Я, если не считать работу на стоянке супермаркета, приезжала в город только по большим праздникам или же во время проведения митингов, организуемых «Объединением в поддержку республики», на которые Старик брал нас всех, в том числе и детей. Он принимал активное участие в политической борьбе, поддерживая Жака Ширака, портрет которого всегда висел у нас дома в столовой. Старик не раз поднимал стакан, глядя с благоговейным видом на этот портрет, и провозглашал тост: «За твое здоровье, Жак!»
Во время предвыборной кампании 1995 года он приклеил плакаты с портретом «великого Жака» на борта своего грузовичка и активно боролся за избрание Жана-Франсуа Копе мэром города Мо. Тут для него имелась личная выгода, потому что он получал от «Объединения в поддержку республики» заказы на печатание листовок и брошюр. Он даже ставил на стоянке перед своим грузовичком большой складной щит, на котором приклеивал рекламные листки, посвященные Копе, и статьи, направленные против тогдашнего мэра. Старик не забыл своего старого врага — социалиста Жана Лиона, мэра Мо, который «вытурил» его из квартиры в квартале социального жилья и на которого Старик возлагал вину за мои ожоги. На самом деле это предшественник Лиона, некто Милло, подписал распоряжение о нашем выселении, а Лион затем лишь привел это распоряжение в исполнение — после того как на нас поступило множество жалоб от соседей. Как бы там ни было, Старик приложил немало усилий к тому, чтобы мэром избрали Копе, его «нового друга», ставшего на выборах главным соперником Жана Лиона. После победы Копе Старик впал в такую эйфорию, что во время президентских выборов принял активнейшее участие в кампании в поддержку Жака Ширака.
Мы все присутствовали на митинге в Мо, где выступал Ширак. По такому торжественному поводу Старик даже позволил мне одеться немного лучше, чем обычно. У него здесь было полно знакомых, он то и дело пожимал кому-то руку или же дружески хлопал кого-то по спине. Еще он радостно улыбался, показывая знакомым свою семью — сыновей, жену, дочь…
Его популярность произвела на меня сильное впечатление. Человек, у которого так много друзей, не может быть плохим! Он, наверное, был прав: это я плохая дочь, и я заслуживала всего того, чему он меня подверг.
Мне стало казаться, что он поступал правильно.
Я, никогда не посещавшая никаких мероприятий, кроме митингов, и никогда не разговаривавшая с незнакомыми людьми, слушала рассказы Марианны с раскрытым ртом. Поначалу я ничего ей не говорила и довольствовалась тем, что слушала ее истории так, как слушают волшебные сказки. Потом, почувствовав, что она не желает мне зла, я стала расспрашивать Марианну о ее жизни.
Конечно, при этом я не решалась рассказать ей о том, какой была моя жизнь…
Это новое знакомство и страстное увлечение Старика политической борьбой позволили мне немножко расслабиться. Его контроль надо мной заметно ослаб, а частое общение с Марианной придало мне немного самоуверенности. Ко мне стали подходить и другие люди. Старик позволял им со мной разговаривать.
И вот тогда-то я и влюбилась.
Я влюбилась, сама того не желая, в парня, работавшего в булочной разносчиком хлеба.
Он начал проявлять ко мне интерес, и, поскольку это был первый парень, обративший на меня внимание, я буквально бросилась в его объятия.
Я прониклась к нему доверием и — эпизод за эпизодом — рассказала ему о своей жизни. Я даже призналась ему в том, что Старик является отцом моих детей, что он меня бьет и издевается надо мной. Я сказала, что хочу от него убежать.
— Я тебе помогу, — пообещал мне этот парень. — Мой отец — прокурор при суде первой инстанции. Он упрячет твоего отца в тюрьму.
В те времена я еще не знала, что сыновья прокуроров вряд ли станут работать в булочной разносчиками хлеба, а потому поверила ему.
Общение с этим парнем напомнило мне о моем брате Брюно. В течение многих лет я надеялась на то, что он когда-нибудь меня спасет, но он так и не появился.
Этот парень стал для меня тем прекрасным принцем, о котором мечтают все девушки, в том числе и такие, как я, — то есть те, которые об этих принцах никогда ничего не слышали.
И я совершила побег в третий раз.
У меня уже имелся кое-какой жизненный опыт, и я утащила из кассы Старика три сотни франков, которые затем передала своему возлюбленному. Тот спрятал меня в расположенной неподалеку небольшой гостинице, посоветовав «не высовываться», пока его отец — «прокурор» — будет проводить расследование.
Что еще об этом рассказать?
Конечно, я занималась с ним любовью, конечно, я «не высовывалась» из гостиницы, дожидаясь, когда «прокурор» и полицейские придут ко мне и сообщат, что отныне я свободна.
