«Спасибо, Мэри», – говорю я. «Ты вовремя заметила». Уже пригорало, так что пришлось хорошенько встряхнуть и поскрести.
Когда-то мы вместе смотрели на нем телевизор. Когда мы были в первый раз женаты. Не то чтобы было еще что-то кроме этого первого раза, если посмотреть на это в ясном свете дня. У нас был телевизор, такой старый, что к нему даже не было пульта дистанционного управления. И у нас было правило, что если один из нас хочет переключить канал – и если другой не возражает – то придется встать и нажать на кнопку. Я просто вставал и переключал. А Джилл как-то переползала на животе на пол и тянулась оттуда к панели управления. На ней были серые полинявшие ливайс 501 модели, кеды и зеленые носки. То есть я не хочу сказать, что у нее были только зеленые носки, просто это то, что хорошо осталось у меня в памяти. Обычно, после того как она переключала канал, она не разворачиваясь ползла на коленях обратно, а потом снова забиралась на диван. Но иногда, лишь иногда, она оставалась лежать на полу и смотрела на экран, а потом поворачивалась, чтобы взглянуть на меня и свет от экрана играл на ее лице… Это одно из воспоминаний о ней, которое я сохранил.
«Липко», – говорит Мэри.
«Да», – отвечаю я, – «Очень липко».
Телефонный номер. Это другое. В конце концов это просто набор цифр. А теперь сначала нужно еще набрать 020 8-. Но последние семь цифр, они все те же, совершенно те же. Кто бы мог подумать? Что несколько цифр могут причинять боль. Такую боль. Каждый раз.
Терри: У моих друзей, которые живут у залива, есть своя ловушка для ловли крабов. Они оставляют там для наживки рыбьи головы и потом выбрасывают ее в воду на веревке с небольшого пирса в дальнем конце двора. Они подняли ее чтобы показать мне. Там было с пол-дюжины крабов, все такого невероятного голубого цвета. И кто-то спросил: как узнать мальчик это или девочка? Кто-то еще, естественно, начал шутить, а Билл сказал: «Тут все самцы». Оказывается у самок розовые клешни. Кто-то сказал: эй, мальчики голубого цвета, девочки розового? Но мне стало интересно.
«Почему же попались только самцы?» – спросила я.
«Ничего удивительного», – отвечает Билл. «Самки слишком умны чтобы попасться».
Мы все засмеялись, но как говорит моя подруга Марсель: это вам ничего не напоминает?
Оливер: Мысль, заслуживающая внимания, которая осенила меня, пока я тащился на юг в Стэмфорд с морковным рогом изобилия и щедрой долей репса.
Наверное вы уже заметили – как вы могли не заметить? – что Стюарта распирает от чванства. Нет, даже хуже – потому что это не так очевидно – распирает от доброкачественного чванства. Костюмы, которые красноречиво говорят о том, что не сказано словами, БМВ, программа тренировок, фашистская стрижка, свое мнение по социальным, политическим и экономическим вопросам, блаженная вера в то, что он представляет собой норму, то, как он, словно Крез, разбрасывает моидоры и дублоны – иными словами чертовы деньги и все, что из этого следует. Чертовы деньги.
У меня вот какой вопрос: неужели наш импрессарио воображает, что ставит пьесу «Месть Черепахи»? Шлягер театральных подмостков – «Притча о возвращении». Не поэтому ли он так наряжается и охорашивается, надувается и пухнет и задирает нос? Потому что считает, что в каком-то смысле он победил? Если так, то позвольте я скажу вам и ему вот что: в свое время я изучил от корки до корки сборники общих мифологем, которые наш искалеченный род людской скопил за тысячелетия в утешение и назидание, и я хочу дать совет тем, кто не может протянуть и дня без дозы мифа. Мой совет таков: продолжайте мечтать. Свинья не научилась летать, камень отскочил от шлема Голиафа и тот тут же слопал Давида на завтрак. Лиса запросто достала виноград, подпилив лозу бензопилой. Иисус не вернулся к своему отцу.
Пока я катился по проселочной дороге чтобы влиться в ряды легковерных, мчащих по шоссе, я решил скрасить скучные фарлонги литературными набросками. Вы удобно расположились?
Реализм: Заяц бежит быстрее Черепахи. Намного быстрее. И еще он сообразительней. Поэтому он побеждает. Рано или поздно. ОК?
Сентиментальный романтизм: Самодовольный заяц прикорнул у обочины, а нравственно устойчивая Черепаха ковыляет к финишу.
Сюрреализм (или рекламный ролик): Черепаха, снабженная роликовыми коньками и аккуратным рюкзачком из черной кожи, в солнцезащитных очках, легко мчит вперед, а оставленный позади зайчишка кусает себя за хвост.
Из частной переписки: Милый Пушистик, припусти вперед и дождись меня у изгороди. Я буду на месте как только мне удастся уйти от них. Не может быть, чтобы они гнались за нами. Всегда твоя, Шелли.
