в электричке, обдумывал отношения с Олей и решил-таки с ней расстаться. А не поехал бы в тот день никуда! Позвал бы в гости Олю, ее соседок, Антона, Настю... Вместо горячего чая налил бы им холодного пивка. Интересно, куда бы подалась Юкки? Может, пролезла бы в постель к коменданту? Он бы ее в свое шоу пристроил...
Маленький камушек стукнул крепко задумавшегося Кирюху по макушке.
– Здорово, симпатяга! – засмеялся кто-то.
Парень запрокинул голову и увидел довольную мордашку Юкки, выглядывавшую из-за края крыши.
– Ты? – удивился он. – Как ты туда попала?
– Залезла. Давай и ты ко мне!
Кирюха посмотрел на нее с большим сомнением: выход на крышу всего один, и он постоянно заперт. А играть в альпиниста Кирюха не собирался.
– Давай-давай, – подбодрила Юкки. – Мой друг тебя пропустит.
– Какой еще друг?
– Да я тут с таким классным дядькой познакомилась!
– Э-эм... Еще с одним?
– Нет-нет, Кирюша, у меня с ним ничего не было! По-моему, у него с этим серьезные проблемы. Впрочем, я не проверяла, – она хихикнула. – Иди к двери на крышу, тебе отопрут.
Кирюха пожал плечами и вышел в коридор. Он поймал себя на том, что чувствует облегчение. А точнее, по-настоящему рад, что Юкки цела.
Оставив позади туалет, кухню, актовый зал и все комнаты, Кирюха постучал в низенькую коричневую дверь.
Та бесшумно отворилась. За дверью стоял Соломоныч:
– Вот и ты, Дениска. Алька Грумова тебя уже заждалась.
Впустив Кирюху, он тщательно запер дверь. Пока поднимались вверх по ступеням узкой лестницы, ключник рассказывал:
– Вышибли Альку из Университета. Так и не сдала историю КПСС. Строго за это бьют, строго. Даже до пересдачи не допустили. Сказали: собирай вещи и уезжай. Нашей стране такие специалисты не нужны. А ведь нельзя ей домой! Не поймут родители. Так я и решил: пусть у меня поживет немного, – он строго посмотрел на Кирюху и прижал палец к губам: – Ни слова никому! Ни гу-гу!
Лестница привела под самую крышу. Здесь был вход в каморку Соломоныча, где было всего два предмета мебели: кресло и большой стол. Столешница была расчерчена, словно школьная тетрадь, множеством темных линий, горизонтальных и вертикальных. В каждой из получившихся клеточек лежал ключ. Бросался в глаза квадратик в восьмом горизонтальном ряду, где находилась пара близнецов: один – потускневший от времени, другой – блестящий, «с нуля». Парень чуть не задохнулся от изумления: этот новенький ключ был тем самым дубликатом, который Кирюха сделал на рынке, а совсем недавно – всего полдня назад! – выкинул в мусоропровод.
На гвоздике, вбитом в стену, висело металлическое кольцо диаметром сантиметров двадцать. Видимо, на это кольцо Соломоныч нанизывает нужные ему ключи, когда ему нужно сходить куда-нибудь, что-нибудь отпереть или запереть. Под столом пряталось несколько стопок старых журналов: «Огонек», «Работница», «Пионер», «Человек и закон», «Ленинец». Кирюха задержался у открытой двери, осматривая каморку. Ему хотелось понять, на чем же спит ключник: в комнатке не было ни кровати, ни раскладушки, ни матраса. Неужели дрыхнет в кресле, скрючившись? Это же мучение!
Наверх можно было вылезти через откидной люк. Плоская крыша, обнесенная по краю высоким бордюром, напоминала верхушку башни средневекового замка. Не хватало разве что бойниц.
Юкки встретила Кирюху заранее подготовленным, но не успевшим еще остыть поцелуем:
– Я так соскучилась!
В люке показалась голова Соломоныча, кое-где седая.
– Последний раз я на эту крышу ребят выпускал году эдак в... – он задумался, – в восемьдесят восьмом! Двадцать третьего февраля. Не положено, конечно, но я разрешил. Как тут не разрешишь, когда над городом воздушный парад! Шутка ли – семьдесят лет советским вооруженным силам! Все общежитие на крышу вылезло полюбоваться, как над городом наши МиГи носятся! Кто-то даже фотографировал. А гул стоял такой, что уши закладывало. Да что я тебе рассказываю, Денис, ты же там был!
– Да-да, верно... – пробормотал Кирюха. – И как я мог забыть?
Голова ключника исчезла. Люк закрылся.
