— Ты о чем?
— Наверное, ты думаешь, я такая же, как другие! Как те, от кого ты хочешь удрать в лес со спальным мешком.
— Нет, Дженни, — сказал он, — я никогда не поверю, что ты такая.
— Правда?
— Никто не поверит. Ты очень красивая.
— Но я хотела сказать…
Дженни положила ладонь на рукав его свитера. Он не отшатнулся. Тогда она подошла еще ближе и обняла его. Сквозь пальто она почувствовала, до чего он худой, как торчат у него ребра, ощутила его тепло под изношенным свитером. Она припала ухом к его груди, а он нерешительно, осторожно положил руки ей на плечи.
— Я должна была тогда целовать и целовать тебя, должна была сказать матери: «Уходи, оставь нас в покое». Должна была заступиться за тебя, а я струсила.
— Нет, нет, — сказал он. — Об этом я не думаю. Больше об этом не думаю.
Она отступила и взглянула на него снизу вверх.
— Я никогда не говорю об этом, — уточнил он.
— Джосайя, — попросила она, — скажи мне, что теперь все в порядке.
— Конечно, — кивнул он. — Все в порядке, Дженни.
После этого говорить им было уже не о чем. Она стала на цыпочки, чтобы на прощание поцеловать его, и ей показалось, что он с улыбкой посмотрел ей прямо в глаза, а потом отпустил ее.
— Пью за здоровье всех присутствующих, — сказал Коди, поднимая бокал. — За еду, приготовленную Эзрой, за ресторан Скарлатти.
— И за удачный семейный обед, — добавил Эзра.
— Ну, если тебе так хочется.
Все выпили, даже Перл, хотя не исключено, что она сделала этот крохотный глоток всего лишь для виду. На ней была шляпа с вуалькой и строгий бежевый костюм, видимо надетый впервые — временами он торчал на ней колом. Дженни была в простой юбке и блузке, но чувствовала себя вполне нарядной. Все было прекрасно, ничто ее не тревожило. Она беспрестанно улыбалась окружающим, радуясь их обществу.
Но вся ли семья в сборе? Дженни она показалась слишком малочисленной. Троих молодых людей и усохшей матери, подумала она, недостаточно. Вполне уместно было бы присутствие еще нескольких членов семьи — например, семейного шута и настоящего блудного сына, еще более блудного, чем Коди. Ну, может, и еще какой-нибудь властной старшей сестры, которая бы силой склеивала семью, а так это выпадало на долю Эзры, с чем он не очень успешно справлялся. Он был слишком увлечен приготовлением пищи. Вот и сейчас выговаривал официанту, указывая на суп, который, по его словам, подали чересчур холодным, хотя Дженни он показался в самый раз.
Но тут Перл взяла свою сумочку и отодвинула стул.
— Туалет, — произнесла она одними губами, обращаясь к Дженни.
Эзра, как только увидит, что ее нет за столом, расстроится еще больше. Он любит, чтобы семья была в полном сборе, и терпеть не может привычку Перл то и дело обновлять в ресторане свою косметику, так же как не терпит, когда Коди курит за столом свои тонкие сигары. «Хоть бы один-единственный раз, — твердит он, — нам удалось сесть за стол и спокойно, по-людски, пообедать всем вместе». Он непременно повторит это и сегодня, как только заметит отсутствие Перл. Но пока он выговаривал официанту:
— Если бы Эндрю подогревал тарелки…
— Он всегда их подогревает, честное слово, но сейчас не работает подогреватель.
— Как по-твоему, — шепнул Коди, наклонясь к Дженни, — Эзра когда-нибудь спал с миссис Скарлатти? Или нет?
У Дженни отвисла челюсть.
— Ну так что ты думаешь по этому поводу? — не отставал Коди.
— Как тебе не стыдно?
— Только не говори, что тебе это никогда не приходило в голову. Одинокая богатая вдова, если у нее вообще когда-нибудь был муж, а рядом застенчивый красивый мальчик, у которого никаких видов на будущее…
— Это гадко, — отрезала Дженни.
— Напротив, — спокойно сказал Коди, откинувшись назад. У него была привычка разглядывать собеседника из-под ресниц, отчего он казался искушенным и терпимым к людям. — Что плохого, если человек не упускает своего в жизни. А, надо признаться, Эзре везет. Он родился везучим. Ты никогда не замечала, что случается, когда я привожу своих девчонок? Они тут же с ходу влюбляются в него… Так было всегда, с самого детства. И что они только в нем находят? Как это ему удается? Просто везение? Ты женщина, скажи, в чем его секрет?
— Бог ты мой, — сказала Дженни. — Коди, когда же ты наконец повзрослеешь!
Эзра закончил разговор с официантом.
