- Ищем! - заверил, опустив взгляд.
- Ясно, - протянула Люба, поднимаясь. Пошла на выход - за ней потянулись остальные.
Вышли на улицу, встали на крыльце.
- Что, так и уйдем?
- Что прикажешь?
- Родителям позвонить.
- Пока ты этому зверьку мистику в жизнь толкла, я им позвонила.
Инны дома нет, с института еще не пришла. И родители ее в наличии имеются только в одном экземпляре, - Света вытащила сигареты, предложила подругам. Ярослава взяла одну:
- Мама у нее.
- Да. Мама, которая имеет ненормированный рабочий день. И сестренка, которая в принципе ровно дышит на сестренку - в файлах девочки только фенички и мальчики.
- С кем ты тогда говорила?
- С домработницей - теткой ее.
- Девочки, поехали домой? У меня сил уже нет. Такой стресс - я просто с ног валюсь, - жалобно взмолилась Люба. - Ну, что мы сейчас сделаем? До завтра дожить надо, а там посмотрим. Может Инна как ни в чем не бывало придет, а мы сейчас милицию поднимаем, мать пугаем. Ну, зачем?
Подруги повздыхали, по перепирались и согласились с Тимофеевой - поплелись на остановку.
Ярослава не сообразила, как добралась до дома. Зашла в квартиру, хлопнула дверью и рухнула на диван. Так и заснула не раздевшись.
Она лежала и смотрела, как по стене ползет солнечный зайчик. Это все что ее занимало. Апатия придавила - не хотелось не то, что идти в институт - вставать, не то что вставать - дышать.
Но Ярослава прекрасно знала, что стоит дать волю депрессии и безразличию, оно утопит, поглотит тебя. Все в тартарары полетит.
Светлая полоса отступит, темная - затянется.
"Надо собраться", - приказала себе и села. Скинула одежду и прошлепала в ванную, встал под душ. В
Потом высушила волосы, сварила кофе, оделась, выпила кофе, сунула турку в раковину, а в рот кусочек шоколада; посмотрела на часы, причесалась, сложила в сумку учебники и тетради, сунула ноги в ботинки, руки в куртку и пошла в институт - на автомате.
В коридорах гудели сплетни. На Славку косились, кто знал ее и кто не знал. В аудитории - та же история. Марина сидела с Любой, Света - отдельно и все трое угрюмые и осунувшиеся. Гнездевич кивнула
Суздалевой на место рядом с собой и вздохнула, оглядев ее:
- В гроб краше кладут.
- Туда и хочется, - призналась честно.
- Самое простое.
- Поэтому - мимо. Что о Инне слышно?
- Нет ее. Провалилась. Я тебе ночью звонила, мать ее всем звонила - ты трубку не брала. Где была?
- Спала. Ничего не слышала.
- Может не хотела?
- Может и не хотела. Паршииивоо.
- Верю. Маринка совсем свихнулась, такую пургу на тебя гонит - уши вянут. Чокнулась - одно слово.
- Боится.
- А ты нет? А я? Нормальные люди в таком состоянии вместе держаться должны, а мы в разбег. Вот оно как, дружба-то проверяется.
Ты не кисни, выцарапаемся.
- Мы - да… А Инна?
Девушки посмотрели друг на друга и отвернулись - нечего ответить, только страх душу холодит и до слез жалко, что ничего они не знают и не могут.
- Знаешь, Марина наверное права, - тихо сказала Ярослава, клоня голову к конспектам на столе. - Во мне дело. Эти недели, что смерчем по всему прошли и везде я в эпицентре. Ты бы… тоже держалась от меня подальше.
- Ну, мать моя, природа, еще одна крезанулась, - выдохнула.
Притихла, пока препод здоровался и, зашептала подруге:
- Пропадем по одиночке. Запомни, Славка - пропадем. Нельзя сдаваться, никогда и ни за что. Дерись, даже когда, кажется, сил нет
- все равно дерись, не сдавайся. Сдашься - умрешь, не будет личности, значит, тебя не будет. Бред ты городишь… А может и нет,
- притихла опять, помолчала.
Девушка на нее покосилась: все, отсидела рядом? Уйдешь? Но та видимо не собиралась - сосредоточенно пялилась на преподавателя, будто слушала и вдруг будто очнулась, на Славу уставилась:
- Ну-ка рассказывай все по порядку.
- Зачем?
- Затем, что одна голова хорошо, а две лучше. Боевики смотришь?
Там бойцы спинами друг к другу встают и дерутся. Так они товарища защищают и свою спину, и обзор будто бы на триста шестьдесят градусов получают. Поняла? Выкладывай. Только тихо, чтобы не засекли.
Суздалева долго молчала, обдумывая, что рассказывать, с чего начинать и трудно, путано, сначала равнодушно, потом эмоционально, с покаяниями и уверениями, начала выговариваться. Гнездевич слушала не глядя, только то и дело нос морщила и косилась то ли с подозрением, то ли с недоверием.
