Рафаил Гругман - Стена Плача (повести и рассказы)

Список благодеяний Маразли огромен. Причина, по которой и через сто лет после его смерти он почитаем, кроется в одном слове – «меценат».

Нынешним одесским бизнесменам оно малознакомо. Я был в доме одного из самых богатых людей Одессы, который с гордостью говорил мне: «Этот город принадлежит нам».

– Кому это «нам»?

– Нам, деловым людям. Смотри, – показывал он мне город из окна «Мерседеса». – Это здание целиком принадлежит мне, это – тоже, казино принадлежит Х., моему товарищу. Этот банк выкупил Y. Тоже мой друг. И так – весь центр города.

Я был принят в его доме. Сауна, бильярдная, внутренний дворик с бассейном, домашний кинотеатр, гараж на два автомобиля (один предназначен для того, чтобы возить детей в школу), прислуга на кухне, круглосуточная охрана.

Архитектура фасада выполнена в духе постмодернизма. Не многие преуспевающие американские врачи или адвокаты со скромным годовым доходом в полмиллиона долларов могут позволить себе подобные микродворцы. Например, моя знакомая, вице-президент достаточно известной американской компании, живёт в Манхеттене, на 71-й Вест, в кондоминиуме, за который она ежемесячно выплачивает банку шесть тысяч долларов. Её двуспальная квартира выглядит значительно скромнее виденных мною одесских, перестроенных из бывших коммун. Однако нынешнему поколению одесских бизнесменов слава Третьякова, Саввы Морозова или того же Маразли не грозит. Слово «меценат» не из их словаря. А даже если они и пообещают чего-то, на другой день легко передумывают, прикрываясь фразой капризного ребёнка: «Моё слово. Хочу – даю. Хочу – забираю».

На этом мне и хотелось бы завершить первую часть путевых заметок. Печальной она не выглядит. Маразли не сразу же стал меценатом. Богатство досталось ему от отца, купца первой гильдии, в начале девятнадцатого века, разбогатевшем на торговле пшеницей. Он его только приумножил.

Глядишь, и наши бизнесмены прославятся во втором поколении. И восстановят львов на Маразлиевской, 5, и одесскую киностудию, некогда известную, а ныне заброшенную и никому не нужную. Не я ведь придумал, Екклесиаст: «Всему своё время, время разбрасывать камни, и время собирать».