— Но у меня уже есть стипендия, — напомнил Нат.
— Нам это известно, всё это здесь записано, — полковник взглянул на открытую папку у себя на столе. — Но университет не даёт вам при этом капитанского жалованья.
— Мне будут платить за то, что я буду учиться в университете?
— Да, вы получите полное капитанское жалованье плюс специальную добавку за службу в зарубежной стране.
— В зарубежной стране? Но я подаю заявление не во Вьетнамский университет, я хочу вернуться в Коннектикут, а затем поступить в Йель.
— Так и будет, потому что в правилах сказано, что если, и только если вы служили за границей в военном секторе, я цитирую, — полковник перевернул страницу в папке, — тогда подача заявления о продолжении обучения обеспечивает подавшему заявление тот же статус, что и его последнее назначение. Знаете, я, кажется, полюбил юристов, потому что, поверите ли, они придумали нечто получше. — Полковник отхлебнул кофе; Нат молчал. — Вы не только получите капитанское жалованье, — продолжал полковник, — но из-за вашего ранения через шесть лет вы будете демобилизованы и сможете рассчитывать на капитанскую пенсию.
— Как они провели всё это через Конгресс? — спросил Нат.
— Думаю, там не сообразили, что кто-нибудь будет соответствовать всем четырём категориям одновременно.
— Но должна же быть и какая-то обратная сторона, — предположил Нат.
— Да, — хмуро согласился полковник. — Потому что даже Конгресс должен думать о последствиях своих решений. — Нат предпочёл его не прерывать. — Во-первых, вам положено раз в год являться в Форт-Беннинг на двухнедельную интенсивную боевую подготовку, чтобы не потерять боевых навыков.
— Я буду только рад это делать.
— Во-вторых, через шесть лет вы останетесь в списке кадрового состава до того дня, когда вам исполнится сорок пять лет, и в случае новой войны вы можете быть призваны на военную службу.
— Это всё? — спросил Нат, не веря своим ушам.
— Это всё, — подтвердил полковник.
— Ну, так что я теперь должен сделать?
— Подписать шесть документов, которые подготовили юристы, и на следующей неделе вы будете в Коннектикутском университете. Кстати, я уже говорил с проректором, и они будут рады видеть вас в университете в понедельник. Он просил меня уведомить вас, что первая лекция начинается в девять часов. По-моему, поздновато, — добавил полковник.
— Вы даже знали, как я отреагирую? — удивился Нат.
— Признаюсь, я думал, что вы предпочтёте приносить мне кофе весь следующий год. Кстати, вы уверены, что вам не хочется кофе? — спросил полковник, наливая себе вторую чашку.
* * *
— Хотите ли вы, чтобы эта женщина стала вашей законной женой? — спросил епископ Коннектикутский.
— Хочу, — ответил Джимми.
— Хотите ли вы, чтобы этот мужчина стал вашим законным мужем?
— Хочу, — сказала Джоанна.
— Хотите ли вы, чтобы эта женщина стала вашей законной женой? — повторил епископ.
— Хочу, — подтвердил Флетчер.
— Хотите ли вы, чтобы этот мужчина стал вашим законным мужем?
— Хочу, — сказала Энни.
Двойная свадьба — редкое явление в Хартфорде, и епископ признал, что в его практике это — первый случай.
Сенатор Гейтс стоял во главе свадебной процессии, улыбаясь каждому новому гостю. Он знал почти всех. В конце концов, в один и тот же день сочетались браком двое его детей!
— Кто бы мог подумать, что Джимми женится на такой умной девушке? — произнёс Гейтс.
— А почему бы и нет? — спросила Марта. — Тебе это тоже удалось. И благодаря Джоанне он сумел получить диплом с отличием.
— Мы разрежем торт, как только все сядут, — объявил метрдотель. — И для фотографий женихи и невесты должны стоять перед тортом, а их родители — сзади.
Рут Давенпорт задумчиво смотрела на свою невестку.
— Я иногда думаю, что оба они ещё слишком молоды, — сказала она.
— Ей — двадцать лет, — напомнил сенатор. — Мы с Мартой тоже поженились, когда ей было двадцать.
— Но Энни ещё не окончила колледж.
— Какая разница? Они не расставались последние шесть лет, — ответил сенатор и устремился навстречу следующему гостю.
— Мне иногда хотелось бы… — начала Рут.
— Чего тебе хотелось бы? — спросил Роберт, стоявший рядом с женой.
Рут повернулась, чтобы сенатор её не услышал.
— Я очень люблю Энни, но иногда мне хотелось бы… — Рут замялась, — чтобы оба они побольше пообщались с другими молодыми людьми и девушками.
