Мама закончила свой рассказ, а я сидел, задумавшись над тем, что если бы ни эта смелая мамина поездка к чёрту на кулички, то не известно выжила бы наша семья в ту зиму или нет. А если бы не выжила наша семья, то не выжил бы и я, и не писал вот эти строки, и не было бы ни какой книги о нашем роде. Вот как всё было серьёзно. Ну, хватит о грустном времени, хорошо то, что хорошо кончается. Если вам интересно, то я вам сообщу, что во время этой поездки, маме было сорок лет. Здоровая сильная женщина, в самом соку, работы она не боялась, а наоборот искала её, сама работала, как вол, и от других того же требовала. Ослушаться её вы и не думайте, когда надо, она была и властная. Как вы уже знаете, моя книга называется «Автобиографический роман», с разделами, «История моего рода» и «Я сын батрака». Из этого вытекает, что пишу я её для узкого круга людей, то есть для членов своего рода, но это не значит, что её другие не смогут читать, пожалуйста, читайте на здоровье, если она вам нравится. Вы, наверное, спросите, зачем я решил писать о своём роде? Да потому что новое поколение, те, кто знал мою маму, помнят её, как старую бабушку, которая ходила с батожком в руках, опираясь на него, и думают, что она всегда была такой. А я и хочу им сказать то, что не всегда она была такой и в дополнение к этому опишу один момент. Было это в году 1944, летом, мама в то время работала бригадиром полеводческой бригады.
Обычно мама одевалась в одежду с широким покроем, на украинский манер. Я уже привык её такой видеть и на её одежду сильно внимания не обращал. Однажды мама приехала на бедке домой на обед, она всегда так делала, потом она зашла в хату. Ну, приехала, так приехала, она не первый раз приезжает и заходит в хату. Я во дворе чем-то занимался, слышу, входная дверь скрипнула, я туда посмотрел и от удивления вытаращил глаза. Вдоль хаты идет женщина, одетая в костюм черного цвета, юбка прямая приталенная, такая же кофта в обтяжку, чёрные туфли, на среднем каблучке, красиво, просто прелесть. Я сразу не узнал что это наша мама, а потом подумал, а кто ещё может быть в нашем дворе, конечно, это она! Не теряя ни минуты, побежал за ней, она уже сидела в бедке. Тронула лошадь, а мне сообщила, что она едет в Бурукшун. Вот такая красивая она была в тот день. Прошло уже шестьдесят лет с того времени, а я до сих пор вижу её в этом наряде. Вот такое неизгладимое впечатление произвёл её наряд на мой, тогда детский, разум.
Бригадиром мама проработала недолго, потому что она с раннего утра до темноты находилась в поле, а дети были представлены самим себе. Через некоторое время она поняла, что так нельзя и оставила бригадирство.
В дополнение к сказанному, хочу написать ещё об одной благородной способности нашей мамы, а именно, умении лечить людей и животных от змеиных укусов. Такое умение мама унаследовала от своей мамы, а моей бабушки, Пастелины Ласун. Бабушка, так же как и мама лечила от змеиных укусов. Мама рассказывала, что на старом хуторе Гашуне, в их огороде, то и дело паслись животные, которых её мама лечила. Точно также, в нашем огороде паслись животные: то корова, то лошадь, а то и вместе. Я, хорошо запомнил одну лошадь, которая пострадала от укуса гадюки. Она дневала и ночевала в нашем огороде, и мама её лечила, для этого она сама готовила специальный состав, который она называла мазью. Готовила она эту мазь из жёлтой глины, молочного кисляка и ещё чего-то того, что я не знаю. Процесс приготовления мази, был долгим, кропотливым, она поочерёдно горстью накладывала в ведро, то глину, то через пальцы лила туда из кувшина кисляк, и при этом что-то шептала. Затем, всё это перемешивала и продолжала наговаривать, делала она это до тех пор, пока смесь не становилась похожей на мазь. Затем, она с ведром, в котором лежала мазь, шла в огород к лошади, садилась на небольшую скамейку, которую приносила с собой, и приступала к лечению. Я, парнишкой был любопытным, и за всеми её действиями наблюдал. Мама не запрещала мне это делать, а наоборот поощряла, говорила: «Смотри сынок, и учись, научишься, будешь людям добро приносить, да и кусок хлеба заработаешь, что, как ты понимаешь, в жизни не лишнее». Но я не научился, не знаю почему, возможно, не было такого дара, как у мамы, а возможно, наступило другое время, да ещё, я рано от дома оторвался, и поэтому учение прекратилось. Хоть я и не научился лечить, но я вкратце опишу, в частности, как