Но и я не дремлю. Возле трубы на каждой крыше громоотвод. Я его присоединил к крыше и антенну — к крыше. Пришлось менять… не, не крышу, антенну. А чего он, кровосос, кабель поменял? Игоревич поменял антенну, а надо было всего-навсего отпаять проводки. Но Игоревич же электрик, мастер этого самого обучения, он же на сажень в землю глядит, а тут все на поверхности плавает.
У нас в Стрежевом тогда уже две телепрограммы было. Одна и та же, но по двум каналам и в разное время. А у Игоревича теперь ни одной. Но он, фараон египетский, не сдался и к отцу продолжал ходить. Тогда я наслал на него третью казнь: насовал в замок спичек.
На этот раз он сразу прибежал к нам. Видно, отпечатки пальцев на спичках обнаружил, хотя он же электрик, а не слесарь. Я поклялся, что это не я сделал. Зачем мне врать? Я же не мщу, а караю. А он не прокурор.
Отец пошел помогать вытаскивать спички. Высунули спички, открыли дверь, поменяли замок. И такая гражданская война — все три года. Потому что два раза в неделю — производственное обучение и рожа Андрея Игоревича.
На первом курсе полгода под его руководством точили ключи. Мы точим ключи для Андрея Игоревича, они у него благодаря мне все время пропадают, но мы точим ключи, а Игоревич сидит и играет на гитаре. И гитара у него, шайсе, хорошая: концертная, толстый гриф, струны посеребренные, и играет он на ней — зашибись! Песни собственного производства. Я одну песню даже запомнил. Такая песня шикарная, она всем нравилась, больше, чем Игоревич. Песня про короля:
Этот случай приключился
В королевстве ABC:
Короля однажды ночью
Вдруг не стало во дворце.
А когда король вернулся,
Напевая тра-ля-ля,
Королевская охрана
Не узнала короля.
Говорит охрана:
«Изволь, король!
Если ты король,
Назови пароль.
Если ты, король,
Позабыл пароль,
Значит, ты мошенник,
А не король».
Отвечал король охране:
«Я же с вами жил да был.
Я же сам пароль придумал,
А потом его забыл.
Каждый знает в королевстве,
Где живет моя семья,
У наследника престола
Даже родинка моя».
Прибежала королева,
Надевая соболя,
И, как верная супруга,
Опознала короля.
Ну как? Классик! Правильно я сделал, что ему в замок спичек натолкал? Вспомнят об Игоревиче, вспомнят и о Рыжем, а вспомнят о Рыжем — забудут Игоревича. Диалектика.
А тут как раз практика подошла. Я на электрика учусь, и батя у меня электрик. Где я должен практику проходить? Вопросы есть? Тем более мастер мой — мой же сосед.
И стало в батином цехе два электрика. Я уже сам тогда мог испытывать кабеля. В сто двадцать тысяч киловольт. Испытывал я, испытывал, и решил пойти в туалет, ученикам это разрешается.
Дальше произошло жутко страшное, страшно жуткое, весь цех потом от страха неделю ржал. А я нет, какой, к чертям, смех? Чуть родного батю не сжег на быстром огне, отцеубийцей мог стать. Спасибо бате, он же культурист, самбист, погранвойска в Турции… Хрен его чем убьешь!
Ну вот, я пошел в туалет, отец остался на участке один, совсем один. Прибегает Серега:
— Борода! Тельфер не работает.
В цехе-то два электрика: я и батя, но я в туалете. Батя и пошел. Подошел к тельферу, врубил — не пашет. Отключил рубильник, как положено — профи же! — и полез на тельфер. Серега убежал, а отец сидит на тельфере, чинит.
Я прихожу из туалета, а бати нет. Сижу, смотрю кабеля по списку. Прибегает Колька:
— Где батя?
— Не знаю, куда-то пошел. Может, в бюро. А что случилось?
— Да тельфер сгорел. Сможешь починить?
— Какие проблемы?
Подхожу, а тельфер высокий, метров на десять — под крышей, и там, на этой охрененной высоте, тележка ездит — влево-вправо. И так просторно, вольно, хрен кто снизу заметит, только с вертолета. Я часто и спал на этой тележке между двигателями: кладешь матрас, ложишься и катаешься, спя. А че холодно? Лето же! И под крышу все тепло собирается. Главное, что не видит никто. Вроде пошел в бюро за зарплатой. Замкнешь отверткой релюшку, чтоб никто сдуру не врубил, и ездишь целый день… за зарплатой.
А тут все просто. Я, как специалист, подхожу, беру пульт — дерг-дерг — ни фига. Тогда к рубильнику. О, смотри, смотрите все. Какой-то дебил вырубил систему. Ну, что я должен делать в такой ситуации? По технике безопасности? Так я так и сделал — врубил.
