— Минутку, Кейси. Что ты там стряпаешь?
— Ты о чем?
— Я знаю тебя лучше, чем кто-либо другой. Что ты готовишь на своей кухне?
Кейси помолчала. Она сомневалась, стоит ли посвящать Линка в план с Первым центральным.
«Зачем? — убеждала она себя. — Если Иэн получит кредит и выкрутится, я узнаю об этом первой. Иэн обещал. Тогда Линк сможет покрыть два миллиона, что перевел Горнту, они выкупят акции, чтобы возместить затраты на покупку бумаг, и получат огромную прибыль. Одновременно Иэн, Линк и я вступаем, когда рынок опустится до предела, и срываем свой собственный куш. Я узнаю первой после Мэртага и Иэна. Иэн обещал. Да-да, он обещал. Но могу ли я доверять ему?»
Волной подступила тошнота.
«Можно ли кому-то доверять в бизнесе, будь то здесь или где-то ещё, мужчине или женщине?»
Вчера за ужином она доверилась ему. Размягченная вином и вкусной едой, рассказала о своих отношениях с Линком и заключенном между ними соглашении.
— Но ведь это довольно тяжело, верно? Для вас обоих.
— И да, и нет. Мы взрослые люди, Иэн. Мне хотелось гораздо большего, чем роль миссис Линк Бартлетт — матери, любовницы, прислуги и рабыни, которая моет посуду и стирает пеленки, которую вечно оставляют дома. Замужество способно поставить крест на любой женщине. Тебя всегда оставляют. Оставляют дома. И дом в конце концов становится твоей тюрьмой, ловушкой, откуда не выбраться, «пока смерть не разлучит вас»! От этого сходишь с ума. Слишком часто я это наблюдала.
— Но кто-то должен смотреть за домом, за детьми. Мужчина должен зарабатывать. Женщина дол...
— Да. В большинстве случаев. Но не в моем. Я не готова согласиться с этим и не вижу ничего плохого в желании жить иначе. Я — добытчик для своей семьи. У сестры умер муж, так что я должна содержать её с детьми, а ещё маму с дядей: они уже старенькие. У меня есть образование, и я неплохо разбираюсь в бизнесе, лучше, чем многие другие. Мир меняется, все меняется, Иэн.
— Я уже как-то говорил, что здесь, слава богу, ничего не меняется! Кейси вспомнила, как приготовилась разбить его в пух и прах, но вместо этого придержала себя прежнюю и спросила:
— Иэн, а как же Карга? Как ей удавалось оставаться у руля? В чем её секрет? Как она стала первой среди равных?
— Она всегда замыкала все расходы на себя. Абсолютно все. О, внешние атрибуты и славу она уступала Кулуму и тем, кто был тайбанями после него, но именно она вела через него всю бухгалтерию, нанимала и увольняла — на ней покоилось могущество этой семьи. Когда Кулум умирал, она без труда убедила его сделать тайбанем её. Он передал ей печатку «Струанз», печатку семьи, все бразды правления и все тайны. Но как человек неглупый, она хранила все это в секрете и после Кулума назначала только тех, кого могла контролировать, и никогда никому не доверила ни финансов, ни действительной власти, пока не пришел её смертный час.
— Но что за радость править через других?
— Власть есть власть, и если она у тебя в руках, это, я считаю, уже не имеет значения. Женщина — после определенного возраста — может добиться власти, лишь получив контроль над кошельком. А насчет ваших «отвальных» вы правы. Гонконг — единственное место на земле, где их можно получить и сохранить. С деньгами, с настоящими деньгами, вы можете стать первой среди равных. Подняться выше Линка Бартлетта. Мне он, кстати, нравится. Он мне очень нравится.
— Я люблю его. Мы с ним сработались как партнеры, Иэн. Думаю, для Линка это было на пользу — о, как я на это надеюсь! Наш тайбань — он, и я стать тайбанем не пытаюсь. Я хочу лишь состояться как женщина. Он очень много помогал мне, конечно, помогал. Без него мне бы ничего не достичь никогда. Так что мы с ним вместе в бизнесе до моего дня рождения. До двадцать пятого ноября этого года. Это день «Д». Именно в этот день нужно будет принимать решение.
— И?..
— Не знаю. Честно, не знаю. О, я люблю Линка больше, чем когда-либо, но мы не любовники.
Позже, когда они возвращались на пароме, её так и подмывало спросить про Орланду. Но она решила этого не делать.
— А может, надо было, — пробормотала она вслух.
— Что?
— О! — Придя в себя, она увидела, что лимузин уже на пароме, который направлялся в сторону Гонконга. — Извини, Линк, задумалась.
Она взглянула на него: красив как никогда, хоть взгляд холодный. «Ты остаешься для меня привлекательнее Иэна или Квиллана. И все же теперь я предпочла бы лечь в постель с кем-то из них, а не с тобой. Потому что ты ублюдок».
