— Спойте! Спойте! — попросила Зоя. — Я хочу услышать песню о розе!
Немцы еще раз переглянулись. Вальтер помолчал, глядя под ноги. Негромко завел:
Мальчик розу увидал,
Розу в чистом роле,
К ней он близко подбежал,
Аромат ее впивал,
Любовался вволю.
Ханц, глядя на друга, подхватил:
Роза, роза, алый цвет,
Роза в чистом поле!
— Однажды на платформе запели, — прервавшись, сказал Ханс. — Даже не мы, женщины пели. А тут из промзоны услышали, стали подпевать… Ну эти… военнопленные… Из Сталинграда…
— Они тут? С вами?
— Конечно, нет! — вразнобой, но очень горячо запротестовали собеседники. — Мы советские немцы, а они… фашистские… Они враги…
— Они другие? — спросила Зоя.
— Конечно, они другие, — сказал, поджимая сухие губы, Ханс.
— Какие? Но они же люди, как вы? — настаивала Зоя. Ее так зацепил этот разговор, что она раскраснелась. Может она, как и я, вспомнила про Ван-Ваныча. Его ведь тоже обзывали фашистом. А настоящие-то фашисты как раз в штабном вагоне шиковали.
— Если по правде, — признался Вальтер, — им здесь потяжелей, чем нам. Столько помороженных… И мрут… Мрут…
— Бумажные цветы и для них?
— И для них.
— А кладбище где?
Вальтер подтвердил, что кладбище у тех немцев есть, но как бы свое. А вообще тут четыре рабочих района, а как человек уходит, говорят: «Он в пятый район переселился».
— А песню… Вот о дикой розе, — спросила Зоя, — они что, не так поют, как вы?
— Песни они как надо поют! — сказал, смягчаясь, Ханс. — Зер гут! Они даже «Катюшу» играют на губных гармошках… А мы им в ответ «Линду»…
— Ну тогда еще про розу… Пожалуйста! — попросила Зоя.
Вальтер согласился. Сосредотачиваясь, стал вспоминать слова. Ханс ему подсказал: «Роза, я сломлю тебя…».
— Да, да, — подхватил Вальтер. — Послушайте, мальчик хочет сломать розу, а она… Нет, лучше мы, правда, споем.
Он завел чуть громче прежнего:
Роза, я сломлю тебя,
Роза в чистом поле!
Мальчик, уколю тебя,
Чтобы помнил ты меня!
Не стерплю я боли…
— Роза обещает его уколоть, но мальчик не побоялся и сорвал розу… — стал пояснять нетерпеливый Вальтер, но мы тут же попросили: «Дальше, дальше!» И даже сами вместе Хансом стали подпевать:
Роза, роза, алый цвет,
Роза в чистом поле!
За песней не заметили, как объявилась за нашей спиной женщина. Рыжеватая, плотная, в сапогах и гимнастерке. Что-то было в ней от комиссарши времен гражданской войны, какими их показывают в кино. У нее и голос был почти мужской, прокуренный, с хрипотцой.
— Кончайте базарить! — произнесла властно. — Скоро на проверку. — И, глядя на нас: — Посторонние? Из какого отряда?
Понятно, появилась она не случайно. Мужчины, потупясь, виновато помалкивали. Мы тоже. Возникла напряженная пауза. Но тут на помощь пришла Надя.
— Жанночка, — зачастила она елейным голоском. — Это же медики, из района… Ну помнишь, я говорила, что приедут осматривать Германа?
— В такой одежде? — спросила Жанна с недоверием.
— Моя, моя одежда! — подтвердила Надя. — В дороге промокли. Дождь шел. Я им выдала из своего… Да ты, Жанночка, не беспокойся, мы закончили, уходим… А с тобой мы завтра сочтемся! Лады?
— У коменданта бы отметились, что ли, — сказала рыжая Жанна чуть миролюбивей. — Завтра спросят, что я скажу?
— Да кто будет спрашивать? — чуть наигранно произнесла Надя. Глаза ее, черные, с маслянистым отблеском были сама невинность.
Уходя, Жанна напоследок нас оглядела. Сфотографировала взглядом. Особенно пристально рассматривала Зою, пытаясь что-то вспомнить.
— Мы в районе не встречались? — спросила, морща лоб.
— Не помню, — отвечала, смутившись, Зоя.
— Я вас точно видела, — настаивала Жанна. — Но где?
— Не помню, — повторила Зоя. Врать она не умела.
Жанна чуть помедлила.
— Гуляйте подальше, — посоветовала. — Я вас не видела. И учтите, это всех касается: порядок превыше всего!
Мне показалось, что сказано было не столько нам, сколько невидимым слухачам.
Широко вышагивая — у таких женщин и шаг как на параде, — она двинулась вдоль нар, а мы быстренько распрощались и следом за Надей убрались на женскую половину блока. И хоть за шумным многоязычием сотен людей никто не смог бы нас услышать, но Надя поднесла палец к губам и показала рукой на дальний закуток.
