На Дофин-стрит нас остановила вторая группа калкитов и учтиво спросила, не хотим ли мы зайти в их ашрам. Гуру расскажет нам о разных эпохах развития человечества, которые привели к веку Кали, нашему веку, последнему веку. Кроме того, нас научат медитировать, быть и не быть, очищаться для того, чтобы проникнуть в более высокую сферу. Когда мы ускользнули от ребятишек, они помахали нам вслед. Они были очень милые.
— Не понимаю, почему людей так влечет к Калки. — Я действительно этого не понимала. Вернее, понимала, но не совсем. — Он не обещает им ничего, кроме Конца. А это не такое уж приятное обещание.
— Может быть, людей тошнит от этой жизни так же, как тошнит меня! — неожиданно резко ответила Эстелла.
— Но ведь всегда есть надежда…
Мою фразу, полную розового оптимизма в стиле незабвенной Полианны[21], оборвали на полуслове.
— Дерьмо, — сказала Эстелла. Мы стояли у дверей магазина. — Спасибо за ленч. Кланяйтесь Джимми. Я передам доктору Лоуэллу, что вы хотите увидеться с ним. — Она вошла внутрь.
Я вернулась в гостиницу донельзя довольная собой. Чаще всего журналисты лишь переписывают то, что и без того известно. Но я сумела раздобыть действительно нечто новое, а именно факты. Прибыв в Новый Орлеан, я сумела познакомиться с никому не известной первой женой Калки. А при известной доле везения смогу встретиться с его старым учителем Джайлсом Лоуэллом.
Почему этого не сделал никто другой? Я пыталась найти разумные причины своей удачи, отметая все темные подозрения. Во-первых, Калки был сенсацией меньше года… года, в течение которого он сражался за информационное пространство с такими животрепещущими темами, как энергетический кризис, засуха, застой, безработица, преподобный Сан Мун и слепота вашингтонской администрации. Он сумел набрать инерцию только в последние две недели. Юные калкиты на улицах (сколько их, тысячи?) и громадные афиши сделали Калки мировой знаменитостью. Однако из всех журналистов мира только я была знакома с обеими его женами, только я одна…
Внезапно на меня вновь накатил приступ паранойи. Калки нарочно облегчил мне задачу. Он велел Эстелле поговорить со мной. Хотел, чтобы я записала ее версию жизни Джимми Келли. Меня водят за нос. Сначала Эстелла (или женщина, представившаяся ею), а затем этот таинственный Совершенный Мастер. Меня проверяют. Но зачем? С какой целью?
Когда я увидела сидевшего в вестибюле Джейсона Макклауда, мне на один ужасный миг показалось, что он и есть Совершенный Мастер, притворяющийся нарком. Но он оказался обычным нарком, причем очень нервным. Макклауд встал. Я сказала:
— Привет. — Портье передал мне телефонограмму. Я должна была позвонить Брюсу Сейперстину в Нью-Йорк. Домой.
— Я хотел увидеться с вами. — На сей раз Макклауд был без «дипломата». Я сказала, что встречусь с ним в гостиничном баре. А потом позвонила Брюсу.
— Привет, Тедди! — Брюс был под кайфом. Я сразу представила себе его блестящий розовый нос.
— Я была в магазине, торгующем птицами и рыбами. Все еще пытаюсь взять интервью у доктора Лоуэлла. Познакомилась с первой женой Калки.
— Здорово! Как только услышишь гудок, начинай диктовать. — Я услышала гудок и начала рассказ. Когда я закончила, снова заговорил Брюс. — Отличный материал. Не знаю, как мы умудрились прохлопать его первую жену. Видно, паршивые у нас репортеры. Ладно, этого сырья хватит на несколько статей. Связь с наркотиками становится все яснее.
— Но как вы сможете это использовать?
— Морган пытается договориться с полицией. За «Калки Энтерпрайсиз» стоят большие деньги. А за нами правительство — правда, тайно. Но все равно это сложно.
— Моргана не тревожит, что я служу у Калки личным пилотом? — Когда сомневаешься, говори правду. Я написала Моргану письмо, где изложила все как есть. До сих пор ответа не было.
— Нет. Он считает, что это отличная идея. Мы собираемся подать следующую статью как интервью с великим личным пилотом Калки. Опубликуем твой роскошный портрет, со знаменитыми «буферами»…
— Иди к черту, Брюс. Я — женщина в разводе.
Брюс пьяно хихикнул. Я положила трубку.
Макклауд сидел в темном углу бара, рядом с чернокожим барменом, который по замыслу должен был напоминать довоенного дворецкого. Я решила рискнуть и выпить еще один «Сазерак». Макклауд же глушил бурбон за бурбоном. Он говорил шепотом, хотя в баре мы были одни.