Детская сказка новейшего времени (написана экс-хиппи): Заяц и Черепаха, разочаровавшись в социальных и политических структурах, которые разжигают в обществе дух соперничества, покидают трассу и мирно доживают свои дни в убогой юрте, отказываясь давать интервью.
Лимерик: Жила была черепашка Стью Простая как ду-би-ду Любила покой и уют и как-то свалилась в суп.
Пост-модернизм: Я, автор, написал эту книгу. Это чистый конструкт. Заяц и Черепаха на самом деле не существуют, надеюсь вы это понимаете?
И так далее. Теперь понятно, что не так с мифлеткой нашего импрессарио «Месть Черепахи», которая согревает ему душу? Вот что не так – этого не бывает. Мир, такой, какой он есть, не допускает такого построения. Реализм наш заданный, наш единственный способ существования, triste правда, как кто-то возможно считает.
Джиллиан: Каждое утро, когда девочки уходят в школу, я целую каждую и говорю: «Я тебя люблю». Я говорю так, потому что это правда, потому что они должны это слышать и должны это знать. Еще я верю в волшебное свойство этих слов отпугивать собой зло.
Когда я последний раз говорила эти слова Оливеру? Я не помню. Спустя несколько лет мы все чаще стали опускать начальное "я". Он или я говорим «люблю тебя», а другой отвечает «угу». Здесь нет ничего шокирующего, ничего необычного, но однажды я подумала, а не значит ли это что-то большее. Словно мы больше не отвечаем за наши чувства. Словно это стало более общим, расплывчатым.
Я думаю, это и есть ответ. Мои дети не забывают сказать "я" в «я люблю тебя». Люблю ли "я" еще Оливера? Да, "я" так думаю. Да, "я" полагаю, что так. Можно сказать, что я управляюсь с любовью.
Ты устраиваешь свой брак, оберегаешь своих детей, управляешься с любовью, управляешься со своей жизнью. Но иногда останавливаешься и спрашиваешь себя – насколько все это соответствует действительности? Это ты управляешь собственной жизнью или твоя жизнь управляет тобой?
Стюарт: В свое время я пришел к кое-каким выводам. Я взрослый человек, я был взрослым дольше, чем я был ребенком и юношей. Я поглядел на мир. Мои выводы может и не шибко оригинальные, но тем не менее они мои.
Например, я подозрительно отношусь к людям, которые сравнивают что-то с чем-то. В те дни, когда я восхищался Оливером, я считал, что эта его мания сравнивать не просто доказывает, что он лучше меня умеет описывать происходящее, но и что он лучше меня понимает происходящее. Память похожа на бюро находок. Любовь – это как свободный рынок. Такой-то и такой-то ведет себя в точности как персонаж, о котором вы впервые слышите, из оперы, о которой вы впервые слышите. Сейчас я думаю, что все эти красивые сравнения – способ уйти от настоящей проблемы, убежать от мира. Они только отвлекают внимание. Вот почему Оливер ничуть не изменился – не повзрослел, не вырос, – называйте это как хотите. Потому что повзрослеть можно только тогда, когда вы непосредственно смотрите на мир, который вас окружает.
Я не хочу сказать, что то, что вы увидите, вам понравится, или, что вы найдете то, что искали. Как правило нет. Но Оливер просто красиво складывает слова, словно…
Видите как это соблазнительно? Я чуть не сказал словно пускает колечки дыма или что-то в этом духе. И вы могли бы подумать: о, да, как это верно, но вы бы думали о колечках дыма и, готов поспорить, вам бы запомнилось это сравнение, а не то, что речь шла об Оливере. А если бы это Оливер придумывал сравнения, то он устроил бы настоящий фейерверк, – ах, Стюарт, старина Стюарт, он немного похож на тлеющую тряпку, ха-ха, – и все это было бы очень забавно и совсем не правда.
Я сказал, что то, что вы найдете совсем необязательно будет тем, чего вы хотели. Например любовь. Она не такая, как нам казалось вначале. Все согласны? Лучше, хуже, дольше, короче, более значительна, менее значительна, но не такая. И еще, у каждого по– своему. Но это то, что узнаешь лишь постепенно – что для тебя любовь. Сколько ее у тебя. Что ты готов ради нее отдать. Как она живет. Как она умирает. У Оливера была теория, он называл ее «Любовь и т.д.»: другими словами, мир делится на людей, для которых любовь – это все, а остальное – просто «т.д.», и людей, которые не достаточно высоко ставят любовь и считают, что самое интересное в жизни это «т.д». Это он распевал на все лады, когда увел у меня жену, и в то время я подозревал, что это чепуха, а сейчас я знаю, что это полная чушь, не говоря о том, что еще и самонадеянная чушь. Людей нельзя поделить таким образом.