С оглядкой сказала:
— Осведомительная сеть… Куда деваться. Доложили…
— Заложили? — поправила Зоя.
— Ну да. Надо вам уходить. От греха подальше.
— Куда?
Вопрос мой прозвучал по-дурацки. Да ясно куда: в лес, в тайгу, к черту на кулички… В конце концов в наш проклятый вагончик: там-то уж точно ждут, не дождутся… Нет, нет! Эту мысль я отринул как наваждение. Лучше уж к зверям, в тайгу!
Надя же вопросу не удивилась.
— Ладушки. Будем думать, — сказала. И тут же вспомнила: — У нас вечером «кукушка» возит шахтеров в ночную смену…
— А возьмут?
Надо бы спросить иначе: а выпустят ли? Из зоны?
— Это моя забота, — сказала Надя. — Побудьте здесь, только тихо. Совсем тихо.
Она полезла в тумбочку и достала крошечную цветную книжечку, сунула Зое в руку.
— Для общего развития… Мы с Германом составляли для выставки… Сберегла!
Громко стуча клюшкой, Надя понеслась по блоку на выход, а мы с Зоей присели у нар прямо на пол. Так нас меньше видно. Надин пассаж мы поняли так: не волнуйтесь, ничего пока страшного не произошло. А для успокоения, пока я бегаю, посмотрите картинки. Отвлекает.
— Будем развиваться? — спросил я, стараясь говорить спокойно. — Так какая там выставка?
— А та самая, где пьют настоящее шампанское.
Зоя указала на обложку, где красивая заграничная дама, явно не ссыльная, в окружении двух красивых мужчин поднимает бокал с лучезарным напитком. Ниже надпись: «Golden moments».
— Но это же Надя? — воскликнул я, не сдержавшись.
— Я тоже ее узнала, — сказала тихо Зоя. — Но тогда она была другой… Правда?
— Почему?
— Потому что без клюшки… С бокалом. И вообще… Тоша, переведи мне, — попросила Зоя. — Что там написано про «Золотые моменты»?
Я с опаской оглянулся. Но блок жил своей предотбойной жизнью, до нас никому не было дела. Мы сидели в сухом, теплом помещении, и никто не гнался за нами с собаками. Подумалось: может, это и есть «золотой момент»?
— Ладно. Слушай, — сказал я. — Zu Hause feirhmit Familie, Freunden… — Что означает: праздник дома с семьей и друзьями. Задайте вашему празднику определенный тон, выберите свой любимый цвет, например, красный…
— Я люблю красный цвет, — задумчиво произнесла Зоя. И осмотрела на себе одежду.
— Попросите гостей одеться в красное, — продолжал я. — Украсьте дом цветами.
— Знаю! — громким шепотом произнесла Зоя. — Розами, да?
— Угостите друзей бокалом золотого шампанского и пикантной закуской…
— Затирухой, — добавила Зоя, погрустнев. Она заглянула в книжечку. — А есть что-нибудь другое?
— Ну вот, праздник в саду, — прочел я. — Спланируйте погоду, позаботьтесь о зонтиках, которые защитят от солнца и от комаров и мошек…
— Да я не о мошках! — с досадой перебила Зоя.
— О чем?
— Не знаю…
Я перелистнул страницу.
— Хотите праздник на лошадях? Или представление на домашней сцене с танцами? Тогда обсудите с поваром меню и оденьте официантов в костюмы в соответствии со стилем праздника…
— Нет, нет! — перебила опять Зоя. — Мне нужно совсем другое.
Конечно, капризничала она не из-за книжки, просто задерживалась наша Надя. А мимо, будто невзначай, раз-другой уже мелькнули какие-то лица. Даже показалось, что кто-то дышит мне прямо в затылок. Я оглянулся, но никого не увидел. И все-таки я чувствовал… Нет, мы чувствовали, что нас тут стерегут.
— Вот! — воскликнул я намеренно весело. — Нашел! Romantishe Feste zu Zweit!
— Это для нас?
— Это для нас. Романтический вечер для двоих… Подходит?
— Господи, разве это возможно?
— А вот слушай. Вы должны решить, какая атмосфера будет для вас наиболее романтичной: неяркий свет, небольшое скопление людей или полное уединение…
— Только не скопление, — сказала Зоя и снова оглянулась.
— Удивляйте спутника (спутницу) неожиданными идеями. Например, принесите закуску к шампанскому в виде посуды в форме розы…
— Хватит, — сказала Зоя. — Не могу.
— Что ты не можешь?
— Не могу… Не хочу… — прошептала она, отворачиваясь. И вдруг — приникая к моему уху: — Тош, ну скажи… По правде… Так было? Было, да? Посуда в виде розы?
— Не знаю, — сознался я. — Ведь это не для нас же.
— А для кого? — Зоя заглянула в мою книжечку и пискнула жалобно: — хочу Гольдс моментс.