— Флетчер встречал многих девушек, но он просто не хотел за ними ухаживать, — ответил Роберт, позволяя снова наполнить свой бокал шампанским. — Кстати, вспомни, сколько времени я ходил с тобой по магазинам, прежде чем ты купила платье, которое тебе первым попалось на глаза.
— Это не помешало мне обдумать, не выйти ли мне замуж за кого-нибудь из других молодых людей, прежде чем я остановилась на тебе, — заметила Рут.
— Да, но они-то хотели жениться не на тебе, а на твоих деньгах.
— Роберт Давенпорт, я должна вам сказать…
— Рут, ты забыла, сколько раз я делал тебе предложение, прежде чем ты согласилась? Я даже пытался сделать так, чтобы ты забеременела.
— Ты мне никогда об этом не говорил, — повернулась Рут к мужу.
— Ты явно забыла, сколько времени заняло, чтобы ты наконец родила Флетчера.
— Будем надеяться, что у Энни не будет этой проблемы, — Рут оглянулась на свою невестку.
— С какой стати? — сказал Роберт. — Ведь не Флетчер же будет рожать. И бьюсь об заклад, что Флетчер, как и я, никогда в жизни не взглянет на другую женщину.
— А ты никогда не глядел на других женщин с тех пор, как мы поженились? — спросила Рут, после того как пожала руки двум новым гостям.
— Нет, — ответил Роберт, выпив ещё глоток шампанского. — Я спал с несколькими, но никогда на них не глядел.
— Роберт, сколько ты выпил?
— Я не считал, — признался Роберт, и тут к ним подошёл Джимми.
— Над чем вы оба смеётесь, мистер Давенпорт?
— Я рассказываю Рут о моих амурных победах, но она мне не верит. Джимми, а что ты собираешься делать, когда окончишь колледж?
— Я вместе с Флетчером пойду на юридический факультет. Учиться там будет тяжеловато, но если Флетчер будет мне помогать днём, а Джоанна — ночью, то, авось, я справлюсь. Вы должны очень гордиться сыном.
— Magna cum laude[31] и председатель совета колледжа, — сказал Роберт, протягивая свой пустой бокал проходящему мимо официанту.
— Ты пьян, — Рут старалась не улыбаться.
— Моя дорогая, ты, как всегда, права, но это не мешает мне очень гордиться своим единственным сыном.
— Но он никогда не стал бы председателем, если бы не помощь Джимми, — твёрдо заявила Рут.
— С вашей стороны очень любезно, что вы так говорите, но вспомните, что Флетчер победил с разгромным счётом.
— Но только после того, как ты уговорил Тома… Как бишь его фамилия? Ну, этого Тома, как бы его ни звали, снять свою кандидатуру и призвать своих сторонников голосовать за Флетчера.
— Возможно, это помогло, но именно Флетчер был инициатором перемен, которые повлияют на целое поколение йельских студентов, — сказал Джимми, когда к ним подошла Энни. — Привет, крошка-сестрёнка.
— Когда я стану президентом компании «Дженерал Моторс»,[32] ты всё ещё будешь меня так называть, зануда?
— Конечно, — сказал Джимми, — и, более того, я перестану ездить на «кадиллаке».
Энни замахнулась на него, но тут метрдотель объявил, что пора разрезать торт.
Рут обняла свою невестку.
— Не обращай внимания на своего брата, — сказала она. — Когда окончишь колледж, ты ему покажешь, где его место.
— Я не своему брату пытаюсь что-то доказать, — заявила Энни. — Это ваш сын всегда задавал тон.
— Значит, ты должна и его обогнать, — заметила Рут.
— Я не уверена, что я этого хочу, — ответила Энни. — Знаете, он говорит, что когда получит диплом юриста, то пойдёт в политику.
— Это не должно помешать тебе делать собственную карьеру.
— Конечно, но я не настолько горда, чтобы не поступиться своими интересами, если это поможет ему достичь своих целей.
— Но ты имеешь право на свою карьеру.
— Зачем? — спросила Энни. — Только потому, что это вдруг стало модно? Я — не как Джоанна. — Она взглянула на свою золовку. — Я знаю, чего я хочу, и я сделаю всё, чтобы этого добиться.
— Ну, и чего ты хочешь?
— Всю жизнь помогать человеку, которого я люблю, воспитывать его детей, радоваться его успехам, а в семидесятые годы это может оказаться куда труднее, чем окончить колледж Вассар magna cum laude, — Энни взяла серебряный ножик с ручкой из слоновой кости. — Я подозреваю, что в двадцать первом веке золотых свадеб будет гораздо меньше, чем было в двадцатом.
