— Клево! Будем жить в одной палатке.
— А ты хоть косить умеешь?
— Умею! Я не знаю даже, как косу в землю втыкать.
— А я ее даже на картинках не видел. На что она похожа? На грабли?
— А я видел смерть с косой…
Покос. Речка-вонючка, приток Пасола, такая из себя вся речонка, но без названия: назвать ее забыли, сильно воняла. Рядом площадка, и на ней палатки с железными кроватями, матрасы без простыней, подушки без наволочек.
Трактор я вожу элементарно. У нас в школе директор сделал два трактора-попрошайки, с кузовом впереди, и ввел тракторизм.
Но трактор мне поначалу не дали. Откуда им знать, что я уже водить умею? Мы с вилами ходим за трактором и валки сена рихтуем, потом подходит волокуша, и мы их стогуем.
Теперь без подробностей не обойтись, иначе после не понять, в чем соль анекдота. Так вот, блин, тот, кто подает сено снизу на стог, имеет вилы длинные, а тот, кто сверху стогует, — короткие. Стог, как египетская пирамида, я до него и длинными вилами не достану. Стою, жду. Бригадир подождал-подождал меня и кричит:
— Ты, шкет, хоть стоговать-то сможешь?
— Я все могу!
Залез на стог с маленькими вилами. Еще двое помощников рядом встали, страхуют. Три мужика на меня сено кидают, нужно успевать подхватывать и укладывать. Стог в полторы тонны стогуется три-четыре минуты. Две минуты я мужественно сопротивлялся, а потом сено попало мне в рот. Я начал отплевываться. Пока плевался, меня всего закидали сеном. Я в середине стога, меня уже совсем не видно и не слышно. Так сдавило! Сено во рту, в ушах, в жопе, короче, я весь в сене. А сверху по мне напарники ходят, ну те, что со мной рядом стояли. Я испугался, а они спрыгнули с меня, потом со стога и пошли стоговать дальше.
Я чувствую, что дышать в принципе можно, но неудобно. Вы пробовали дышать в принципе? Я уже стал думать о вечности, батю вспомнил, детдом. Все такое милое, родное. Обиднее всего, что меня даже не ищут, как будто я уже свое отжил. Ну, думаю, выберусь, я вам о себе быстро напомню. И такая меня злость взяла, что я даже заснул.
Вдруг слышу голоса потусторонние:
— Теперь его хрен найдешь: он рыжий, и сено рыжее.
— Да он где-то в середке был… Утоп, что ли?
Чувствую, начали раскидывать стог, спасатели хреновы.
Я, как мог, им из стога помогал: по соломинке в сторону откидывал, ворочался, чтоб услышали. Вытащили, обрадовались, как будто клад нашли, но и обозлились тоже.
— Из-за тебя стогуй по новой. Сидел бы там заместо арматуры.
Спасибо, некогда. Но куда теперь? К стогам меня и близко не подпускают. Бригадир прикидывал-прикидывал, наконец решился:
— Можешь водить двадцатипятку? За волокушу сядешь?
— Сяду.
Волокуша — такие вилы на колесах: разбежался задним ходом, вдарил в копнушку и подтащил ее к стогу. Вот это работа! Сел и летаю по полю, таскаю волокушу. Бригадир опытный: прокосил хорошо, поле — класс, а в середке такой островок высокой нескошенной травы.
А во мне всегда что-то зудит и подзуживает, искушает душу… Другой, к примеру, идет себе мимо хулигана с девушкой и не дрогнет, а я так не могу. Может, я тоже мимо пройду, буду я в чужое счастье лезть… Но внутри, повыше пупка или пониже, все горит, зудит, подзуживает: того и гляди, не пройду мимо, влезу, себе и людям жизнь испорчу. Так и тут, на покосе.
Ну, стоит себе островок нескошенный, и пусть стоит. Плюнь на него, да и обогни с песней. Может, там могила первого председателя ихнего колхоза репрессированного. Ну, бригадир и огибает ее. А может, проверяет меня на вшивость. Как? А как в немецких домах нашу русскую «пуц-фрау». Рассыплет хозяйка по полу мелкую медь и серебро. Наша цап-царап! — природа ж вопиет, никто ж не видит. А ей на следующий день с порога:
— Извините, всего доброго, вы слишком чисто убираете.
Ну что мне эта целина? А я не могу! Во мне все как загудело, как зачесалось, я весь ощетинился: ну чего он, злюсь, здесь не скосил? Сейчас как проеду по этой брежневской целине! И я на шестой передаче, на предельной скорости, врываюсь в эту заповедную зону. Вода, грязь, трава — все в стороны, и я на тракторе проваливаюсь прямо в болото. Зараза! Бригадира тут же на поле парализовало: ни рукой, ни ногой, только воет:
— Тебе что, пионер, поля мало? Оно ж три на три километра. Видишь же, что не скошено!
А я из болота кричу:
— Вижу! А почему?
— Сначала, идиот, спрашивают, а потом делают! Потому что это — болото!