— А где мама? Стоит на секунду отвернуться, как ее и след простыл.
— В дамской комнате, — сказал Коди, прикуривая сигару.
— Ну почему она всегда так? Сейчас принесут суп, на этот раз горячий.
— Босоногие гонцы доставят его, что ли? — спросил Коди.
— Не беспокойся, Эзра, я схожу за ней, — сказала Дженни.
Она прошла между столиками к коридорчику с табличкой «Выход» над аркой, но, не дойдя до дамской комнаты, увидела Джосайю перед двустворчатой, обитой кожей дверью. Он был в белом халате и нес бирюзового цвета таз с листьями цикория.
— Джосайя, — позвала она.
Он остановился как вкопанный, лицо его просияло.
— Здравствуй, Дженни.
Они стояли, без слов улыбаясь друг другу. Она протянула руку, коснулась его запястья.
— Нет-нет! — крикнула мать.
Дженни отдернула руку и резко обернулась.
— О Дженни! Боже мой! — твердила Перл. Глаза ее из серых стали черными, она судорожно вцепилась в свою блестящую черную сумку. — Теперь мне все ясно.
— Нет, подожди, — сказала Дженни. Сердце ее стучало так сильно, что ей казалось, все тело пронизывает дрожь.
— Явилась домой без всякой причины и тут же тайком помчалась к нему на свидание, как потаскуха, дешевая потаскуха!
— Мама, ты ошибаешься. Это ровным счетом ничего не значит, неужели ты не понимаешь? — Голос не слушался. Задыхаясь, она показала на Джосайю, который стоял с раскрытым ртом. — Он просто… Мы просто встретились в коридоре и… Это совсем не то, что ты думаешь… Неужели ты не понимаешь?
Все это она говорила уже в спину Перл, идя за ней следом. Перл подошла к столу и сказала:
— Я не могу здесь больше оставаться, Эзра.
Эзра поднялся.
— Почему?
— Не могу, и все. — Перл взяла со стула свое пальто и направилась к двери.
— Что случилось? — обратился Эзра к Дженни. — Что с ней?
— Не иначе как тепловат суп, — спокойно сказал Коди и, сжимая в зубах сигару, качнулся назад вместе со стулом.
— Хоть бы один-единственный раз, — сказал Эзра, — нам удалось сесть за стол всем вместе и спокойно, по-людски, пообедать.
— Я плохо себя чувствую, — сказала Дженни.
Действительно, губы ее онемели. Это был симптом, который запомнился ей из давнего прошлого, из забытого мгновения, а может быть, из кошмарного сна.
Она оставила на стуле свое пальто, ринулась через зал и выскочила на улицу. Сначала она подумала, что мать уже далеко, потом увидела ее. Перл успела пройти всего полквартала, но шагала быстро и решительно. А вдруг она даже не обернется? Или, что еще хуже, обернется и наотмашь ударит ее по щеке: знакомая боль от кольца с жемчужиной, презрительное выражение лица… И все равно Дженни побежала вдогонку.
— Мама, — окликнула она. В свете витрины винной лавки она увидела, как изменилось выражение лица матери: оно стало холодным и равнодушным.
— Ты все не так поняла, — сказала Дженни. — Я не шлюха! Я не дешевка! Выслушай меня, мама.
— Это не имеет значения, — вежливо произнесла Перл.
— Еще как имеет!
— Ты уже совершеннолетняя. Если ты до сих пор не понимаешь, что прилично, а что нет, я умываю руки.
— Мне просто стало его жалко, — сказала Дженни.
Они перешли улицу и свернули в следующий квартал.
— Он сказал, что его мать умерла.
Они обошли стайку подростков.
— Кроме нее, у него в жизни никого не было. Отец давно умер. Мать была всем в его жизни.
— Наверное, хлебнула она с ним лиха, — сказала Перл.
— Не знаю, как он будет жить без нее.
— Его мать, кажется, как-то раз заходила к нам в лавку. Она была шатенка?
— Полноватая, круглолицая. Похожа на дрозда, — сказала Дженни.
— Ну, Дженни, — усмехнулась мать. — Что за сравнения?
Они миновали кондитерскую, потом аптеку. Дженни и мать шагали в ногу. Подошли к окну гадалки. Все та же пыльная лампа светилась на столе. Дженни, заглянув в комнату, подумала, что пророк из миссис Паркинс никудышный. Ведь, даже чтобы узнать прогноз погоды, она включает радио! С первой секунды, с самого первого взгляда она должна была бы догадаться, что любовью Дженни не погубишь.
Поначалу, когда Эзра навещал миссис Скарлатти в больнице, его пропускали к ней без всяких околичностей. В последний раз дело осложнилось.
— Вы родственник? — спросила сестра.
— Нет, я… компаньон. В деле.