она лечила лошадь, о которой я уже упомянул. Как-то я с мамой пошёл в огород лечить лошадь. К лошади я подошёл первым, стал гладить её по холке, они это любят, а сам смотрю, куда же гадюка её ужалила и увидел, на брюхе лошади большую шишку, размером с две человеческих ладони. Ни чего себе, думаю, какой шишак, наверное, лошади больно. В это время подошла мама, вытащила из кармана передника чистую белую тряпочку, под названием хустка, подала мне и сказала: «Как только у меня на лице появится пот, то вытирай его, но делай это осторожно, чтобы не отвлекать меня от дела и не испугать лошадь». И она приступила к действу. Сначала мама делала руками какие-то круговые движения вокруг опухоли, вроде как гипнотизёр делает пассы, при этом что-то нашёптывала, затем осторожно начала прикасаться руками к больному месту лошади, не переставая шептать. Лошадь стояла спокойно, как будто знала, что ей делают добро, а мама продолжала действовать. Я стоял рядом и следил за выражением маминого лица. Оно стало напряжённым, слегка покраснело, на шее вздулись кровеносные сосуды, лицо начало покрываться потом. Я, осторожно промокал её лицо и шею. Этот процесс длился довольно долго, наверное, минут сорок, затем мама с трудом поднималась и тяжёлой походкой шла домой. В хате ложилась на кровать и отдыхала в пределах часа, а иногда и двух часов. Вот такой нелёгкий труд, это врачевание. И потом мама каждый раз меня брала собой, когда шла лечить животное, с прицелом что я научусь её делу. Но этого не случилось, по-видимому, за малости лет, а затем, как я уже писал, я уехал из дома к брату Андрею в село Ипатово. Не знаю, жалеть об этом или нет. Но, точно, после того, как я маме помог лечить лошадь, я у неё стал постоянным помощником, как бы ассистентом, что-ли, ни одно лечение без меня не обходилось. Вот так, а вы думали. В продолжении темы лечения от змеиных укусов, расскажу ещё пару случаев.
Это было летом 1949 года. Я приехал домой в хутор Северный из села Ипатово, где я тогда учился в школе. Мне было уже четырнадцать лет, я считал себя взрослым и сразу у родителей попросился работать в колхозе. Они не возражали, и мы со старшим братом Григорием стали работать на одном комбайне, на соломокопнителе. В один из дней, в обед, к поварихе, что привезла обед, собрались все колхозники, которые работали на трех комбайнах. Народу набралось довольно много, человек двадцать. Обедали весело с шутками да прибаутками. Молодёжь 14–16 лет, быстренько поели и отошли от старших товарищей в сторонку, создали свой кружок и продолжали веселиться. Вдруг кто-то из девчонок крикнул: «Гадюка». Все бросились врассыпную, кто куда, один мой брат Григорий побежал не от гадюки, а, наоборот, к ней. Схватив её за хвост, приподнял, и вся молодёжь, в том числе и я, увидели, что это не гадюка, а небольшой змеёныш.
У всех сразу пропал страх, и все собрались вокруг Григория. А он, что бы похвастаться перед девчонками, какой он смелый и ловкий, брал змеёныша за хвостик, то пальцами одной руки, то другой, при этом приговаривая: «А попался, будешь знать, как пугать наших девчонок». Сказав такие слова, он выступил как защитник слабого пола, а он, этот самый слабый пол, приосанился, потянулся ближе к защитнику, все наперебой хвалили его, какой Гриша смелый и ловкий. А Григория от похвалы понесло, он теперь не перекладывал божью тварь из руки в руку, а подбрасывал вверх одной рукой, а ловил другой. Я смотрел, смотрел на это его бахвальство сказал брату: «Гришка, ты бы отпустил его, змеёныш уже большой, укусит тебя за палец, так мало не будет». Но Григория понесло, он никого и слушать не хотел, продолжал бахвалиться. Затем кто-то из девчонок тоже сказал Григорию, что гадёныш его может укусить. «Да что вы заладили, может укусить, может укусить. Наша мать лечит от змеиных укусов, и все гадюки это знают, так что кусать меня они не посмеют».
Только он это проговорил, как змеёныш, цап его за большой палец правой руки. Григорий взвыл от боли, машинально махнул рукой, и детёныш гадюки полетел в бурьян. На какое-то время наступила тишина, брат, бледный как стена, стоит и смотрит на свой пораненный палец и не знает, что делать. Я тоже посмотрел и увидел, что на месте укуса появились два красненьких пятнышка, затем они прямо на моих глазах начали увеличиваться, всё больше и больше, и затем кровь потекла на землю. Все стояли в нерешительности и тоже не знали, что делать.