— А почем вы знали, что это болото?
— Потому что, — бригадир аж зашелся, — потому что я здесь кажин год кошу!
Все! Я утопил трактор, умышленно. Его, конечно, достали, вместе со мной, высушили, отремонтировали. На этот трактор я больше не сел, мне больше и не давали:
— Через три километра речка. Ты еще туда заедешь, из любопытства.
В тот раз я трактор не совсем утопил по неопытности, повезло ему. А во второй раз я его на хрен утопил с головой, с трубой, с колесами, но тоже нечаянно.
А что? Погода дрянь: дождь, грязь, безвременье, средние века, блин. Труба! Что делать? Кто — на машины и домой, в Стрежевой, а кто, вроде меня, остался технику сторожить. Ну что мне дома делать? Кто меня там сильно ждет?
Сидим, режемся в карты и бухаем помаленьку. Сидим в огромной палатке, где бабы в рабочее время нам жрать варят, и шпилимся в королевский покер на спички. Тогда коробки спичечные были большущие, такие коробки страхолюдные — на три тыщи спичек. Режемся в карты и попиваем самогонку из бидона.
Когда мы уже друг друга только на ощупь узнавать стали, сели на трактор прямо в сапогах и поехали на дачный поселок на танцы. Все пьяные в сиську. Володя Шнобель — инженер-программист с носорожьим носом. Голова! Все из ничего сделает без проблем. Поехали… Третий же день дождь идет — какая, к монахам, трава. Приехали с танцев, а мне все мало.
— Вовка, — говорю, — тут рядом моя историческая дача… Там у меня огурчики-жмурчики, самогонка-шмонка и полная безотцовщина. То есть бати там сейчас нет. Смотаться?
— Давай!
Я врубаю сразу несколько передач — все, что врубились сразу. Дорогу вижу хорошо, даже очень, три дороги вижу как одну. Трехполосное движение — автобан! Так, решаю, поскольку я немножко выпивший, нужно ехать посрединке. Еду посрединке. Дорога песочная, проселочная, утоптанная — от поля к трассе.
Бачу: «КрАЗ» прет. Ладно, думаю, не трамвай, объедет. А я прямо посреди трех дорог, как автопоезд с бомбой, на скорости двадцать пять километров в секунду… или в минуту?… еду. На руль сел, ноги свесил. Дождь тоже идет, а я расстегнулся, душа, как бы морская, нараспашку. Тот хрен сигналит. Я смотрю, кому же это он сигналит? Дороги-то три. Вдруг не я один впереди.
А он бросает свой «КрАЗ» и за мной бежит. Нет, точно за мной. Вот-вот догонит. Я газ до пола, даю сорок. Трактор уже выходит на редан, на одних задних колесах несется. Мчусь, а тот чудак за мной уже не знает, на чем и гнаться. Снова на свой «КрАЗ» сел. Все, хочет меня остановить. Откуда я знаю зачем? Трактор ему мой понравился!
Он гонится, обойти хочет, а я не пускаю:
— Поворачивай, козел, отстань от меня! Я гуляю!
Ну, где-то свернул. Оторвался. Нашел свою дачку, разбил окно. А чего дверь не открывается? Вломился в подвал, набрал огурчиков, селедочки, рыбки-тараньки, пару бутылок слил бражки. Отец у меня запасливый, в любое время приезжай — всего вдоволь! Есть что украсть, одним словом. Это ж такой кайф — у себя грабануть!
Короче, я обратно. Съезжаю с дороги на лес, чтобы быстрее, а там под дорогой труба канализационная: сток, блин, натуральный. Из трубы идет вода, понятно? Так она годы себе идет, выбоину намывает, для себя намывает, по закону природы.
А я еду по трем дорогам сразу вопреки всем законам природы. После дачи они еще отчетливее видны. Еду посередке, сигналю непрерывно, как пожарка. Доезжаю до поворота, сейчас съезжать. И мне под ноги падает какая-то хреновина, ну, железяка неизвестного происхождения, и где-то между педалями застревает. Я бросил руль, куда он, к хрену, денется, он же к трактору прикручен. И ищу железяку. Нахожу ее и пытаюсь куда-нибудь воткнуть: откуда-то же она выпала, если раньше я ее не видел, верно?
А она такая плоская и никуда не втыкается, как с неба упала. Ну, думаю, сяду на нее, потом вспомню. Пока усаживался, руль снова бросил. И вдруг — трах-тарарах! — и буль-буль!
Так-таки я в эту канализационную трубу и рухнул, а там ямища — дна не видать. Как я выплыл? Как утюг, но выплыл. Зато протрезвел сразу на пятьдесят процентов. Хорошо, что не на сто, а то бы точно утонул.
Ну и что? Трактор мордой уперся в канализацию, вода вонючая и скрыла трактор почти полностью. На заднем колесе протектор на палец виден, все остальное в пучине, на дне омута. И хрен его знает, что там с огурцами. Рыбы с селедкой, конечно, уплыли, воспользовались, стервы, моментом…
