– Мне? Я что, одна буду в ней сидеть?
– Боишься?
Признаться, что я не владею обязательным, как верховая езда для принцесс, умением водить автомобиль, было гораздо сложнее, чем расписаться в типично женской слабости.
– Конечно, боюсь! Я вообще – трусиха. В обычной машине стараюсь пассажиром ездить, а тут – карт. Ты хочешь, чтобы я с ума сошла от ужаса?
– Нет, – засмеялся Дима. – Но в этих картах нет второго места, если только… – он как-то смущенно потупился.
– Ну? – требовательно притопнула ногой я. – Что только?
– Если только ты согласишься сесть мне на колени…
– Как? Ты в своем уме? – я так искренне сыграла возмущение, что чуть не переиграла. Хорошо, вовремя опомнилась. – Но… раз уж другого варианта нет, то… Как иначе я пойму, что такое карт? А мне же о гонках писать придется.
– Не бойся, – утешил меня Полиняк. – Ты такая тоненькая, такая изящная, другой бы я и не предложил. Теперь осталось только прокатчика уговорить. Поможешь?
– Попробую!
– Тогда давай понаблюдаем за картами. Кто быстрее финиширует, того и возьмем.
– А что, есть разница?
– Конечно! Карты, как люди. У каждого свой характер и свой темперамент. Вон, понаблюдай за желтым. Пилот из кожи лезет, а карт еле ползет!
Я понаблюдала за летающей, как космическая ракета, ярко-желтой машинкой. Если это называется «еле ползет»… Честное слово, я начала сомневаться, хочу ли я в самом деле попробовать картинг на вкус.
– Так, – оживился вдруг Полиняк. – Пошли! Вон тот, зеленый, нам вполне подойдет.
Прокатчик, пожилой француз с длинными кудрявыми бакенбардами, оттеняющими ослепительную лысину, увидев меня, страшно оживился.
– Мадмуазель хочет покататься на карте?
– Мы вдвоем.
– Два карта?
– Один.
– О! – бакенбарды потускнели. – Это против правил.
– Пожалуйста, – одарила я его самой очаровательной из своих улыбок. – Мой друг, – я кивнула на Диму, – профессионал. Он приехал на Формулу-1. И хочет показать некоторые приемы.
– Формула-1! – подпрыгнул эмоциональный прокатчик. – О, это чудесно! Месье – финн? Датчанин? Голландец?
– Русский, – гордо провозгласила я.
– Мадмуазель хочет обмануть старого Пьера, – француз лукаво погрозил мне пальцем. – Россия не участвует в Формуле-1! Пьер знает все команды и всех пилотов!
– Русские – стажеры, – объяснила я. – Наша команда участвует только в тренировочных стартах. А я – журналист, хочу попробовать сама.
– Журналист? Это прекрасно! – восхитился прокатчик. – Вы напишете о моем картодроме?
– Конечно, – уверила я. – У вас так чудесно! Мы хотим вот этот, зеленый карт.
– О, мадмуазель понимает! Этот – самый быстрый.
– Попроси проверить давление в шинах, – встрял Полиняк.
– Зачем? – мне не хотелось подвергать лишним сомнениям качество инвентаря милого прокатчика Пьера. Вдруг обидится?
– Это – нормально, – уверил Дима. – Он поймет. Ты же сказала, что я – гонщик.
– Как ты понял? – я насторожилась.
– В школе французский учил, кое-какие слова помню.
– Ладно. – Я вновь улыбнулась бакенбардам и по просила исполнить странное требование Полиняка.
– Конечно, конечно! – засуетился тот. – Если бы ваш кавалер этого не сделал, я бы усомнился в том, что он – гонщик. Эрнест Хемингуэй, знаете, был такой писатель, хоть и американец, но писал не хуже наших французов, так вот, он говорил, что признает только три вида спорта: альпинизм, бокс и автогонки. Остальное – это игры, так он сказал. А картинг, ваш кавалер подтвердит, это вершина автогонок.
Полиняк энергично затряс головой. Видно, понял еще несколько слов – кавалер, автогонки и карт. Милый прокатчик выдал нам шлемы и помог влезть в машиненку. Оказавшись на коленях Полиняка, а по существу, в его объятиях, я честно прислушалась к себе. Удивительно, но ни отвращения, ни даже неудовольствия во мне не обнаружилось. Наоборот. На Димкиных бедрах, вернее, в уютной ямке между ними, было приятно, как на массажере. А его руки, лежащие на руле, обнимали меня крепко и очень бережно.
