Он бы наверняка продолжил и Бог знает чего еще нагородил, но я его резко оборвал:
— Б.Б., я же сказал тебе, не живи прошлым. Даже если ты кубинский пятидесятник из прошлого столетия, это не значит еще, что у тебя песенный репертуар должен быть из пятидесятых годов прошлого столетия. Напоминаю, мы здесь не развлекаемся, мы здесь по делу. Репетируем мы здесь, забыл? Думаешь, мне не хочется глотнуть несколько раз? Но я же воздерживаюсь, потому что я при исполнении.
— Потому что вы, немцы, добросовестный и дисциплинированный народ. И добропорядочный к тому же. Не то что мы, латины — дети моря и солнца.
— Короче, — усилил я голосом, — мы с тобой выходим вон из тех кустов. Видим влюбленную пару. Разгоряченные их страстью и парами теннессийского алкоголя, мы начинаем их задирать. Ну это я в основном, потому что это я хулиган. Ты стоишь рядом и пританцовываешь, вот как сейчас, бедрами. Ты все понял? Ну давай, пора выходить из кустов.
И мы сначала вошли в кусты, а потом вышли из них. Максимально развязной походочкой вышли. А потом я таким же развязным голосом заверещал:
— Ух ты, ух ты, поглядите на этих двоих! — заверещал я, как и полагается хулигану, рядом с которым не переставая пританцовывает насильник. — Эй, пацан, смотри чувиху свою не задави. А то она так сплющенная и останется на всю жизнь. Тебе-то, может, и сойдет, а вот другим не в кайф будет. Понял, козел?
И я выдержал длительную паузу, потому что в соответствии со сценарием в этом месте Инфант должен был отвлечься от девушки и откликнуться на мой задир мужественным голосом и решительным речитативом. Но пауза все выдерживалась, а Инфант все не отвлекался. Он вообще к нам не поворачивался, совсем не реагировал на нас, хулиганов.
Я пригляделся, что-то с ним, с Инфантом, происходило необычное. Я снова пригляделся, и это необычное мне не понравилось. Потому как по всем наружным признакам выходило, что наш Инфант оказался сексуально возбужден. Он втискивал Жеку в себя и елозил по ней передней своей частью лица, да еще руками подрабатывал.
А та, что было особенно противно, совершенно ему не препятствовала, видимо, действительно долго у нее ни с кем не получалось. То есть они оба слишком глубоко вошли в роль, можно сказать, вжились в нее полностью. Настолько вжились, что позабыли, что все не по-настоящему у них, а участвуют они всего лишь в репетиции. Пусть и в генеральной.
— Инфант… — начал отвлекать я его. И снова позвал: — Инфант!
Но разве его от женщины словами отвлечешь, пришлось подойти, отрывать голыми руками от хрупкого Жекиного тела. Хотя он так плотно присосался всеми своими присосками, что даже Б.Б.-шная помощь потребовалась. А тот, помогая мне, все пританцовывал по-латиноамерикански и пританцовывал, и напевал вполголоса какие-то свои карибские мотивы.
В общем, куда ему было деваться, Инфанту, как он мог противостоять нашему совместному кубинско-немецкому натиску? Конечно, мы его в результате оторвали.
— Инфант, — я непонимающе покачал головой, — ты чего, не слышишь меня?
— А что такое? — спросил ошеломленным голосом Инфант. И вид у него тоже был ошеломленный, и лицо, и глаза, и дыхание.
— Я же обращался к тебе, задирал тебя всячески по-хулигански, — пояснил я. — Ты чего, оглох в забытьи своем любовном?
— Правда? — удивился артист. — Так чего тебе надо, а то я тут… — и он не докончил и снова двинулся было обратно, в сторону Жеки, у которой вид был хоть и помятый немного, но в целом вполне еще рабочий. Но мы его с сутенером Б.Б. обратно не допустили.
— Эй, Инфантище, — затряс я его, стараясь привести в сознание. — Оно не по-настоящему, оно понарошке. Репетиция, ты понимаешь? — И я повторил по слогам: — Ре-пе-ти-ция. И не твоя это девушка, а Жека. Ты Жеку помнишь? Але, контора, очнись!!!
И Инфант очнулся.
— Да какая разница, Жека — не Жека. Они все чем-то похожи, — философски заметил он и снова направился в сторону белого легкого платья. Но мы его снова задержали на полдороге.
— Ан нет, — сказали мы вместе с сутенером, который от постоянного физического напряжения на время даже перестал шевелить бедрами, — разница как раз большая. Жека здесь только для репетиции находится, а совсем не для тебя. Она вообще особенно ни при чем. Вот завтра давай демонстрируй свое умение непосредственно на премьере.
— Итак, Инфант, — повторил я, когда он поостыл немного и пришел в более-менее нормальное для Инфанта сознание, — мы с Б.Б. выходим из кустов, и я тебе говорю наглым голосом… — И тут я повторил свой задиристый текст. — Теперь ты давай отвечай мне мужественно.
