В четверть десятого, когда мы ели рагу из баранины и мадемуазель Бреден объясняла мне, почему она не верит в совпадения, Сильвестро позвонил снова.
— Ну что, ты уже окрутил ее? — поинтересовался он.
Я застонал, театрально взъерошив пальцами волосы.
— Только не это!.. Ах!.. Это ужасно!
— Держись, мой мальчик, — засмеялся Сильвестро.
— Безумно жаль, господин Миллер, — отвечал я. — А может, все-таки получится зайти на минутку?
Краем глаза я видел, как мадемуазель Бреден положила вилку и нож и с беспокойством за мной наблюдает.
— Да… но… мы тут заказали поесть… Неужели ничего нельзя придумать?
— «Неужели ничего нельзя придумать», — передразнил меня Сильвестро. — Постарайся. Нет, я не приду. Желаю вам с малышкой приятного вечера.
— Освободитесь не раньше чем через два часа?.. Хм… хм… да, тогда действительно… Очень, очень жаль… Да?.. Позвоните мне, как только доберетесь до дома? — Голосом умирающего я делал вид, что повторяю фразы Роберта Миллера.
— Ну все, заканчиваем, — оборвал меня Сильвестро. — Чао! — И положил трубку.
— Хорошо… Нет, я понимаю… О'кей, нет проблем… До свидания, мистер Миллер. — Я положил мобильник возле тарелки и твердо посмотрел в глаза мадемуазель Бреден. — Миллер только что отменил нашу встречу, — сообщил я и глубоко вздохнул. — Он освободится не раньше чем через два часа, но уже сейчас чувствует себя смертельно уставшим и не настроен приезжать сюда, потому что завтра рано утром отправляется домой.
Я видел, с каким лицом она сделала глоток и вцепилась в бокал, как в спасательный круг. На мгновение я испугался, что она может просто встать и уйти.
— Мне искренне жаль, — повторил я, совершенно подавленный. — Это была глупая затея.
И когда она, оставаясь сидеть, покачала головой и сказала, что здесь ничего не поделаешь, я почувствовал угрызения совести. Но не мог же я в самом деле вызвать Роберта Миллера, как джинна из бутылки? В конце концов, он — это я.
И потому я сосредоточился на том, чтобы утешить мадемуазель Бреден, и сострил что-то насчет веры в судьбу. Мне даже удалось несколько счастливых мгновений подержать ее за руку. Но она быстро вырвалась и хлопнула меня по пальцам, как невоспитанного мальчишку. Мадемуазель спросила меня, где, собственно, задерживается наш писатель и чем он занимается в свободное от сочинительства время. Я отвечал, что точно не знаю, однако Роберт Миллер может до сих пор подрабатывать на автоконцерне в качестве консультанта. Он ведь инженер.
Потом я терпеливо выслушал монолог о его романе. О том, что это великая книга и что она попала в руки мадемуазель Бреден в самый нужный момент, и это кажется ей невероятным! Орели открыла мне, какие именно места показались ей смешными, а какие растрогали. Я слушал, польщенный, и любовался ее темно-зелеными глазами, которые светились нежностью.
Несколько раз я подавлял в себе желание признаться, что это я спас ее тогда. Но я боялся потерять ее, так и не успев завоевать.
Я изобразил удивление, когда она — поначалу сомневаясь, а потом все увереннее — рассказала мне обо всех этих совпадениях, касающихся героини и ее ресторана.
— Теперь вы понимаете, почему я должна увидеть этого человека? — спросила она, и я кивнул.
В конце концов, я был единственным, кто знал ответы на все ее вопросы. Все «роковые совпадения» объяснялись гораздо проще, чем воображала мадемуазель Бреден, но это не делало их менее загадочными.
Если бы я опубликовал роман под своим именем и со своей фотографией на обложке, то девушка с зелеными глазами и обворожительной улыбкой, которую я сделал героиней своей истории, увидев однажды через окно ресторана, признала бы во мне свою судьбу. И тогда все сложилось бы хорошо. Но теперь я был вынужден лгать, да к тому же обзавелся несуществующим соперником. Возможно, вполне реальным, о чем свидетельствовал ее следующий вопрос.
— И почему это жена его бросила? — задумчиво поинтересовалась Орели Бреден, ковыряя вилкой в тарелке. — Он успешный инженер, душевный и остроумный человек. Иначе как бы он мог писать такие книги? Кроме того, я нахожу, что выглядит он просто фантастически. Он мог бы стать киноактером, вы согласны? Такой красивый мужчина!
Она допила вино, и я, пожав плечами, налил ей еще. Мне тяжело было слышать такое об этом зубном враче. Какое счастье, что она никогда не увидит Сэма Голдберга в жизни! Уж этого-то я не допущу!
