— Я предпочитаю свою версию, — возразил Данросс. — Во всяком случае, Кейси, предание гласит, что после сооружения первых трибун это место единодушно предоставили Дирку.
— И это враки, Кейси, — подал голос сидевший за следующим столом Вилли Таск. — Разве не претендовал на это место старый Тайлер Брок? По его мнению, оно по праву принадлежало компании «Брок и сыновья». Разве он не предложил Дирку побороться за это место на первых же скачках?
— Нет, это уже выдумки.
— А они принимали участие в скачках? — спросила Кейси.
— Собирались. Но, как говорят, помешал тот самый тайфун. Как бы то ни было, Кулум отказался уходить отсюда, так все и повелось. Это место наше, пока существует Хэппи-Вэлли.
— И правильно, — с довольной улыбкой добавил Мак-Брайд. — Благородный Дом заслуживает самого лучшего. Со времени выборов первых распорядителей, мисс Кейси, тайбань «Струанз» всегда был одним из них. Всегда. С общего согласия. Ну, что же, мне пора. — Он глянул на часы, улыбнулся Данроссу и со всей официальностью осведомился: — Разрешите дать старт первому забегу, тайбань?
Данросс ухмыльнулся в ответ.
— Разрешение дается. Мак-Брайд поспешно ушел.
Кейси изумленно смотрела на Данросса.
— Они спрашивают у вас разрешения начать?
— Это лишь обычай. — Данросс пожал плечами. — Думаю, ничего плохого нет в том, что кто-то скажет: «Ну что ж, начнем, пожалуй», верно? Боюсь, не в пример сэру Джеффри прежние губернаторы Гонконга пунктуальностью не отличались. К тому же традиции — неплохая вещь. Они дают чувство преемственности, принадлежности и защищенности. — Он допил свой кофе. — Извините, я отлучусь на минуту, нужно кое-что сделать.
— Счастливо! — Кейси проводила его взглядом: сегодня он нравился ей ещё больше.
Вошёл Питер Марлоу, и Данросс на минуту остановился.
— О, привет, Питер, рад видеть. Как Флер?
— Ей лучше, благодарю вас, тайбань.
— Заходите! Выпейте пока — я скоро вернусь. Ставьте на номер пятый, Экселент Дэй, в первом забеге! Пока.
— Спасибо, тайбань.
Кейси махнула Питеру Марлоу, но он её не замечал. Его взгляд был прикован к Грею, который стоял снаружи на балконе с Джулианом Бродхерстом, горячо и страстно убеждая в чем-то остальных. Увидев, как замкнулся Марлоу, Кейси вспомнила про его давнюю вражду с Греем, сердце у неё забилось, и она позвала:
— Питер! Привет, проходите, садитесь. Его взгляд потеплел.
— О, привет.
— Идите сюда, садитесь. С Флер все будет хорошо.
— Конечно. Очень признателен, что вы её навестили.
— Я с удовольствием сходила к ней. Как дети, все в порядке?
— О да. Как вы?
— Просто фантастика. Только так и нужно ходить на скачки! Тридцати шести гостям, приглашенным на ланч в ложу «Струанз», был предложен фуршет из множества китайских блюд или, на выбор, горячий пирог с мясом и почками с овощами, разложенные на тарелочках ломтики копченого лосося, закуски и холодные бутерброды с мясом и колбасой, сыр различных сортов, пирожные и печенье, а в довершение всего — меренга в виде Струан-билдинг. И все это приготовлено на собственной кухне. Шампанское, лучшие красные и белые вина, ликеры.
— Я сажусь на диету лет на пятьдесят.
— Только не вы. Как дела?
Она почувствовала его испытующий взгляд.
— Все прекрасно. А что?
— Ничего. — Он отвел глаза, снова взглянул в сторону Грея, а потом обратил внимание на других.
— Позвольте представить вам Питера Марлоу. Это — Хиро Тода из компании «Тода шиппинг индастриз» в Иокогаме. Питер — писатель и сценарист из Голливуда. — И тут у неё в голове пронеслось: его книга, Чанги, три с половиной года в плену. «Ох, что сейчас будет!»
Мужчины на какой-то миг замерли. Тода вежливо предложил свою визитку, Питер так же вежливо вручил ему свою. После краткого колебания Марлоу протянул руку.
— Как поживаете? Японец пожал её.
— Для меня большая честь познакомиться с вами, мистер Марлоу.
— Вот как?
— Не каждый день встречаешь знаменитого писателя.
— Какой же я знаменитый? Совсем нет.
— Вы слишком скромны. Мне очень понравилась ваша книга. Да.
— Вы читали? — удивленно посмотрел на него Питер Марлоу. — Правда? — Он сел и остановил взгляд на Тода: гораздо ниже его, стройный и крепко сложенный, прекрасно выглядящий в добротном синем костюме; фотоаппарат на стуле; такой же спокойный, как и у него самого, взгляд; одного с ним возраста. — Где вы её нашли?