Тельфер как дернется! Значит, я правильно врубил, ура! И вдруг над тележкой взлетает батя и со свистом летит вниз, с десятиметровой высоты — прямо мне на голову. Батя летит, а я стою и только пальцем в него тычу — чудо же!
— О, батя! Ты куда? Ты уже все… починил?..
А он, блин, молчит. Наверное, по технике безопасности. Долго он летел, я даже успел рот закрыть, даже подумать успел, что практику мне теперь без отца точно не пройти.
А батя, блин, орлом спикировал и прямо… да не на голову мне… кто б тогда вам об этом рассказал?.. прямо в контейнер с металлической стружкой шмякнулся.
Не, ничего такого не сломал, даже контейнер не перевернул. Но, когда он из него выбрался, я подумал, что его пошинковали и через мясорубку прокрутили.
А Колька мне орет:
— Рыжий! Ты батю своего завалил!
— Батя, — мычу, — я все сделал по инструкции…
— Убью, сволочь! Прокляну!
— А что ж ты, гад, табличку не повесил «Не включать, работают люди!»? Ты че, себя за человека не считаешь? И пульт не поднял…
— А от кого мне было его прятать? В цехе-то всего два электрика, я да ты.
О, это он зря. Он же меня тогда совсем не знал как электрика.
Короче, батю лишили «тринадцатой», а меня не тронули: я все сделал правильно. Но это же нехило — батю опустить… вниз. Хотя, когда он еще летел, я уже сообразил, что это он вырубил рубильник и полез туда ковыряться, а табличку не повесил. Я сразу сообразил, что виноват не я.
Попозже он у меня допытывался, зачем я в это дело полез. Компромат искал на меня.
— Я, — говорю, — хотел исправить, меня люди попросили.
— А ты бы исправил?
— Конечно.
Тогда он мне какой-то смешной вопросик задал, и я на него… не ответил. Веселенькое дельце!
Все! Вспомнил, что было дальше. Или ближе? Дальше покушения на батю, но ближе, чем Германия. Когда, как пели мы, все еще впереди. Но ничего уже не хочется. Правда, Рыжий?
Я — в той же «фазанке», но уже на втором курсе. Вызывает меня к себе отец:
— Есть работа на целое лето. Хочешь подзаработать?
— Всегда хочу!
— Пойдешь косить.
А в двадцати километрах от города поля, и на них покос.
— Батя! Я только закосить умею, как ты учил, а косой зарезаться могу. Я фильм видел, там мужик косой два метра захватывал. А я… ну, метр двадцать… Если за тот конец возьмусь, за который нужно. Батя, не посылай меня на покос, пожалей сына. Лучше пошли на Сириус. Я, пока до него несколько парсеков пролечу, покос и кончится.
— Кончай свистеть, — строго говорит отец, — там тебя всему научат.
— А сколько я, например, заработаю?
— Рублей триста пятьдесят в месяц и талоны.
А у нас в Стрежевом социализм в полном разврате: чтобы купить что-нибудь крутое, мало иметь большие бабки, нужен еще маленький талончик на дефицит. Так на нем и написано: «талон на дефицитную вещь». А чего стесняться, коли жопа голая?
В магазине переворачивают этот мандат и важно спрашивают, что вы, собственно, хотите. Ну, я там хочу… мягкий уголок. Допустим, мягкого нет, но есть твердый. Пишут: «твердый уголок» и печать сверху — хлоп! Оттуда прямая дорога на склад. Там занимаешь очередь за теми, кто пришел за «дефицитом» раньше, не ты же один такой везучий. И если на складе есть твой «уголок», тебе его дадут за деньги. А нет — жди, когда будет, или соглашайся на что попроще, потому что когда будет — всегда неизвестно. Страна живет строго по плану, а план выполняется всегда строго на девяносто девять процентов, но не всегда выполняется. А этот процент невыполнения больше девяносто девяти выполнения настолько, насколько девяносто девять больше одного. Высшая арифметика!
И талончик такой получить очень сложно: надо или работать весь год без выходных и чтобы это все заметили, или уж очень всех затрахать. Или купить его с рук, или по блату, в обмен на невинность.
А вот на покосе выдача талона обязательна. И можешь выписать себе все что угодно, но опять же не на шару. Плати бабки. А цены на складе несуразные. Дефицит!
Мать раз получила медаль «Ветеран труда» и к ней талончик на кухонный гарнитур. Не, медаль не по талону. Хотя… и там своя очередность была. А как же, всем хочется. Но кому-то хочется больше всех. Например, мне.
Ну, собрали меня на покос. Стоим возле автобуса. Ребята вокруг шумят, спорят:
