– Насколько я понимаю, было не принято афишировать свою личную жизнь, даже в кругу близких друзей?
ВУЛЬФ: Естественно, хотя романы были, и весьма красивые романы. Были и те, кто, как говорится, «попадал на язычок». Много говорили о Валентине Серовой – и о ее связи с Симоновым, и о шумной истории их развода, и том, как она стала пить. Было много страстей. Но то была совсем другая жизнь.
– Хранили чувство собственного достоинства?
ВУЛЬФ: Кроме чувства собственного достоинства, было и острое чувство собственного самосохранения. Ведь жили под топором! Я вот помню, как начиналось диссидентское движение в Москве и как в него кидались люди моего поколения. А старшие – нет. Побаивались. «Один день Ивана Денисовича» Солженицына, к примеру, мои любимые актрисы ценили куда меньше, чем его же «Матренин двор». Предпочитали литературные качества, а не политическую злободневность. Сталинизм не принимался внутренне, но и к последующим годам было скептическое отношение. Они же учились у Мейерхольда, у Станиславского, в атмосфере высокой культуры. И у всех знаменитых московских актрис, рожденных до революции, был один общий кумир – жена А.П. Чехова, Ольга Леонардовна Книппер-Чехова. Она и ее дом – это был символ благородства. Символ высокой утраченной культуры. Обворожительная, фантастически женственная, Книппер была эталоном интеллигентской среды. А при том у Ольги Леонардовны была очень бурная личная жизнь! Последний ее роман, с театроведом Николаем Волковым, случился у актрисы, когда ей было 62 года. А сейчас шуму-пены много, а дела-то…
– Но вот пришло другое поколение актеров, поколение «Таганки» и «Современника»…
ВУЛЬФ: И оно уже не имело никакого отношения к тем, прошлым людям. Например, большинство этих артистов уже любили власть, любили быть приближенными к власти. Добиваться приглашения на банкет, где будет Первое лицо, – раньше такого не было. Когда Бабановой к юбилею Театра Маяковского дали награду, она, вежливо извинившись, не поехала за ней в Кремль. Чтобы сейчас актер не пошел в Кремль за наградой?
– Ха-ха. Некоторые уже тропу в Кремль протоптали…И личная жизнь постепенно стала выходить на люди, причем в мелких подробностях. Может, и вообще изменился калибр таланта, отпущенного людям, или он тратится на ерунду?
ВУЛЬФ: Постепенно пошла коммерциализация искусства, желание заработать, жизнь стала суше, рациональнее, холоднее. Звания «народный артист», «заслуженный артист» совсем обесценились. А женщины стали очень деловыми – ни загадки, ни поэзии.
– А с виду красивые…
ВУЛЬФ: Внешне да, но назовите хоть одну, сравнимую с Яниной Жеймо или Любовью Орловой. У Валентины Серовой нет правильных черт лица, она даже некрасива, но посмотрите ее в картине «Сердца четырех» – когда она падает с велосипеда и ее поднимает на руки Самойлов, как она открывает томные глаза! Сколько поэзии, тайной эротики! Никак не сравнятся с этим холодные, уверенные, деловые, все в гонорарах и «проэктах», охотно дающие интервью современные красотки.
– Вы думаете, нельзя актрисам откровенно говорить в прессе о личной жизни?
ВУЛЬФ: Нет, нельзя. Как нельзя стирать пыльцу с крыльев бабочки – она лишится всей своей прелести. Чего-то о себе не надо выговаривать. И еще, знаете, очень уж вульгарным стал общий стиль жизни. Из-за нездорового отношения к материальным ценностям. Роскошь напоказ, все эти «бриллианты – лучшие друзья девушек»…
– Как, разве Степанова и Тарасова не носили бриллиантов?
ВУЛЬФ: Да никогда. И не носили, и не покупали. Им было неудобно – они знали, как живут рядом люди. Стыдно было демонстрировать благополучие. Степанова и муж ее, знаменитейший писатель Александр Фадеев, жили на даче, и она казалась тогда пределом роскоши. Сегодня, в сравнении с Рублевкой – это сарай, просто сарай! Геологический переворот произошел и в нашей жизни, и в нашем сознании.
– Вы любите кого-нибудь из современных актрис?
ВУЛЬФ: Я ценю и Марину Неелову, и Татьяну Васильеву, очень по-человечески люблю Веру Глаголеву, но сердце от восторга давно не замирало.
– Что ж, мельчает человеческая порода или искусство уже не выполняет такой функции – чтоб потрясать, чтоб сердце замирало?