— С чего это вы так помрачнели? — Она взглянула на меня с насмешкой. — Я сказала что-то не так?
— Нет, ради бога! — Я решил, что пришло время подпортить карьеру этому супергерою. — Не мешает и за фасад заглянуть, не правда ли? — серьезно спросил я. — Внешность — это еще не все. Полагаю, жена Роберта Миллера вдоволь натерпелась с ним, каким бы замечательным писателем он ни был.
Казалось, она смутилась.
— Что вы имеете в виду?
— Ах, ничего. Просто болтаю чепуху, забудьте. — Я громко рассмеялся, словно не желая вдаваться в подробности, а потом решил сменить тему: — Что, так и будем весь вечер разговаривать о Миллере? Разумеется, мы здесь именно из-за него. Но ведь он, в конце концов, нас подставил. — Я взял бутылку и наполнил свой бокал. — Вообще, мне интересно, почему такая очаровательная женщина, как вы, до сих пор не замужем. Грехи не пускают?
Орели покраснела.
— Хм… А сами-то?
— То есть вы хотите спросить, почему такой очаровательный мужчина, как я, до сих пор не женат? — уточнил я. — Или вас интересует, чем я грешен?
Орели сделала глоток и широко улыбнулась. Потом облокотилась на стол, подперла ладонями подбородок и пристально посмотрела мне в глаза.
— Грехи, — ответила она.
— Ну… — замялся я, собираясь с мыслями. — Этого-то я и боялся. Дайте подумать. — Я взял ее руку и принялся перечислять, загибая пальцы: — Ем, пью, курю, ввожу в соблазн хорошеньких женщин… Достаточно для начала?
Она кивнула и весело рассмеялась, вырывая ладонь, а я смотрел на ее губы и думал: что, если поцеловать их прямо сейчас?
Потом мы наконец совсем забыли о Роберте Миллере, и наша странная встреча стала все больше походить на самое настоящее свидание. И когда официант в очередной раз подошел и спросил, не желаем ли мы еще чего-нибудь, я снова заказал бутылку вина.
Я воображал себя почти на седьмом небе, когда вдруг произошло нечто не предусмотренное моим планом сегодняшнего романтического вечера. По сей день я спрашиваю себя, как бы все сложилось, не появись в тот момент передо мной та странная пожилая дама. Кто знает, быть может, наш таинственный автор окончательно исчез бы из моей жизни и мне удалось бы занять его место?
«Раз-два-три — это Париж!» — орала веселая компания официантов, стоявших полукругом у стола в углу зала. Каждый вечер в «Куполь» кто-нибудь отмечал день рождения, и этот припев можно было слышать часто. Но на этот раз он гремел, словно боевой клич. Половина гостей наблюдала, как к месту праздника гуськом подходили официанты, как несли огромный торт с бенгальскими свечами, брызжущими огнем. Все это происходило за моей спиной, через два ряда от нашего столика. Орели Бреден обернулась на шум и вытянула шею. Потом вдруг встала и помахала кому-то рукой. Удивленный, я тоже посмотрел в ту сторону и увидел веселую старушку в фиолетовом платье с блестками, которая одна-одинешенька сидела за столом над огромным блюдом с устрицами и по очереди пожимала руку официантам. Заметив нас, она изобразила на лице восторг и ответила на приветствие Орели.
— Вы знаете эту даму? — спросил я мадемуазель Бреден.
— Да, конечно! — воскликнула она, не опуская руки. — Это миссис Динсмор. Вчера мы познакомились с ней на кладбище. Забавно, не правда ли?
Я кивнул и улыбнулся, хотя не находил здесь ничего забавного. Часы показывали половину одиннадцатого, и у меня появилось чувство, что наш ужин тет-а-тет под угрозой.
Через несколько минут я тоже познакомился с миссис Динсмор, восьмидесятипятилетней американкой, которая подплыла к нашему столику в невидимом облаке аромата «Опиум». Она была вдовой дирижера, матерью инженера, возводившего мосты в Южной Америке, бабушкой трех светловолосых внуков и музой бесчисленного множества художников, в свое время пировавших с ней в «Куполь» и ныне отошедших в мир иной.
Есть люди, которые, стоит им появиться за столом, сразу берут инициативу в свои руки. Все беседы по душам в их присутствии постепенно стихают, точно гаснущие огоньки. Не проходит и пяти минут — и вот уже все как один слушают их анекдоты и истории из жизни. Эти неотразимые личности, несомненно, умеют развлекать публику, однако страдают при этом одним недостатком: их невозможно остановить.
Я сразу понял, к своему ужасу, что миссис Динсмор из их числа. Как только восьмидесятипятилетняя леди с серебряными кудряшками и ярко накрашенным ртом уселась между нами, у меня не осталось никаких шансов завладеть вниманием Орели Бреден.