– Отличный дядька, – заметила Юкки.
– Леопольд Соломонович, – уточнил Кирюха. – Для всех – Соломоныч.
– Не знала, что его так зовут. Он не представился. Мы с ним раньше сталкивались по ночам в коридоре: бродит туда-сюда как почетный караул. У него как будто мозг перестал работать в конце восьмидесятых. Помнит только то, что случалось с ним в те времена. Меня принимает за какую-то Альку...
– Знаю. Решил, что тебя выгнали из общаги, и у себя поселил.
– Так и есть, даже матрас обещал мне принести с подушкой. Я теперь здесь живу. Смотри: это все мое! – она с визгом пробежалась по крыше из конца в конец и вернулась к Кирюхе.
Отсюда, с макушки общежития, виден был весь квартал, что размером был с целый город. Лабиринты многоэтажек перемежались с деревянными улочками сельского типа, кое-где вспучивались плотно застроенные холмы. Недалеко от общаги возвышалась призма из непрозрачного стекла – грандиозный торговый центр. Рядом с ним раскинулся гигантским анахронизмом вещевой рынок – скопление ларьков, палаток, лотков, прилавков, мини-маркетов, примерочных кабинок, обнесенное проволочным забором. У самого горизонта в небо втыкался десяток фабричных труб.
Темнело. Кирюха и Юкки валялись, соприкоснувшись лбами, на матрасе, который принес Соломоныч, и шептались.
– ...Давно ты ролевыми играми увлекаешься?
– С десятого класса. По Интернету познакомился с ребятами, они меня вытащили на мою первую ролевуху.
– По Толкиену?
– Кстати, нет. Она называлась «Техноген», проходила на полигоне близ села Варварино. Мир после ядерной катастрофы. Уцелевшие земли, пригодные для жизни, делят между собой два клана: клан анархистов и клан милитаристов. Анархисты – дикая орда грязных панков, милитаристы – маленькая армия со своей униформой и строгой дисциплиной.
– Ты был в клане анархистов, я думаю?
– Верно. Мы были вооружены игрушечными пистолетами и автоматами. Знаешь, как прижигает пластмассовая пулька!
– А если в глаз попадет?
– Не попадет. У нас у всех были очки для подводного плавания.
– И что тебе там понравилось? Бегать, стрелять, прятаться? В детстве не наигрался в войнушку?
– Больше всего мне понравилось другое. Именно на «Техногене» я девственность потерял.
Реакция Юкки была легко предсказуемой:
– Расскажи-расскажи!..
– Как-то ночью меня отправили вместе с четырьмя другими чуваками отбить колодец с чистой водой – все остальные потравлены радиацией. Встретились со взводом милитаристов. Началась роскошная перестрелка. Наши бойцы выбывают по одному, ихние тоже. А убитые бойцы по правилам отправляются в специальный барак, там и сидят до конца игры. В общем, остались только я и один милитарист, остальные утопали в «загробный мир». Мы продолжаем перестреливаться, тут потихоньку дождь начался. Я чувствую, что скоро разойдется, и кричу: «Предлагаю перемирие, пока дождь не закончится!» В ответ мне кричат: «Принимается!» Девичьим голосом. Там рядом какой-то сарай был, мы спрятались.
Дождь как ливанул! Мы сидим, молчим. Она смотрит куда-то в сторону. Потом сигарету зажгла. Только тогда я ее и смог мельком рассмотреть. Девчонка такая крохотная, совсем как ты, камуфляж на ней висит, как мешок. Смешная, обритая под ноль, носик остренький. Меня как будто подтолкнули. Я даже не сказал ничего – просто обнял ее. Она сигарету выплюнула и – давай меня целовать. Огонек потух, и наступила темень.
Дождь кончился где-то под утро. Когда я проснулся, той девчонки не было. Я даже не уверен, была ли она вообще. Может, это у меня воображение разыгралось? Я потом ее искал – так и не нашел. Может, потому, что не разглядел ее как следует. Я даже не помню толком, что конкретно мы делали. Это было словно в бреду. Помню только, как тяжело она дышала. Я очень волновался, спрашивал, не больно ли ей. Она говорила: все хорошо, не останавливайся. Было такое чувство, как будто мы и правда последние на Земле.
– Как ее звали, Кирюш?
– Стоп. Стоп-стоп... – он задумался.
Юкки издала короткий смешок:
– Не помнишь, как звали девушку, которая тебя мужиком сделала?
– Не помню! Реально не помню! А ведь она говорила... – подумал еще немного и неуверенно произнес: – Женя, вроде. Женя...