ВУЛЬФ: Да, оно меньше нужно. Им мало кто занимается всерьез. Энергичные умные люди идут в бизнес, в коммерцию, а деньги – враг искусства. Маркс был не дурак. Вспомните его пассаж о том, что буржуазия в ледяной воде эгоистического расчета потопила все добродетели прошлых веков! Социализм не был счастьем, но и капитализм оказался не выходом.
– Выходит, капитализм отбирает у женщин женственность?
ВУЛЬФ: Наш новый, вчера рожденный – выходит, отбирает. Так много сегодня хорошо одетых, элегантных женщин, на которых приятно посмотреть, но – нет поэзии, нет тайны, и не хочется разгадывать их загадку, потому как загадки никакой нет. Антон Павлович Чехов увидел Ольгу Книппер на сцене в роли царицы Ирины («Царь Федор Иоаннович») и тут же решил на ней жениться! Это как же надо играть, чтоб сразить моментально старого холостяка, гения с тяжелым характером, знавшего толк в женщинах! Кто сейчас так сыграет?
2008
Кто боится Виталия Вульфа?
«Мария Стюарт» в Большом драматическом театре
«Мария Стюарт» в БДТ, прежде всего, интересный спектакль, который пользуется очевидным зрительским успехом, – говорю это сразу, потому что рассеянное современное восприятие частенько не в силах идти вслед за прихотливой мыслью того-иного автора критических текстов. Скажи сразу, змей, смотреть или нет, читать или нет, не томи! – как бы просит читатель.
Если вы решаете, идти или не идти на «Марию Стюарт», то мой голос – решительно «за». И с нетерпеливыми читателями мы тут же и распрощаемся… А с терпеливыми пойдем дальше.
«Марию Стюарт» поставили почти что одновременно самые солидные театры страны – Малый в Москве и БДТ в Питере. Один московский критик, любитель творчества Кирилла Серебренникова, видимо начитавшись моих гневных статей (где я противопоставляю бездарному и безнравственному «авангарду» почтенную жизнь Малого театра), поспешил в царство Юрия Мефодиевича и сердито написал, что-де не понимает, зачем сегодня ставить про эту самую Стюарт, во всяком случае, ничего Малый театр ему не объяснил. То есть люди до такой степени извратили свою зрительскую природу, что нормального спектакля уже не выдерживают физически. Если никто не вращает половыми признаками, нет ничего про мочеиспускание, не присутствует обожествление денег как единственного мотива всех поступков всех героев, если речь автора не переписана согласно жаргону зоны и нет намеков на гомосексуализм – человек умирает от скуки. Да, приходится признать, что зрители, нуждающиеся в такого рода эстетическом корме, существуют и критики, выражающие их мнение, имеют право на жизнь. Но вот только государственные театры не имеют права таких зрителей обслуживать за счет налогоплательщиков. Такие зрелища, как порнографические картины, надо продавать в специально отведенных местах, а рецензии на них публиковать в особых изданиях…
Между тем именно «Мария Стюарт» Шиллера сегодня актуальна до пошлости. Поэт и философ политики – политики как духа-посредника между идеалом и реальностью, – Шиллер написал трагедию пристрастия, несправедливости, которая постигла высокопоставленную женщину, когда она не смогла стать выше предрассудков и эмоций своего пола. Сегодня, когда всесторонне обсуждается идея женщины во власти, мнение Шиллера куда как важно – это голос лучших и благороднейших стремлений духа Восемнадцатого столетия. Поэт оставил нам навечно столкновение двух королев, двух женщин – Марии и Елизаветы.
Мария – женщина, попавшая в политику, женщина всегда и во всем, прежде всего женщина. При всех ошибках и заблуждениях, ее женская природа благородна, возвышенна, лишена злых самолюбивых судорог. Елизавета – женщина плюс еще что-то. Это «что-то» и делает ее королевой, это выделяет ее и приподнимает над женской природой. А природа у Елизаветы нехороша, неблагородна. «Сомнительность рождения» королевы будто сказалась и на ее существе – она зла, мелочна, пристрастна, ревнива. Борьба Марии и Елизаветы и борьба внутри Елизаветы составляют изумительную архитектуру шиллеровской пьесы. Она великолепно построена. Кстати сказать, это тоже должно раздражать тех критиков, что надувают мыльный пузырь «новой драмы». Как правило, «новые драмы» пишут люди, даже понаслышке незнакомые с понятием «действие». Что существует «теория драмы», «анализ драмы» – им, невежественным беднякам, и не ведомо даже. А тем, кто сбивает их с толку, совершенно не выгодно победное шествие настоящей, высокой драматургии, которая даже в техническом, простейшем отношении сделана прекрасно. Шиллер умеет удерживать внимание зрителя таким способом, как развитие мысли – представьте себе! Никто не писает, не режет вены прям на людях, не совокупляется! Все разговаривают стихами – и тыща людей слушает…
