— Попробуйте печенье, — говорит она. — «Спекулас», я его сама испекла. Я всю жизнь училась печь его так, чтобы оно отставало от формы и при этом сохранялся рисунок.
Печенье плоское, темно-коричневое, с вдавленными снизу кусочками подгоревшего миндаля. Человек, проживший всю жизнь в одиночестве, может позволить себе оттачивать свое мастерство в самых неожиданных областях. Например, добиваться того, чтобы печенье отставало от формы.
— Я немного жульничаю, — говорит она. — Возьмите, к примеру, вот это. На форме — супружеская пара. На самом деле очень трудно сделать так, чтобы получились глаза. Так всегда, когда печешь из очень сухого слоеного теста. Поэтому я беру спицу, когда печенье уже вынуто из духовки и лежит на столе. Получается не совсем такой рисунок, но очень похожий. Что-то похожее происходит и на предприятии. Там это называется «оптимизация бухгалтерского учета». Это растяжимое понятие для обозначения того, что могут одобрить ревизоры. Вы знаете, как распределяется ответственность в зарегистрированных на фондовой бирже предприятиях?
Я качаю головой. Масла и пряностей в печенье как раз столько, что можно съесть сотню и только потом, когда уже будет слишком поздно, обнаружить, как тебе плохо.
— Дирекция, естественно, в финансовом отношении подотчетна правлению и в конечном итоге общему собранию акционеров. Финансовый директор был «работающим председателем правления». Это может быть очень рациональным распределением власти. Но оно требует полного доверия. Оттесен был всегда на карьере. Начальник отдела сбыта всегда разъезжал. Я думаю, можно без всякого преувеличения сказать, что на протяжении многих лет финансовый директор принимал все серьезные решения в Обществе. Конечно же, не было никаких причин усомниться в его честности. Исключительно достойный руководитель. И юрист, и ревизор. Бывший раньше членом городского совета. От социал-демократов. Он занимал и до сих пор занимает несколько постов в разных правлениях. В жилищных кооперативах и сберегательных банках.
Она протягивает мне вазочку. Датчане выражают свои самые сильные чувства через все, что имеет отношение к еде. Я поняла это, когда вместе с Морицем впервые была в гостях. Когда я в третий раз взяла печенье, он пристально посмотрел на меня.
— Бери, пока не станет стыдно, — сказал он.
Я не очень уверенно чувствовала себя в датском, но смысл я поняла. Я взяла еще три раза. Не отрывая от него взгляда. Комнаты не существовало, тех, у кого мы были в гостях, не существовало, я не чувствовала вкуса печенья. Существовал только Мориц.
— Мне все еще не стыдно, — сказала я.
Я взяла еще три раза. Тогда он схватил блюдо и поставил его вне пределов моей досягаемости. Я победила. Первая из длинного ряда маленьких, важных побед над ним и над датским воспитанием.
Печенье Эльзы Любинг другого рода. Оно должно сделать меня одновременно и ее доверенным лицом, и ее сообщницей.
— Ревизоров выбирает собрание акционеров. Но ведь акции Общества — кроме принадлежащих финансовому директору и государству — находятся на руках у многих людей. Ими владеют все наследники тех восьми компаньонов, которые получили первые концессии в прошлом веке. Никогда не удавалось собрать их всех на общее собрание акционеров. Это означает, что финансовый директор имел исключительно большое влияние. Примечательно, что все решения по поводу самой важной в экономическом отношении части недр Гренландии принимал один-единственный человек, не правда ли?
— Очень мило.
— Кроме того, есть в этом и деловой аспект. Общество было очень крупным клиентом. Ревизор, выступивший против директора, должен был быть готов к тому, чтобы потерять этого клиента. И наконец, тот факт, что одни и те же люди играли в Обществе разные роли. Человек, который был ревизором общества в 1960-е, стал позже коллегой директора, открыв адвокатскую контору. 7 января 1967 года я делала финансовый отчет за полгода. В нем была запись, которая не была разбита по позициям. На 115 000 крон. Тогда это была очень большая сумма. Может быть, человека непосвященного это бы не удивило. Правление наверняка бы этого не заметило. При общем обороте пятьдесят миллионов. Но для меня, занимавшейся текущими счетами, это было неприемлемо. Поэтому я стала искать в картотеке соответствующую перфокарту. Ее не оказалось. Карточки были пронумерованы. Она должна была находиться там. Но ее не было. Поэтому я пошла в кабинет к финансовому директору. Я проработала под его руководством двадцать лет. Он выслушал меня, посмотрел в свои бумаги и сказал: «Фрекен Любинг, эту статью я одобрил. По техническим бухгалтерским соображениям было очень трудно сделать ее спецификацию. Наш ревизор считает, что данная запись является хорошим примером оптимизации бухгалтерского учета. Остальное же находится за пределами вашей компетенции».
