«Эя, детка, ну как ты? Здесь у нас все вверх дном, как обычно. Помнишь, я рассказывая тебе, что Иеремия угрожал девочкам перочинным ножиком, который притащил из дома? Так он, похоже, не шутил: сегодня на переменке порезал руку одной девочке и сказал, что она сука. Порез совсем не глубокий, но, когда дежурный учитель спросил его, как ему это пришло в голову, он ответил, что видел, как приятель его мамы сделал это маме. Ему же всего шесть лет, Энди, ты представляешь? В общем, директор назначил на сегодняшний вечер срочное совещание, и боюсь, я не смогу сегодня с тобой поужинать. Мне очень жаль, правда. Но я все-таки рад, что они зашевелились, я на это даже не надеялся. Ты ведь понимаешь меня, да? Пожалуйста, не злись. Я позвоню тебе попозже, мы все наверстаем, я обещаю… Люблю, А.».
«Пожалуйста, не злись»? «Ты понимаешь меня…»? Какой-то второклассник порезал другого второклассника – и он надеется, что я не буду иметь ничего против, если наши планы рухнут? Ну да, я один раз отменила нашу встречу, потому что вымоталась, разъезжая целый день по городу и пакуя подарки. Мне хотелось зарыдать во весь голос, позвонить ему и сказать, что я не только не злюсь – я горжусь тем, как он заботится о своих детках, и тем, что работа у него всегда на первом месте. Я щелкнула по опции «ответ» и уже занесла руку над клавиатурой, чтобы сообщить ему все, что я о нем думаю, как вдруг услышала свое имя.
– Андреа! Она едет! Она будет здесь через десять минут, – громко объявила Эмили, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие.
– М-м-м? Извини, я не расслышала…
– Миранда едет в офис, вот сейчас едет. Нам надо приготовиться.
– Едет в офис? Но я думала, она пробудет во Франции до субботы…
– Значит, она передумала. Быстрее! Иди вниз, возьми газеты, разложишь их так, как я тебе говорила. Потом протри стол и поставь слева бокал с «Пеллегрино». Не забудь лед и ломтик лайма. И проверь, все ли на месте в ее туалетной. Иди! Она уже в машине, максимум через десять минут будет здесь, если, конечно, не попадет в пробку.
Выбегая из офиса, я слышала, как Эмили названивает по внутреннему телефону и кричит одно и то же: «Она едет! Скажи всем!» За три секунды, не больше, я пронеслась по коридорам и через отдел моды, но отовсюду уже летели панические крики: «Эмили сказала, она едет!», «Миранда вернулась!» – и один совершенно душераздирающий вопль «Она зде-е-е-е-е-есь!!!». Ассистенты, как безумные, приводили в порядок одежду на вешалках, выставленных вдоль стен, редакторы мчались в свои кабинеты, и я видела, как одна девушка меняла туфли с низкими каблуками на другие – на двенадцатисантиметровых шпильках, а еще одна рисовала себе губы, подкручивала ресницы и приводила в порядок бюстгальтер – и все это почти одновременно. Из мужского туалета вышел издатель, и я заметила там Джеймса. Он как ненормальный вертелся перед зеркалом, проверяя, не прицепилась ли к его черному кашемировому свитеру какая-нибудь ниточка, и энергично гоняя во рту таблетку или леденец. Я даже представить себе не могла, как он успел узнать, разве что в мужском туалете предусмотрена громкая связь специально для этих случаев.
Мне хотелось остановиться и посмотреть, как будут развиваться события, но на то, чтобы достойно предстать перед Мирандой в качестве ее секретарши, у меня оставалось от силы десять минут, и я собиралась использовать их по максимуму. До сих пор я старалась не показывать, что отчаянно спешу, но все вокруг явно не видели в этом ничего зазорного, и я устроила настоящий спринтерский забег.
– Андреа! Ты, конечно, знаешь, что Миранда уже едет? – окликнула меня Софи, когда я проносилась через приемную.
– Да. А тебе откуда это известно?
– Солнышко, я всегда все знаю. Полагаю, и ты знаешь, что сейчас от тебя требуется. Только учти, Миранда Пристли не любит ждать.
Я прыгнула в лифт и оттуда крикнула:
– Спасибо! Я вернусь через три минуты.
Две женщины в лифте посмотрели на меня с неудовольствием, и тут до меня дошло, что я веду себя неприлично.
– Простите, – сказала я, пытаясь отдышаться, – мы только что узнали, что наш главный редактор едет в офис, а мы не подготовились, поэтому все немножко нервничают.
Ну почему я оправдываюсь перед этими людьми?
– Бог мой, да вы работаете на Миранду! Ну-ка дайте угадаю. Вы ее новый секретарь? Андреа, не так ли? – Длинноногая брюнетка сверкнула четырьмя дюжинами зубов (не меньше) и надвинулась на меня словно пиранья. Лицо ее подруги тотчас прояснилось.
