Я ответил тетке:
– Нет, спасибо. Давление от плана поднимается, да и денег нет.
– Как знаешь, – сказала она и отошла.
Видок у меня был тот еще. Дырявая футболка с длинными рукавами, поверх которой надета дырявая футболка с короткими рукавами, и драные джинсы с заплатками. Я курил и вдыхал воздух. Я предчувствовал новую жизнь: это неизбежно, будущее настанет. Да, я, видимо, все-таки производил впечатление человека, которому нужно немного плана. Потому что когда я пошел обратно в вагон, она подошла опять, эта тетка-аферистка, и еще раз спросила:
– Точно не нужен план?
– Да нет, я же сказал. Ничего не нужно. – И забрался на подножку, потом в тамбур.
У меня и так все было. Я стоял в тамбуре и смотрел в окно. Проводница закрыла дверь. Перрон поехал. Новосибирск поехал. Через сорок шесть часов я буду в Москве.
Поезд разгоняется, колеса стучат, как цук.
Значит, так: мы вдвоем были в кабинете. Этот лысый мужик, лет пятидесяти пяти, говорил по телефону с батиной (моего бати) женой:
– Здравствуйте… Тут у нас Евгений Алехин сидит… Это вас беспокоит Управление служб безопасности университета… а он пьяный здесь… да, вел себя неадекватно на территории университета… вы не могли бы забрать его?.. Ну а что мне с ним делать?
Он еще чего-то поговорил, потом положил трубку:
– Не хотят тебя забирать.
– Правильно, я уже большой мальчик. К тому же до моего дома полчаса ехать. А туда и обратно – совсем долго. В самом деле, она небось удивилась, чего это вы ее просили меня забрать…
Он махнул мне рукой, чтоб я уже заткнулся.
– Ну, что тебе надо было от этого Базанова?
– Понимаете, он не в свое дело лез. Решил, что раз я нетрезв, со мной легко справиться.
– Ты посмотри, какой ты и какой он. Он же росточком не вышел.
Лысый встал, ушел куда-то из кабинетика. Я быстро достал из своего пакета полторашку пива, присосался немного и поставил обратно. Лысый вернулся. Видно, в туалет ходил.
– Там твоя мать…
– Это жена моего отца.
– Она, в общем, не знает, что с тобой делать. И я не знаю. Тебя ведь отпусти, так домой не поедешь, ты опять пойдешь этого Базанова искать.
– Нет, не пойду уже. Зачем он мне?
– Кто тебя знает?
Это все происходило в седьмом корпусе универа. Здесь нет никаких учебных аудиторий, только военно-учетный стол, это УСБ, и прочая муть. Еще здесь поэтическая мастерская «АЗ» находится. Дверь в нее рядом с дверью в этот кабинет. Видно, услышав наши голоса, вошел Андрей Торощин. И говорит:
– О, Евгений. А ты что здесь?
Он иногда торчит в этой мастерской вечерами. Не знаю, чем он там занимается, какими-нибудь фотографиями членов или стихи набирает в компьютер. Он неплохой мужик, сильно верующий только, а вера его кажется мне пошловатой. Этакий Бронированный Хризантем с явно проявляющимися симптомами Нового Ноя и Каинистого Авеля, если пользоваться одной из моих многочисленных классификаций. Хотя я имею о нем поверхностное представление, к тому же он один раз накормил меня голодного, помню. Да, он славный, просто, может быть, ему не нужен мой панцирь из грязной чешуи. А мне нужен, что поделать? А у него свой панцирь, другой.
– Здорово, – говорю ему.
– Что случилось? – спросил Андрей. Лысый вкратце обрисовал ситуацию, дескать, я пьян, пьян и глуп, глуп и невозможен.
– Да вы, – говорит Андрей, – отпустите его домой. Этот парень у нас один из ярких самородков. Он, есть еще Игорь Кузнецов. Парни талантливые, но с характером буйным.
– Он тоже ходит к вам в мастерскую? – спросил лысый.
– Да, ходит. И пишет неплохо.
– Я надежда городской поэзии, – важно заявил я.
Лысый согласился меня отпустить, с условием, что Андрей сначала отпоит меня кофе в мастерской, тогда я протрезвею и поеду.
– Я не пойму, – сказал лысый, – тебя привели пьяного. Но говоришь вроде нормально. Соображаешь. Тебя отпустили, ты опять пошел в шестой корпус, начал кричать, что-то про Базанова. Тебя опять привели. Сейчас ты опять выглядишь трезвым.
Я не помнил того, о чем лысый рассказывал. Помнил только, что Базанов был в чем-то не прав.
Андрей и я зашли в мастерскую, он включил чайник. Я сел за круглый стол, достал пиво из пакета и хорошенько хлебнул.
– Ты чего это так сегодня? – спросил Андрей.
– Стипендию дали.
Вода вскипела, он поставил передо мной кофе.
– Спасибо, Андрюха, что выручил. Я, оказывается, ярчайший самородок. Ты прав.
Я пил кофе. Вошел лысый:
– Ну, как?