— Миссис Оттингер, я думаю, вы должны кое-что объяснить Бюро по борьбе с наркотиками.
Он пер напролом, как атомный ледокол.
— Что именно?
— Как вы оказались в магазине «Новоорлеанской компании тропических птиц и рыб»?
— Хотела присмотреть аквариум.
— Я не шучу, миссис Оттингер.
— В самом деле? — нахально ответила я. — А что вы сами там делали?
— Выполнял свою работу.
— Какую?
— Выслеживал торговцев наркотиками.
— Что было в «дипломате», который вы несли? Наркотики или откупные?
Макклауд бросил на меня взгляд, не лишенный вейсианской желчи.
— Я могу вас арестовать. Прямо сейчас.
— По какому обвинению?
— В обладании кокаином. В вашей сумочке. Три унции.
Я прижала сумку к груди.
— В ней нет никакого кокаина!
— Если я говорю, что там есть кокаин, — с придыханием произнес Макклауд, — значит, он там есть. И вы отправитесь в тюрьму. Мое слово против вашего.
Я слегка встревожилась. Хватать невиновных было излюбленным приемом многочисленных американских тайных и открытых полицейских служб. Например, в Лос-Анджелесе было принято совать в карман окурок сигареты с марихуаной. Если кто-то им не нравился, окурок могли подкинуть в дом или машину жертвы. Потом подходил полицейский и говорил: «Ага, попался?» После чего невинного человека бросали за решетку. Где он обычно и оставался, потому что ни один судья не позволял себе усомниться в показаниях полицейского. В конце концов, судье тоже можно было устроить веселую жизнь. Лос-анджелесская полиция умела делать это не хуже, чем любая другая.
Я продолжала хамить.
— Я знаю о вас многое. — И принялась безудержно фантазировать. — Вам платит «Калки Энтерпрайсиз». Сегодня вы были у доктора Лоуэлла. Он дал вам деньги. Я не могу этого доказать… пока. Но за этой историей, одним из героев которой являетесь вы, следит несколько репортеров «Сан». Так что мой вам совет — выходите из дела. И поищите себе хорошего адвоката. — Похоже, эту сцену я отыграла неплохо. Я напоминала себе Клер Тревор в фильме с участием Хэмфри Богарта.
К несчастью, Макклауд тоже видел эту картину и считал себя чернокожим Богартом.
— Все это ваши фантазии, миссис Оттингер. — Он по-прежнему говорил хриплым шепотом, но начал дергать верхней губой. Как Богарт. — Вы правы только в одном: магазин птиц и рыб. Я проник в него. Познакомился с доктором Лоуэллом. И хочу продолжить знакомство. Не желаю, чтобы вы путались под ногами. Я профессионал. А вы любитель. Мы готовим арест. Поэтому не вмешивайтесь.
— Что вы имеете в виду под вмешательством, мистер Макклауд?
— Попытку взять интервью у доктора Лоуэлла. И упоминание о магазине птиц и рыб в «Сан».
— Я могла бы написать то, что пойдет на пользу вашей работе.
— Все решает время, миссис Оттингер. Слишком раннее разоблачение сведет насмарку всю нашу работу. Я от Уайта.
Мне послышалось, что он сказал «я белый»[22]. Когда я имела дело с неграми, то думала только о цвете кожи.
— Вы… что?
— Я работаю на комиссию Уайта. — Похоже, я уставилась на него, как баран на новые ворота, потому что Макклауд, не скрывая досады, начал объяснять: — Сенатор Джонсон Уайт — глава сенатской комиссии по борьбе с наркотиками. В настоящее время они расследуют дело по международной торговле наркотиками. Я занимаюсь «Калки Энтерпрайсиз». Вот почему я был в Катманду. Вот почему я здесь. Калки вызовут на заседание комиссии. Вот почему сенатор Уайт не хочет, чтобы кто-нибудь раньше времени сообщил ему эту новость.
Я подозревала, что Макклауд лжет. Работал ли он на комиссию Уайта, неизвестно, но в том, что он работал на самого себя, сомневаться не приходилось. Я была уверена, что он состоит на жалованье в «Калки Энтерпрайсиз». Но притворилась дурочкой. И, кажется, сделала это великолепно.
— Не понимаю! — Я бросила на него типичный взгляд испуганной женщины. — Вы ведь очень важная персона, правда?
Макклауд клюнул на лесть или сделал вид, что клюнул; впрочем, в данном случае это роли не играло.
— Да, — прошептал нарк. Точнее, прохрипел. Он пьянел на глазах.
— Вы не могли бы представить меня сенатору Уайту? Без протокола? Интервью за кулисами? Со ссылкой на «осведомленные источники с Капитолийского холма»?