— В Токио. У нас там много магазинов, где продают книги на английском. Прошу прощения, я читал дешевое издание в мягкой обложке, а не в переплете. Приличного не было. Ваш роман на многое открывает глаза.
— Вот как? — Питер Марлоу предложил сигареты, и Тода закурил.
— Курение вредно для здоровья, вы же знаете! — поддела Кейси. Оба улыбнулись.
— Бросим на Великий пост, — пообещал Питер Марлоу.
— Да уж, конечно.
Писатель снова перевел взгляд на Тода.
— Вы служили в армии?
— Нет, мистер Марлоу. На флоте. На эсминцах. Участвовал в битве в Коралловом море в сорок втором[319], потом при Мидуэе[320], младшим лейтенантом, а позже при Гуадалканале. Дважды тонул, но мне повезло. Да, мне повезло, очевидно, больше, чем вам.
— Мы оба остались живы, более или менее целы.
— Более или менее, мистер Марлоу. Я согласен с вами. Жизнь на войне — странная штука. — Тода сделал затяжку. — Как-нибудь, если не возражаете и если вас это не смущает, хотелось бы поговорить о Чанги, о том, чему вы там научились, и о том, как мы воевали. Пожалуйста.
— Конечно.
— Я здесь на несколько дней, — сообщил Тода. — Остановился в «Мандарине» и уезжаю на следующей неделе. Может, пообедаем или поужинаем вместе?
— Благодарю вас. Я позвоню. Если не в этот раз, так в следующий. Когда-нибудь приеду в Токио.
Помолчав, японец заметил:
— Если хотите, можем и не обсуждать Чанги. Я был бы рад получше познакомиться с вами. У Англии и Японии много общего. А сейчас прошу извинить, думаю, мне надо сделать ставку. — Он учтиво поклонился и ушел.
Кейси пила маленькими глотками кофе.
— Вам трудно это далось? Вся эта вежливость?
— О нет, Кейси. Нет, совсем нет. Мы теперь на равных, я и он, да и любой другой японец. У японцев — и корейцев, которых я особенно ненавидел, — были штыки и пули, а у меня ничего. — Он вытер пот со лба, и его губы искривились в улыбке. — Махлу, я не готов был встретить здесь кого-то из них.
— Махлу? Это что, по-кантонски?
— По-малайски. Значит «стыдливый», — пояснил он и улыбнулся про себя. Это была лишь часть выражения пуки махлу. Махлу — «стыдливый», пуки — «золотая ложбинка». Этой части женского тела малайцы приписывают самые различные чувства: голод, грусть, доброту, ненасытность, нерешительность, стыд, злость — все и вся.
— Стыдиться тут нечего, Питер. — Она не поняла всего подтекста. — Меня поражает, что после всех ужасов плена вы вообще можете с кем-то из них говорить. А книга мне на самом деле понравилась. И надо же, он тоже её читал!
— Да. Я просто обалдел.
— Можно задать вам вопрос?
— Что?
— Вы как-то сказали, что Чанги — это рождение заново. Что вы под этим понимаете?
Он вздохнул.
— После Чанги мы все стали другими, навсегда изменились жизненные ценности. Например, притупился страх перед смертью: мы видели слишком много смертей, и у нас иное понимание смерти по сравнению с другими, нормальными людьми. Мы — те немногие, кто выжил, — в своем роде динозавры. Думаю, любой, кто побывал на войне, какой угодно войне, и вернулся оттуда целым и невредимым, смотрит на жизнь по-другому.
— И что же вы видите?
— Я вижу множество нелепостей, которые почитаются как начало начал и конечная цель бытия. Вы представить не можете, сколько этой ерунды в «нормальной», «цивилизованной» жизни. Нам, бывшим узникам Чанги, в известном смысле повезло: мы прошли через чистилище и знаем, в чем истинный смысл жизни. То, что вас пугает, для меня совсем не страшно, а над тем, чего страшусь я, вы просто посмеетесь.
— Например? Он ухмыльнулся.
— Ну, хватит про меня и мою карму. Мне тут только что шепнули... — Он умолк и, широко открыв глаза, стал смотреть куда-то мимо Кейси. — Боже милостивый, кто это?
Кейси засмеялась.
— Рико Грессерхофф. Она японка.
— А кто здесь мистер Грессерхофф?
— Она вдова.
— Святые угодники!
Они смотрели, как Рико прошла через комнату на террасу.
— Не смейте, Питер!
В его голосе послышалось олимпийское величие:
— Я же писатель! А это объект, достойный исследования!
— Чепуха!
— Вы правы.
— Питер, говорят, все первые романы автобиографичны. Кто вы в этой книге?
— Один из персонажей, конечно.
— Кинг? Американский капрал, король «черного рынка»?