– Все, допиваю кофе, сажусь на маршрутку, еду домой и больше никогда не появляюсь в университете пьяным.
Он смотрел на меня:
– А я ведь любил стихи в молодости. И писал даже, было.
Я встал:
– Давайте, я вам что-нибудь прочту.
Я прочел. Он сказал, да, правда, я не плох. Потом я пламенно пожал лысому руку и говорю:
– Давайте-ка мы в других обстоятельствах встретимся и пообщаемся.
– Давай. Ты заходи сам ко мне, только трезвый. А сейчас домой давай, уезжай уже.
– И еще, – сказал я. – Понимаете, я с Ваней Базановым учился в прошлом году. Так, он сначала сказал мне, что задумал «роман в стихах», а потом сказал, что разочаровался в поэзии. Представьте: роман в стихах, а?
Я надел куртку, шапку, распрощался и пошел. Уже настал вечер и темнело. Странно. Когда успелось? Я пересчитал деньги: оставалось почти три четверти от стипендии. В маршрутке я допил пиво, пока допивал, до меня дошло, что на вкус в пиво явно добавлена водка. Несколько часов после того, как я получил стипендию, стерлись из памяти безвозвратно.
В голове у меня было мутновато. Дома я сидел и скучал. Позвонил Сперанскому и уговорил его приехать ко мне. Потом мы затарились пивом и сидели у меня в комнате – пили. Я хотел взять водки, но Сперанский меня отговорил. Уже поздно было, когда приехал отец, уставший после командировки, вызвал меня из комнаты, мы с ним говорили на кухне. Он:
– Что у тебя сегодня произошло в университете? Люба сказала, звонили домой.
– Да ничего страшного.
– Почему ты не спросил разрешения и привел кого-то? Он же, как я понимаю, уже не поедет домой?
– Ну, что за детский сад? Это ведь моя комната. Мало того что мне нельзя оставлять на ночь девушек, так еще нельзя, чтобы ко мне приходили друзья?
Он стоял в семейных трусах, опираясь на стол, и смотрел на меня через очки. Мой отец по образованию филолог.
– Никто не против твоих друзей. Только, если они не пьяные. Это не твой дом. Когда будешь жить отдельно…
Тут наконец-то я вспомнил аргумент, который хотел в таком случае опробовать:
– Вы развелись с матерью. Мы с ней жили в квартире. Она умерла. Квартиру, в которой мы жили, и ту, в которой жили вы, обменяли на это жилье. Здесь должно быть мое пространство.
Мы поругались сильнее. Он начал приводить какие-то свои аргументы, мой ум, если допустить вероятность его наличия, не успевал сработать и обрулить отцовы доводы. Отцу удавалось меня развести. Договорились на том, что завтра с утра я сваливаю из дому.
– Если надумаешь извиниться – пожалуйста. Не надумаешь – чтобы в полдевятого завтра вас тут не было.
Извиниться за что?
– Не надумаю, – ответил я.
Утром я увидел рядом с собой Сперанского на диване, растолкал его. На подоконнике бодрым строем стояли пустые пивные бутылки. Много. Я начал собирать вещи в пакет – насобирал большой пакет. Потом сходил в кладовку и нашел большую продуктовую сумку. Отец уехал на работу уже. Люба (жена бати) и мой младший сводный брат еще спали. Я начал засовывать в сумку системный блок.
– Ты что, всерьез собрался? – Сперанский сидел на диване и смотрел на меня сквозь дым в своей голове. Наверное, сквозь очень плотный дым смотрел, как, когда жгут листья в школе на субботниках.
– Мы отвезем к тебе мои вещи? И компьютер. Ладно? – спросил я.
– Хорошо.
– Тебе же ко второй паре?
– Угу.
Он не прогуливает пары. Еще он сдает экзамены без троек.
На остановку тащили вещи чередуясь. Сначала один тащит монитор, другой пакет с вещами и сумку с системным блоком и клавиатурой, потом – наоборот. Монитор тащить было особенно неудобно. На остановке мы поставили все на скамеечку, и я купил нам по бутылке пива. Денег было мало. Мы доехали до Сперанского, вышли, я купил нам еще по бутылке пива. Выпили на лавочке и отнесли все к нему. Потом его мама, причитая, накормила нас завтраком, и мы поехали в универ. Я предложил Сперанскому не ходить на пары, но он пошел. Я выпил еще бутылку пива и зашел в первый корпус. Уже легче.
И тут я встретил Сему с романо-германской филологии и с ним этого панка, Айса. Сема был в универе в потертых триконах, тапочках, майке и дубленке. Айс такой крашенный в рыжий цвет тип, если его волосы поставить, будет ирокез, Айс все время в черных очках. Лицом напоминает парня из звездных войн (эпизод первый), у которого висели уши за спиной. Видно, они пили полночи в общаге. Там живет Сема. Мы перешли дорогу, в «Каравае» купили бутылку или две (упущение памяти) водки и полтора литра пива. У меня не осталось ни рубля. Ладно, романтика, поэзия, дома не ждут. Мы пошли в общагу.