— И что вы сделали? — спрашиваю я.
— Я пошла назад и внесла цифры в отчет. Как мне сказали. Тем самым я сделала себя соучастницей. В чем-то, чего я не понимала, и так никогда и не поняла. Я плохо распорядилась талантами. Оказалась недостойной доверия.
Я понимаю ее. Дело не в том, что, скрыв от нее информацию, поставили под сомнение ее компетентность. И не в том, что ей грубо ответили. Дело в том, что поколебались ее идеалы порядочности.
— Я расскажу вам, в каком месте отчета встретилась эта сумма.
— Позвольте мне отгадать, — говорю я. — Она встретилась в отчете о геологической экспедиции Общества на глетчер Баррен на Гела Альта у западного побережья Гренландии летом шестьдесят шестого года.
Она смотрит на меня, прищурившись.
— В отчете за девяносто первый год была ссылка на более раннюю экспедицию, — объясняю я. — Просто-напросто.
— Тогда тоже случилось несчастье, — говорит она. — Авария с взрывчатыми веществами. Двое из восьми участников погибли.
Я начинаю понимать, почему она позвала меня. Она видит во мне своего рода ревизора. Человека, который, возможно, будет в состоянии помочь ей и Господу Богу проверить не закрытый до конца финансовый отчет от 7 января 1967 года.
— О чем вы думаете? — спрашивает она.
Что мне ей ответить? Мои мысли в хаотическом состоянии.
— Я думаю, — говорю я, — что глетчер Баррен, судя по всему, нездоровое место для посещения.
Мы просидели какое-то время в молчании, попивая чай с печеньем и глядя в окно на лежащий у наших ног заснеженный и будничный мир.
Да еще к тому же с полоской солнечного света, пересекающей Сольсортевай и футбольное поле у школы Дуэвайен. Но я все время осознаю, что ей есть еще что сказать.
— Тайный советник умер в 1964 году, — говорит она. — Все говорят, что вместе с ним умерла целая эпоха в датской финансовой жизни. В своем завещании он потребовал, чтобы его «роллс-ройс» был затоплен в Северной Атлантике. И чтобы при этом шведский актер Йёста Экман на палубе судна читал монолог Гамлета.
Я вижу перед собой эту сцену. И думаю о том, что эти похороны можно было бы считать символом политической смерти и возрождения. Со старой, неприкрашенной колониальной политикой в Гренландии было в этот момент покончено. Чтобы начать политику 1960-х — подготовку северных датчан «к восприятию тех же прав, каковыми обладают все остальные Датчане».
— Общество было реорганизовано. Для нас это означало появление нового начальника отдела и двух новых сотрудниц в бухгалтерии. Но наибольшие изменения коснулись научно-исследовательского отдела. Ведь запасы криолита истощались. Им все время приходилось разрабатывать новые методы добычи и обработки, поскольку качество руды становилось все хуже и хуже. Но все мы знали, к чему идет дело. Иногда во время обеда в столовой проносился слух о новом месторождении. Это было как внезапная лихорадка. Через несколько дней этот слух всегда опровергался. Раньше в лаборатории было только пять сотрудников. Теперь их стало больше. В какой-то момент их было двадцать. Раньше на временную работу набирали дополнительный штат геологов. Это часто бывали финны. Но теперь создали постоянную научно-исследовательскую группу. В 1967-м создали Консультативную научно-исследовательскую комиссию. Это делало будничную работу более таинственной. Нам сообщали совсем немного. Но комиссия была создана для поиска новых месторождений. Она состояла из представителей некоторых крупных предприятий и организаций, с которыми сотрудничало общество. Шведский концерн по добыче алмазов, АО «Датские недра», Геологический институт, «Гренландские геологические изыскания». Это затрудняло составление отчета. Делало его более сложным из-за большого количества новых гонораров, расходов на экспедиции. И все это время передо мной стоял невыясненный вопрос о тех 115 000 крон.
Я задумываюсь о том, каково же ей было, с таким гипертрофированным чувством цифр и верой в порядочность, каждый день работать рядом с человеком, которого подозреваешь в том, что он скрыл нарушение.