Жертва не замедлит появиться. Неистовое полыхание купины привлечет внимание кладезя: он сразу же падет ниц и поползет к заведению, подставляя обнаженную тонзуру под благословенную прохладу гигиенической завесы. Тогда можно уже не опасаться, что он ускользнет. Именно этого момента соучастники и дожидаются, чтобы незаметно приблизиться и приступить к следующему этапу под названием:
2. Бурение. Чтобы из скважины вырвалась струя науки, мы воспользуемся глубокой сосредоточенностью кладезя и поразим его в нужное место силой противоположного действия, а именно резко переключив внимание субъекта с центростремительного направления на центробежное. Так, внимающая сила кладезя, обращенная против себя самой, пробьет скважину. Но вернемся к нашей религиодиозной мизансцене. Все соучастники по очереди заходят в сюльписсуарное заведение. Сначала дрожащим голосом кричит первый: «Симон, нареченный Петром, раз!», затем второй: «Иаков сын Зеведея, два!» и так — до одиннадцатого. Когда выражение на физиономии нашего подопытного переходит от ошеломления к неописуемому ужасу, все разражаются злорадным хохотом и, указывая на него одиннадцатью укоризненными перстами, кричат в один голос: «Иуда Искариот, двенадцать!» Переключение внимания произошло. Скважина пробурена. Наши люди, в ожидании этого решающего момента прятавшиеся в чаше фонтана посреди площади, выскакивают с ведрами, ушатами, бурдюками, плошками, банками, склянками, кувшинами, цистернами, трубопроводами, ковшами, шлакоотделителями, рессорами — в общем, всем необходимым, чтобы воспринять теологическую науку, которая хлещет из отверстой тонзуры прелата. Скрипят соли магния. Наука впитывается, наука просачивается, обе, сливаясь в бьющей гейзером эрудиции, приобщаются к патаплазме. Дабы уберечь нежную разветвленность бронхов от ужасной вонищи, наши люди, ассистенты и мы сами своевременно надели противогазы типа «свиное рыло».
Воспринятая таким образом наука (фонтанировать может до следующего воскресения) займет подобающее ей место на полках живой плоти нашей патаплостеки.
15. Об анти-зоо
Я имею в виду патаграфических животных, чье развитие оказывается извращено, если перед ними и пучком излучения, поражающего патаплазму, установить призму из твердого водорода (единственное тело, которое благодаря наличию лишь одного электрона пропускает любое излучение, кроме моего). Так, на наших глазах эти твари будут рождаться загнивающими от старости, жить наоборот, молодея, и под конец возвращаться в лоно матери, если они живородящие, или в яйцо, если они яйценосные (разумеется, следовало бы заменить эти слова такими более уместными терминами, как живомертвородящие и яйцесмертоносные).
Кстати, у древних знаменитый феникс считался творением как раз такого рода, если верить, например, Геродоту («Евтерпа», LXIII):
«Есть еще одна священная птица под названием феникс. Я феникса не видел живым, а только — изображения, так как он редко прилетает в Египет: в Гелиополе говорят, что только раз в 500 лет. Прилетает же феникс, только когда умирает его отец. Если его изображение верно, то внешний вид этой птицы и величина вот какие. Его оперение частично золотистое, а отчасти красное. Видом и величиной он более всего похож на орла. О нем рассказывают вот что (мне-то этот рассказ кажется неправдоподобным). Феникс прилетает будто бы из Аравии и несет с собой умащенное смирной тело отца в храм Гелиоса, где его и погребает. Несет же его вот как. Сначала приготовляет из смирны большое яйцо, какое только может унести, а потом пробует его поднять. После такой пробы феникс пробивает яйцо и кладет туда тело отца. Затем опять заклеивает смирной пробитое место в яйце, куда положил тело отца. Яйцо с телом отца становится теперь таким же тяжелым, как и прежде. Тогда феникс несет яйцо [с собой] в Египет в храм Гелиоса».
Этот несколько путаный рассказ Геродота, схожий с хорошо известной легендой о фениксе, возрождающемся из пепла, позволяет нам думать, что речь идет о некоем анти-зоо. Мы сейчас как раз занимаемся созданием экспериментального феникса, чей остов из красной меди, по словам древнего историка, смотрелся довольно представительно.
В качестве решающего эксперимента нам бы хотелось выяснить, способен ли феникс, согласно нашей гипопатезе, летать наоборот.