Ярослава рассказала и смолкла. До перемены слова подруги больше не сказали, но только грянул звонок на большую перемену между парами, Света почти силой выгнал ее и двух отколовшихся
"фантазерок", как она их назвала - на улицу, потащила в кафе. И там, в тепле и за пищей да чаем, выдала:
- Короче, девочки, дело, правда, нечисто. Сдается мне, что проблемы нам кто-то нарисовал и досталось больше всех… - вспомнив
Ларису, поморщилась. - Исключая отсутствующих - Славке. Факты: идет с Лысовой - ту крадут и ату. Начинается заваруха - личный фронт летит - раз, здоровье - два - Димка ей по голове двинул, сволочь, три - с деньгами - капец. Теперь нас складываем. Я - норма. Правда есть паранойя - шугаюсь теней, от дорог держусь на километровом расстоянии. В принципе понятно, после случая с Ларисой вообще маскировке под Гульчату научишься.
- У меня все нормально, - пожала плечами Люба.
- И у меня, - буркнула Марина. - Потому что я от Ярославы держусь далеко.
- Креза у тебя…
- Инстинкт самосохранения. Ты с ней - жди, прилетит что-нибудь - мало не покажется. Где два - там три будет, старая мудрая народная примета, - процедила и встала, ушла не оглянувшись. Люба помялась и, извиняясь, смущаясь, за ней двинулась. Оставшиеся сникли, задумались.
- Конец дружбы, - расстроилась Света. - А я надеялась, что они за ум возьмутся, что люди.
- Свет, ты бы правда, держалась от меня подальше?
Девушка глянула на нее, как огрела:
- Закрыли тему, я не Маринка. Ты главное потерпи, придумаю что-нибудь.
- Да мне-то? Я здесь, а Инна где? Про Ларису молчу.
- Ну, чего в упадничество опять ударилась? Выше нос, сказала. Не в лесу живем - люди кругом - образуется, придумается, наладится.
Держись, не кисни.
В ее голосе и глазах было столько веры, что Ярослава невольно почувствовала стыд за свое настроение, за то, что сдается, поплыла куда беда да тоска погнала. Разобраться - Ларисе куда хуже, Инне - неизвестно как, но всяко хуже, и не ей, "некчемухе" Суздалевой умирать тут.
К концу последней пары Света видно что-то придумала - залезла под парту, начала звонить, потом засияла, как солнечный зайчик в зеркале.
- После занятий идем в одно место, - сообщила шепотом.
- Куда?
- Здесь недалеко - узнаешь.
Ярослава испугалась. Не за себя - за нее.
- Не пойду. Девчонок бери - вчетвером - пойду, только с тобой - нет.
- Ты чего испугалась?
- Не угляжу я.
- Чего?
- Не знаю чего и знать не хочу.
Гнездевич пофырчала и притихла, а после пары Любу перехватила, шепнула пару слов, с презрением глянув на Васнецову. Тимофеева помялась и закивала.
Свет подхватила ее и Ярославу под руки и вытащила на улицу, обойдя Марину.
- Нам прямо! - указала путь ладошкой. Кончик пальцев уперся в
"ауди" на обочине, рядом с которой стоял Леший. У Ярославы лицо вспыхнуло - он издевается над ней или идиот?!
- Не пойду прямо, - уперлась.
- Почему?
- Потому что там Алекс.
Девушки дружно уставились на мужчину.
- Ничего, между прочим.
- Зря ты от него бегаешь.
- Из-за него я Гришу потеряла.
- Не факт.
- Этого приобрела. Мужичек весьма: одет, как с картинки, машина.
Чего шугаешься?
Подумать - не объяснить, отчего злость у нее на Алекса, а бурлит и все.
- Пошли. Я ему "здравствуй и прощай" скажу и разойдемся.
- Сломать не проблема, проблема построить. Подумай, - посоветовала Света. - Он пригодиться может.
- Чем?
- Взрослый дядя, значит, жизнь повидал и совет, элементарно, дать может. Плюс поддержка и защита.
- Лучше пусть он ничего не дает. И самого его не будет, - буркнула девушка, спускаясь по ступеням.
Александр смотрел на симпатичных, по-своему красивых девушек и невольно сравнивал их с Ярославой - они проиграли. Он заметил, что сколько не встречал красавиц даже элитных кровей, породистых как кобылки Орловского конезавода, они все казались на одно лицо, с одним макияжем, одними и теми же манерами, запросами, формой одежды, пусть и стильные, пусть яркие, но тем больше похожие на бабочек-однодневок, не на женщин, с которыми хочется провести больше чем одну ночь, сказать больше, чем избитый комплимент, дежурный, как улыбка на лице.
В этой девушке и женщине одновременно сошлись все противоречия мира: лед и пламень, свет и тень, искусительница и монашка, сила и слабость, опытность и неискушенность. Она даже шла как Венера из пены морской, но смотрела как французская революционерка с баррикад.