— Так что, хочешь попробовать? Хочешь голосовать своими акциями против моих?
Кейси в ярости уставилась на него. «Скажи ему, чтобы шёл к черту! — возопила темная часть её существа. — Ты нужна ему больше, чем он тебе. У тебя в руках все бразды правления „Пар-Кон". Ты знаешь, где „зарыты все трупы". Ты можешь сделать так, что все созданное тобой рассыплется!» Но другая половина призывала к осторожности. Она вспомнила слова тайбаня о мире мужчин и власти. И Карге. Поэтому она опустила глаза и не стала сдерживать слезы. И тут же увидела, какая в нем произошла перемена.
— Господи, Кейси, не плачь. Прости меня... — говорил он, и его руки потянулись к ней. — Господи, ты никогда раньше не плакала... Послушай, мы же десятки, сотни раз попадали во всякие переделки. К чему нам ссориться? Пусть дерутся «Струанз» и Горнт. Какая нам разница, кто победит? Мы все равно станем Благородным Домом, но пока... пока у Горнта получается лучше. Я знаю, что прав.
«О нет, ты не прав», — довольная, подумала она. В его объятиях было так тепло.
12:32
Брайан Квок заходился в крике, и это был уже больше чем страх. Он понимал, что заключен в тюрьму, что угодил в ад и это длится уже целую вечность. Пораженное безумием сознание замкнулось на одной вспышке нескончаемого слепящего света; все вокруг было окрашено кровью: и стены, и пол, и потолок в крови; нет ни дверей, ни окон; по полу бежит кровь; все перепутано, перевернуто вверх дном, и он почему-то лежит на потолке, всем существом мучительно, лихорадочно пытаясь за что-то ухватиться, чтобы сойти вниз, обрести нормальное положение, и каждый раз падая в лужу собственной рвоты, а в следующий миг проваливаясь во мрак, где скрежещущие, вибрирующие голоса заглушают голос друга, заглушают Роберта, который умоляет этих дьяволов: «Остановитесь, остановитесь, во имя Господа милосердного, остановитесь!» А потом снова раздирающий глаза кровавый свет, от которого раскалывается голова, снова кровавые воды, которые застыли и не падают, и ты отчаянно стараешься дотянуться до стульев и стола, стоящих внизу, в кровавой воде, но опять падаешь обратно, всегда падаешь обратно. Пол сходится с потолком, все не так и вверху и по бокам, это какое-то безумие, безумие, дьявольская выдумка...
Кровавый свет, и мрак, и смех, и вонь, и снова кровь, и так без конца, без конца, без конца...
Он знал, что бредит уже много лет, и умолял их остановиться, отпустить его, клялся сделать что угодно, только отпустите... «Я не тот, кого вы ищете, весь этот ад предназначен не мне... Это ошибка, все это ошибка! Нет, это не ошибка, противником был я. Кто был противником, каким противником? О, пожалуйста, верните всё на свои места, дайте полежать там, где я должен лежать, там, внизу, где... О Иисус Христос... Роберт Христос, помоги, помоги мне-е-е...»
— Хорошо, Брайан. Я здесь. Вот, я так и делаю. Да будет все, как и должно быть. Все, как должно быть! — Эти исполненные сострадания слова возвысились над кровавым водоворотом и дьявольским смехом.
Вездесущая кровь исчезла. Он ощутил руку друга, прохладную и мягкую, и ухватился за неё, испугавшись, что это ещё один сон из сна, привидевшегося во сне.
«О господи, Роберт, не оставь меня...
О боже, не может быть! Только взгляните! Потолок там, где должен быть. И я здесь, лежу на кровати, где и должен лежать. В комнате разливается неяркий мягкий свет, и она на своем месте. Везде чистота, цветы, жалюзи закрыты, но цветы в воде и в вазе стоят, как надо. И у меня верх и низ на месте, верх и низ на месте».
— О господи, Роберт...
— Привет, старина, — мягко произнес Роберт Армстронг.
— О господи, Роберт, спасибо, спасибо тебе. У меня верх и низ на месте, о, спасибо, спасибо тебе...
«Слабость такая, что язык еле ворочается, сил нет, но как славно просто быть здесь, избавиться от кошмара... Лицо друга в каком-то тумане, но оно настоящее. И я курю... Я что, курю? О да. Да, кажется, я помню... Роберт оставлял мне пачку сигарет, но эти дьяволы нашли их и унесли на прошлой неделе... Слава богу, хоть покурить... Когда это было, в прошлом месяце, на прошлой неделе, когда? Я помню, да... Роберт приходил в прошлом месяце и тайком давал мне затянуться. Разве это было в прошлом месяце?»
— О, какие они приятные на вкус, какие приятные... И этот покой, конец кошмару, Роберт. Хоть не видишь этой крови наверху... Весь потолок залит ею. И лежишь не там наверху, а здесь внизу, не в аду... О, спасибо, спасибо тебе...