– Хм… да. Андреа, – повторила я, словно сама не до конца была уверена в этом. – И я действительно новая секретарша Миранды.
В этот момент лифт остановился в вестибюле, и перед нашими глазами предстали белоснежные мраморные стены. Не успели двери полностью раздвинуться, как я уже шагнула вперед и вдруг услышала за спиной:
– Повезло вам, Андреа. Миранда чудесная женщина. Миллионы девушек готовы на что угодно ради такой работы.
Я постаралась не задеть группку стоявших с унылыми лицами юристов – по всей видимости, они собрались на корпоративный банкет – и почти влетела в газетный киоск в углу вестибюля. Там всем заправлял миниатюрный выходец из Кувейта по имени Ахмед; в его ведении находились аккуратно разложенная глянцево блестевшая периодика и заметно поредевший запас не содержащих сахара конфет и диетической газировки. Эмили познакомила нас с Ахмедом перед Рождеством – это входило в программу моей подготовки, и я надеялась, что сейчас он мне поможет.
– Стой! – вскричал он, когда я стала вытягивать газеты из проволочных ячеек. – Ты новая девушка Миранды, верно? Иди сюда.
Я повернулась и увидела, что Ахмед наклонился и шарит под стойкой; лицо у него даже покраснело от напряжения.
– Ага! – закричал он снова, вскакивая на ноги так проворно, как только мог это сделать пожилой человек, у которого были сломаны обе ноги. – Это тебе. Не надо портить мою выставку – я откладываю их для тебя каждый день. Можешь не сомневаться, я ничего не теряю, – подмигнул он.
– Ахмед, огромное спасибо! У меня нет слов, чтобы сказать, как я вам благодарна. Как вы думаете, может, взять и журналы?
– Конечно. Сегодня среда, а все журналы вышли уже в понедельник. Твоя хозяйка не любит ждать, – сказал он, демонстрируя необыкновенную осведомленность. И снова полез под стойку, и снова поднялся с охапкой журналов; и мне хватило одного взгляда, чтобы убедиться в том, что там было все, что мне нужно, – ни больше ни меньше.
Пропуск, пропуск, где этот чертов электронный пропуск? Я ощупала свою строгую белую блузку и нашла шелковую ленточку, которую Эмили вырезала для меня из одного из белых шарфов Миранды. «Пропуск не следует носить в ее присутствии, – пояснила она, – но если уж ты забыла его снять, пусть он будет не на пластиковой цепочке». Последние слова Эмили произнесла с нескрываемым презрением.
– Спасибо, Ахмед. Спасибо вам большое за помощь, но я ужасно, ужасно спешу. Она вот-вот приедет.
Он пропустил мою карточку через считывающее устройство и повесил ее мне на шею, как олимпийскую медаль.
– Беги, теперь беги!
Я схватила набитый пластиковый пакет и понеслась; на бегу я снова вытянула карточку: чтобы пройти к лифтам, ее нужно было пропустить через считывающее устройство у турникета, где сидели охранники. Я сунула карточку в прорезь и толкнула. Ничего. Я снова сунула и толкнула посильнее. Никакого результата.
– Пусть целуют, пусть ласкают, я совсем не возражаю, – послышался тенорок грузного и всегда немного потного охранника Эдуардо. Вот черт. Мне не надо было даже смотреть на него – я и так знала, что он улыбается во весь рот и заговорщицки мне подмигивает. Это повторялось каждый день, вот уже две недели, всякий раз, когда мне нужно было пройти через турникет. У Эдуардо имелся неиссякаемый запас попсовых мотивчиков, которые он постоянно напевал, и он не пропускал меня, пока я не изображала что-нибудь в тему. Вчера это было «Я слишком сексапильна». Он пропел: «Я слишком сексапильна для Милана и Нью-Йорка», а я должна была пройтись по воображаемому подиуму. Это бывало весело, когда у меня было подходящее настроение. Иногда я даже улыбалась. Но сегодня мне предстояло встретиться с Мирандой, и я должна была успеть привести все в порядок – я просто обязана была успеть. Мне хотелось ударить Эдуардо за то, что не дает мне пройти, в то время как все остальные в это самое время свободно проносились через турникет по обе стороны от меня.
– Если денег пожалеют, я пошлю их – я умею, – пропела я, растягивая и полупроглатывая слова, совсем как Мадонна.
Он поднял брови:
– Где энтузиазм, подружка?
Я думала, что просто взорвусь, если услышу его голос, и сейчас бросила сумку на барьер, резким движением подняла руки и с силой двинула бедрами влево, сложив губы в недовольную гримасу.
– Да, я такая: свое не упускаю! – Я почти кричала. Он закудахтал, захлопал, застонал от восторга, и я наконец прошла.
