— Оля, это к тебе.
Ольга вышла в коридор и увидела ее, «приятельницу» Анатолия.
— Вы Оля? Можно к вам? Я пришла с вами познакомиться.
В комнате она попросила разрешения закурить и, нервно перебирая бусы, сказала:
— Я много слышала о вас от Толи. Я с ним встречалась до вас и несколько раз бывала в этой комнате. Не думайте, у нас ничего серьезного не было. Ну, да теперь это неважно. Я просто пришла посмотреть на его жену. Вы и правда красивая. Желаю вам с Толей счастья, — она решительно направилась к двери.
Позднее Ольга узнала, что на следующий день она написала заявление о переводе на другой завод. А тогда, после ее ухода, ревнивая Ольга еле дождалась мужа и, как только он вошел, обрушила на него водопад обвинений. Анатолий еле успевал защищаться.
— Ну что ты, Олечка!.. Как ты не понимаешь, ни одна женщина не сравниться с тобой. Ведь мы с тобой как две половинки ореха…
Ольга его не слушала и все больше теряла голову, настаивала, чтобы он повел ее к блондинке и при ней сказал «о любви к жене». И настояла на своем — Анатолий пошел, — и успокоилась только, когда он выполнил эту безумную и бессмысленную просьбу.
…Спустя много лет, вспоминая то глупое положение, в которое поставила Анатолия, Ольга корила себя за невыдержанность и чрезмерную ревность, но все же и оправдывала свой поступок:
— Я так сильно любила своего мужа, что ревновала его ко всем и ко всему, и не вижу в этом ничего ужасного. Настоящая любовь не может быть без ревности. Кажется, Бальзак писал: «Любовь без ревности — это тело без души».
В начале зимы соседка Ксения Максимовна взяла беременную Ольгу к себе в родильный дом и сама принимала ребенка, потом прибежала в квартиру и объявила:
— Ольга родила хорошего мальчугана. Правильно говорят — от любви и дети рождаются красивыми.
Жильцы бросились поздравлять Анатолия и готовить Ольге подарки… Спустя полтора года они с еще большим энтузиазмом повторили поздравления и вновь преподнесли подарки — уже для Ольги с дочерью.
Учебу в институте пришлось отложить, но Ольга была молода и счастлива, и ей казалось, что все успеет — вот только дети немного подрастут и они получат отдельную квартиру, тогда и займется любимым языком.
После рождения детей шкаф из комнаты пришлось передвинуть в коридор, на его место поставили две кровати-качалки. Между диваном и столом осталась узкая щель, в которую протискивались попеременно: то Анатолий за Ольгой, то она за ним; чтобы разойтись, одному из них приходилось залезать на диван.
Забот у Ольги прибавилось: целыми днями она занималась детьми, бегала в магазины, готовила на кухне, но никто не видел ее уставшей, всегда она просыпалась в хорошем настроении и всегда по утрам пела.
А вечера они проводили на Чистых прудах. Вернувшись с работы и поужинав, Анатолий, сажал детей в коляску и катил на пруды; чуть позднее, прибрав в комнате, к нему присоединялась Ольга.
— Это были чудесные минуты, — вспоминала Ольга. — Я чувствовала себя самой счастливой на свете… и невероятно гордилась своим мужем, и тем, что я такая молодая, но уже мать двоих детей.
На обратном пути они непременно заглядывали в кондитерскую, где покупали ромовую бабу или фигурное печенье к чаю — оба любили сладкое. Ольге было всего двадцать два года, Анатолию — на год больше.
Летом, чтобы дети окрепли на свежем воздухе, они сняли комнату на Истре. Комната была маленькой, зато прямо в окна лезли ветви яблонь и цветы дельфиниум.
— Какие изумительные цветы! — воскликнула Ольга, увидев их впервые. — Такая гуща высоких стеблей! И какие голубые и синие граммофоны! Кажется, прислушайся — и услышишь музыку. Надо же, какое чудо создает природа!.. Но все же я больше люблю полевые цветы. Особенно ромашки. Ромашка солнечный цветок — посмотришь на него и сразу становится весело. (В самом деле, ромашки, как нельзя лучше, соответствовали ее характеру).
Теперь по утрам прямо с постели всей семьей бежали к реке. Купались на мелководье, где светлел лежащий под водой песок, а потом, взявшись за руки, брели по утреннему влажному лугу…
После завтрака Ольга провожала Анатолия до платформы и всегда подолгу махала уходящей электричке; потом в пристанционном магазине покупала продукты и весь день занималась домашним хозяйством и детьми, и все время пела.
— Я пою не только для себя, — объясняла она свой жизнерадостный настрой, — но и для детей, ведь их с детства должны окружать красивые вещи, цветы и музыка, песни. Красота обладает чудодейственной силой, она не только облагораживает душу, но и устанавливает хорошее настроение и даже вылечивает болезни.