Дни текли один за другим. Мой «спаситель» приходил ко мне все реже и реже. Платить за проживание в гостинице скоро стало нечем, а полицейские ко мне так и не пришли.
Как-то вечером я увидела, что в гостиницу заходит Старик.
Мой возлюбленный меня выдал.
Когда Старик привез меня домой, он, как обычно, устроил мне хорошую взбучку и снова привязал меня к кровати на чердаке.
Затем он позвал Старушку, чтобы она меня осмотрела.
Он заставил меня раздеться догола и достал из своего «хранилища» гинекологический аппарат, который раньше использовал только для своих сексуальных забав. Старушка, раздвинув мне ноги, ввела в меня этот аппарат и стала осматривать там, внутри.
— Ну так что, она трахалась с тем типом?
— Подожди, дай-ка посмотреть получше…
У меня мелькнула мысль, что Старушка сейчас обо всем узнает и что Старик теперь уж точно меня прикончит.
Старушка поднялась и вытерла руки о свой передник. Я затаила дыхание.
— У нее не было с ним интимных отношений! — заявила Старушка.
— Ты уверена?
— Да, на сто процентов. Если ты мне не веришь, можешь посмотреть сам.
Старик тогда тоже принялся меня разглядывать там. Он и раньше частенько это делал. Затем он повернулся к Старушке и сказал, чтобы она ушла. Когда Старушка вышла, он набросился на меня и стал насиловать всеми возможными способами. Старик извращался очень долго.
— Значит, ты опять захотела от меня сбежать… Это бесполезно, ты принадлежишь мне!
Он поднял мои ноги вверх и привязал их к веревкам, свисающим с балки.
— Ты будешь лежать так три дня. Ты ведешь себя спокойно только тогда, когда ты беременная. Хотя нет, ты не будешь просто лежать и ждать, когда забеременеешь. Я тебе устрою взбучку — ты, шлюха!
И он в самом деле устроил мне хорошую взбучку.
Он притащил меня в сарай, в котором хранил свое печатное оборудование, и затем, заставив меня положить руки под пресс, стал их сжимать. Я завопила от боли. Я чувствовала, что кожа на ладонях вот-вот треснет, а кости расплющатся. Старик тем временем оголил мне спину и ягодицы и начал яростно бить по ним своей бамбуковой палкой. Он заставлял меня вслух считать удары. Вскоре я потеряла сознание. Придя в себя, я оказалась на полу. Мои пальцы и спина были в крови.
— Ну что, теперь ты образумилась? Если ты еще раз попытаешься от меня убежать, я отрежу тебе руку!
Я ничего не ответила. Он покопался в своих вещах и подошел ко мне с маленькой бутылочкой, в которой находилась кислота.
— Ты попробуешь это еще разок, а то, похоже, ты еще не все поняла.
Я не знаю, что тогда на меня нашло, но я вдруг — хотя и с трудом — поднялась на ноги и посмотрела ему прямо в глаза.
— А-а, ты хочешь обжечь меня кислотой? Ну что ж, я могу сделать это и сама. Да, я мерзавка, и сейчас я тебе это продемонстрирую!
Я выхватила у него из рук бутылочку, а затем схватила лежавшую на столе тряпку, брызнула себе на руку кислотой и начала растирать ее тряпкой по коже. Боль была ужасной — как и в прошлый раз. Моя рука сильно дрожала, но я упорно терла тряпкой по другой ладони, сдирая с нее кожу. Я терла, добираясь до самых труднодоступных уголков, как учила меня Старушка.
Старик стоял с оторопелым видом и, не шевелясь, смотрел на меня.
Наконец он мне сказал:
— Ну все, прекрати. Этого достаточно!
Я поняла, что на этот раз выиграла, что я его «поимела».
Ситуация изменилась. Бить меня, издеваться надо мной — это уже не работало: я больше не боялась Старика. Кроме того, я чувствовала, что забеременела, но не от него, а от другого негодяя. Я — сама не знаю почему — чувствовала себя счастливой и свободной впервые в жизни. Я знаю, что это трудно понять, но меня в тот момент и в самом деле охватило ощущение счастья. Я была довольна тем, что обдурила их обоих — и Старушку, и Старика.
Я повернулась к Старику и, глядя ему прямо в глаза, сказала:
— Я хочу, чтобы Марианна стала моей подругой и чтобы она жила здесь!
Старик не нашелся что ответить. Он стоял, опустив руки, и смотрел на меня так, будто не узнавал. Наконец он пожал плечами. Я пошла мыть руки под краном, имевшимся у нас во дворе. Я чувствовала на своей спине его взгляд, чувствовала исходивший от него запах — запах пота и… пожилого мужчины. А еще это был запах страха.