Инфант задумался.
— Что отвечать? — полюбопытствовал он наконец.
— Ни фига себе, — разделил я с кубинцем свое удивление. — Ты чего, Инфантище, ты текст от меня вчера получал?
— Получал, — признался тот.
— Ну? — не понял я. — Ты его учил?
Учил, — снова согласился Инфант. — Честное слово, всю ночь. Вернее, все, что от нее осталось. Ну ты же знаешь, от нее вчера не так много осталось, — намекнул он на наши ночные приключения с Дусей.
— Ну? — Я сделал вид, что не понял его намеков, потому что отделившаяся от березового ствола Жека как-то подозрительно внимательно стала вслушиваться в разговор. — Тогда, раз учил, давай выкладывай текст, постепенно, слово за словом.
Тут Инфант, конечно, сильно напрягся, вспоминая что-то, и видно было, что ему это напряжение очень непросто дается. Он вообще находился все еще там, в светлом Женькином платье, и вдали от него ему было, очевидно, неприкаянно.
— Я забыл. — Он виновато опустил глаза.
— Все? — переспросил я. — Ничего не помнишь?
А Инфант все мотал и мотал беспомощной своей головой, которая еще тяжело, возбужденно дышала всем своим широко приоткрытым ртом. Я посмотрел на кубинца, ища объяснения.
— Мудила, — объяснил про Инфанта кубинец. — Чего тут поделаешь? — И он тоже развел руками.
Я же говорила, что память тренировать надо, — напомнила мне вполне оправившаяся Жека. — А ты все: «чистый лист, чистый лист». А чистый лист, он знаешь для чего хорош? Вон, у латина спроси, коль сам не догадываешься.
— Подтираться им хорошо, — тут же услужливо подсказал мне латин и подобострастно улыбнулся своей кривоватой улыбочкой.
Я протянул Инфанту бумагу с его репликами.
— На, читай по бумаге, — сказал я раздраженно. — И к Жеке больше не приставай. Жека, ты как, выдержишь еще один дубль? — обратился я к ней.
— Что же делать, постараюсь, — вздохнула она и тоже развела руками, как все мы.
И я ее понимал, тяжелая досталась ей роль, самая тяжелая, с большой творческой нагрузкой. И с физической нагрузкой тоже.
Глава 10
ЗА ДВАДЦАТЬ ТРИ ЧАСА ДО КУЛЬМИНАЦИИ
Итак, порядок был восстановлен, и мы пустились репетировать заново.
Б.Б. снова стал приплясывать, а мы нормально обменивались с Инфантом сначала репликами, потом угрозами, а он все прикрывал своей широкой грудью узенькую грудь дрожащей за ним девушки. Ну а потом пора было переходить от слов к делу. И мы перешли.
— Значит, так, — пояснял я новую расстановку. — Я подхожу к Инфанту, ты, Б.Б., уводишь из-под него девушку. Бери ее за руку и уводи, только крепче держи, чтоб не убежала. Ты, Жека, дергайся, дергайся, тебя же на расправу уводят, от любимого отрывают. А ты, стариканыч, дыхни на нее перегаром покрепче. Жека, ты почувствовала перегар? Испугалась? Ну и хорошо. Тебя, Инфант, я прижимаю все к той же березе, а ты, чуя нутром угрозу, бьешь меня по челюсти. Только очень медленно, пожалуйста, чтобы я успел отреагировать и заблокировать твою руку. Давай, начали, только медленно, запомнил?…
И он действительно плавно, как в замедленном кино, двинул в меня свой неуверенный кулак, но я, будучи хулиганом тренированным, опять же, как в кино, парировал его удар своим запястьем, прям как в кунг-фу или еще в каком карате. И тут же другой рукой нанес Инфанту сокрушительный удар ниже груди, туда, где, как я предполагал, должен был находиться живот. Там он, кстати, и находился. Правда, в тот момент, как мой кулак дошел до Инфантовой плоти, я свой удар придержал и остановил, так что он в плоть совсем и не проник.
— Здесь ты, Инфант, оседать должен. — Я сверился со своими режиссерскими записями. — Но медленно, не спеша, сползай прям по березе. И лицо сделай корчащимся от тяжелых мучений.
И пока он меня слушался и сползал, я припаял его мощной своей коленкой посередине груди. Но по-дружески припаял, едва дотронувшись.
— Франц, а нам чего делать? — окликнул меня неожиданный голос со спины. И я оглянулся.
Вихлястый кубинец, всячески придерживая рукой Жеку за талию, увлекал ее в свой зажигательный латинский танец, а из его рта, искривленного пошлой сутенерской улыбкой, далеко и толсто торчала гаванская сигара. Но это я догадался, что «гаванская», так как вообще-то я не точно в сигарах разбираюсь. Хотя какая еще сигара должна торчать у кубинского сутенера? Не голландская же.