Соседний дом снимали дачники, состоящие в «интернациональном браке» — рыжий немец журналист Рудольф Бергович и русская хохотушка Мария; у них было двое сыновей подростков. Будучи заядлым рыболовом, Рудольф Бергович часто приглашал на рыбалку Анатолия и по пути расхваливал Ольгу:
— Ваша жена, Анатолий, настоящая красавица! И так хорошо знает немецкий. И так умно воспитывает детей, а ведь еще сама ребенок. И вы — молодец, бережно к ней относитесь. Вообще, вы — идеальная пара.
По воскресеньям к Рудольфу Берговичу приезжали друзья, тоже немцы, и у них начинался «расслабленный отдых»; гости ходили по участку в шортах, много ели и пили пиво и говорили по-немецки. Иногда кто-нибудь из них подходил к забору и заговаривал по-немецки с Ольгой. В эти минуты Анатолий не скрывал гордости за жену, а про себя удивлялся ее знанием чужого языка, свободой и легкостью в общении с иностранцами.
Выпив ящик пива, немцы нестройно затягивали свои песни и время от времени восклицали:
— И Мария, и Ольга чудо женщины! Все русские женщины чудо!
Мария смеялась, подмигивала Ольге, а при случае говорила поселковым женщинам:
— Надо уметь выходить замуж, дорогие!
«Что значит уметь?! — недоумевала про себя Ольга. — Просто надо выходить замуж по любви».
На следующий год по городу покатилась волна слухов о «врагах народа». Атмосфера подозрительности губительно отразилась на отношениях между людьми — каждый в каждом видел доносчика; кое у кого из-за недоверия рушилась многолетняя дружба. Людей охватил страх. Точно зловещее облако, страх расползался, проникал в каждую семью.
Первым из знакомых, как шпиона, арестовали бухгалтера Шидлера. Потом забрали бывшего вожатого Алехина. Говорили, что он сын эмигранта, великого шахматиста и что, будучи комсомольским вожаком, «вел вражескую пропаганду». Антонина сразу же, после ареста мужа, развелась с ним, сына отвезла к матери и начала «новую жизнь». Она любила все необычное: встречалась с необычными мальчишками, необычно вышла замуж, необычно быстро развелась, а позднее уехала с иностранцем в какую-то необычную страну.
Потом Ольга случайно на Сретенке встретила одного из сыновей Рудольфа Берговича.
— Вчера за папой пришли милиционеры, — тревожно сообщил подросток. — Сказали, что он шпион, что его посадят в тюрьму. А мы с мамой скоро поедем на поезде. Куда-то далеко.
В одну из ночей обитателей Орликова переулка разбудил скрежет тормозов «воронка»; тут же на лестнице послышался тяжелый топот, раздался резкий звонок, и в квартиру вошли мужчины в кожаных пальто, уполномоченные с Лубянки. Они произвели обыск в комнате Панки и увели с собой ее отца.
— Что вы делаете?! — кричала Панка. — Мой отец никакой не враг народа! Он преданный родине человек! Буденовец!.. Тогда и меня забирайте!..
Ольга вышла из комнаты, попыталась заступиться за соседа, но ей сразу приказали «не лезть не в свои дела», и дали понять, что всякое сочувствие такого рода рассматривается, как пособничество «врагам народа». Всю ночь на кухне Ольга успокаивала подругу; только под утро Панка ушла в свою комнату, а когда вновь появилась, Ольга ее не узнала — она поседела. А у матери Панки случился сердечный приступ, ее увезли на «скорой помощи».
Через месяц «за анекдоты» арестовали мужа Ксении Максимовны, а ей самой посоветовали «держать язык за зубами и не сеять панику». Перед этим Ксения Максимовна сказала соседям по лестничной клетке, что «в роддоме рождаются одни мальчики и это к войне». Когда уводили мужа Ксении Максимовны, все жильцы попрятались по комнатам, но Ольга вновь не выдержала и подошла к уполномоченным.
— Вы не смеете этого делать! В нашей квартире нет «врагов народа». Это какая-то ошибка или чья-то клевета…
— А вы, гражданка, помалкивайте, если не хотите неприятностей! — отчеканил один из уполномоченных и, вытолкнув арестованного, хлопнул дверью.
— Господи! За что?! Что эти люди сделали? — Ольга обращалась к Анатолию, но он прикладывал палец к губам.
— Тише, Олечка! У стен тоже есть уши. Нужно время, все утрясется, встанет на свои места.
— Я больше не могу находиться в этой квартире, — сказала Панка Ольге после всего случившегося и через несколько дней уехала на Дальний Восток на комсомольскую стройку.