II АВТОР ПРЕДСТАЕТ В БОЛЕЕ ИНТИМНОМ СВЕТЕ
1. О Морском Старике
Вот первое воспоминание о моей земной жизни: запеленутый во что-то белое, я лежал на каком-то африканском побережье, окаймленном вдали темно-зеленой грядой тропического леса. Вдоль песчаного берега, также в белых пеленках, лежали другие дети. На горизонте, посреди сине-красной зеркальной глади, плыла, сверкая пурпурной и золотой лепниной на носу, каравелла; она должна была забрать меня и перевезти в северную страну моего второго рождения.
На берегу, где я спал, за мной ухаживало какое-то существо, но я не видел его. Позднее, благодаря странным рассказам, внезапным озарениям и неистовым порывам сердца, мне постепенно открылось, кто был моим первым Отцом.
Древние вавилонские мифы повествуют о некоем Оаннесе, или Эа, человеке-рыбе, который в незапамятные времена вышел из моря, чтобы наставлять людей. Эта легенда встречается у всех народов Древнего мира. Многие уточняют, что Отец океанов вышел из таинственного Красного моря. О нем немало узнал Нерваль (не одной ли мы крови, он и я?). Возможно, это же существо древние называли Протеем.
Но особенно меня поразил весьма обстоятельный рассказ Клеомброта. Он утверждает, что нанес визит Старику Красного моря, который, по его словам, является людям лишь один раз в году, а остальное время живет с кочевыми нимфами и духами. «Когда я наконец нашел его, — рассказывает Клеомброт, — он принял меня вежливо и согласился побеседовать. Он изъясняется по-дорийски[6], и речь его похожа на поэзию и пение; аромат, который источают его уста, овевает все вокруг. Ему неведомы болезни. Он проводит свою жизнь в изучении наук. Лишь раз в году на него нисходит пророческий дар, и тогда он выходит на морской берег и предсказывает будущее…»
Морской Старик, похоже, имел привычку отвечать more pataphysico на несуразные вопросы, которые греческие путешественники любили задавать встречным мудрецам. Так, на вопрос Клеомброта о единстве и множественности миров он ответил: «Нет ни бесконечного множества миров, ни одного-единственного или пяти, а есть сто восемьдесят три мира, которые расположены треугольником, соприкасаются друг с другом, и их вращение выстраивается в своеобразный танец… и т. д.». Клеомброт принял этот ответ за чистую монету; но я, на атавистическом уровне знакомый с патафизической практикой, я-то знаю, что это единственный подобающий ответ на такой глупый вопрос: ответ, обволакивающий истину в абсурд, способный пробудить у путешественника сомнение и новые вопросы. Мой морской Отец говорил загадками, как Сфинкс. Но не пожирал неспособного ответить, а наоборот, заставлял его рождаться; облачив в тело ребенка и наполнив любопытством, помещал на тот самый берег, где я впервые осознал себя человеком. И мы, дети Красного моря, иначе говоря, патафизики, продолжаем ошеломлять дотошную расу Клеомбротов своими абсурдными очевидностями.
2. О социальной точке восхода
О совпадениях, связанных с моим рождением, пока скажу лишь, что Солнце находилось в знаке Рыб. Поведаю только о социальной точке восхода, которой, на звуковом уровне, было отмечено мое первое ощущение внешнего человечества: было шесть часов пополудни, группы рабочих соседнего завода, что-то громко обсуждая и споря, проходили под окнами моей родной спальни. В то время страна переживала довольно сильные социалистические волнения. Итак, я родился под социальным и звуковым знаком красного кольца, словно в ореоле разгневанной пролетарской звезды.
3. Географические уточнения
Место моего рождения расположено приблизительно в 49°37’ северной широты и 2°22’ восточной долготы парижского меридиана. В геологическом отношении здесь наблюдаются выходы юрских отложений; но невдалеке, по направлению к юго-западу, начинается участок мелового периода, а к северо-востоку — зона девонских и докембрийских слоев с несколькими выходами палеозойских пород.
Изотермы января: 1,4 Изотермы июля: 18,3 Количество осадков: от 800 до 1000 мм Заморозки за год: в среднем 100 дней Плотность населения: от 75 до 100 человек на 1 км2
Но местность, которая больше всего повлияла на меня своей тотемизацией (определение этого слова я приведу позднее), расположена в двадцати пяти — сорока километрах к северо-востоку, в районе палеозойских пород, богатом сланцем, углем и железной рудой, с более суровым климатом и более изрезанным ландшафтом. Ту страну населяют люди германской расы и фламандцы; долгое время она находилась под испанским владычеством; так, среди жителей можно и сейчас встретить немало представителей испанского и даже мавританского типа. Их язык — валлонский, но в нем есть множество диалектов, в которых обычно смешиваются фламандские и испанские слова.