– Поехали? – шепнул он мне в ухо, и я почувствовала, как его бедра сжали мои.
Карт мощно взревел, сорвавшись с места, сердце мое метнулось вперед вместе с машиной и зависло где-то между горлом и желудком, норовя вырваться наружу и улететь вместе с моей молодой, по сути, только что начавшейся жизнью. Теперь я точно знала, что ощущал в момент старта космонавт номер один. Господи, как же ему было страшно и плохо!
– Хорошо! – проорал в ухо Полиняк. – Входим в поворот! Тут нельзя снижать обороты, чтобы не скользить на выходе!
Машина летела по кругу, заворачивая вправо, какая-то сила вжимала меня влево, а Дима, наоборот, всей мощью своего торса заваливался вместе со мной в другую сторону.
– Скольжение – это всегда тормоз! – орал бешеный гонщик. – Следи! Мы выбрали самую короткую траекторию поворота!
Я с ужасом могла наблюдать единственное: как рассыпались по сторонам, освобождая нам дорогу, все остальные карты. Они-то сразу поняли, что за зеленым рулем – камикадзе. Только при чем тут я?
– Останови! – попробовала заверещать я. Однако встречный поток воздуха смазал меня по лицу и отбросил мой крик куда-то в сторону, я даже сама его не услышала.
Все, обреченно поняла я, когда карт, взвизгнув, как подстреленная каракатица, метнулся в очередной поворот.
Бортик картодрома несся прямо нам навстречу, избежать смерти не было никакой возможности. Я испустила последний вопль прощания с миром и зажмурилась. Правая нога Полиняка резко дернулась, карт тряхнуло, нас отбросило назад, машина снова жалобно завизжала, и вдруг днище ее конвульсивно и ритмично задергалось, будто она тоже готовилась к неминуемой гибели.
– На передних колесах нет тормозов! – снова заорал Полиняк.
– А проверить ты не мог? – зло крикнула я, и от этой злости глаза мои открылись сами собой. Оказывается, мы не врезались в бортик, он, наоборот, теперь удалялся, а наша лягушка скачками неслась по прямой. К новому повороту!
– Останови! – снова крикнула я. На сей раз Полиняк меня услышал.
– Зачем? Классно же! Смотри, сейчас я буду ставить карт!
Боже мой, я попала в лапы маньяка! Это ясно. Интересно, на какие колеса он будет его ставить? Хорошо бы, если бы на передние. Тогда головой вниз – и все. Мгновенная смерть от пролома головы. А если он еще и садист? Тогда – на задние? И мы будем кувыркаться, пока не превратимся в фарш?
Мы снова почти вмазались в бортик, Полиняк резко ударил по тормозу, машина опять задергалась и задрожала, этот придурок вывернул руль в сторону поворота, и я почувствовала, что наш автомобиль потерял управление! Передок карта вильнул в сторону и заскользил, будто под колеса плеснули масла. Через секунду мне казалось, что мы летим по льду.
– Стоит! – радостно взревел мой убийца, и я окончательно уверилась в том, что он – сумасшедший.
Какой там, стоит! Мы неслись, не чуя тверди под колесами! Однако каким-то образом машиненка выровнялась и понеслась еще быстрее. Следующий поворот, я видела, был самым крутым. Бортик просто пересекал трассу под прямым углом! Не снижая скорости, мы влетели в него по широкой дуге, и я уже было мысленно перекрестилась, увидев отдаляющуюся ограду, как Полиняк снова крутанул руль, намеренно направляя карт прямо в бортик!
– Дурак! – заорала я. – Сволочь!
Не дойдя буквально пары миллиметров до страшного забора, наша лягушка квакнула и сделала натужный прыжок в сторону, на ту самую широкую дугу, по которой мы и входили в этот кошмарный угол. Я могу поклясться: машина сделала это сама! Я реально чувствовала, как она повернула, сопротивляясь ухищрениям Полиняка!
– Сейчас будем делать разворот! – оповестил мое истерзанное ухо гонщик.
– Нет! – заверещала я, сообразив, что он вознамерился повторить неудавшуюся попытку самоубийства. – Нет! – Исхитрившись, изогнувшись, изловчившись, я оттянула локоть и саданула им из всех, отпущенных природой сил, между ног этого гада!
– Вау! – рявкнул он, и его колени сжались так сильно, что я подпрыгнула, чуть не выскочив из карта, как пробка из шампанского.
И тут же я поняла, что поступила совершенно правильно! Карт затормозил, описав визгливым юзом широкую траекторию, проехал еще чуть-чуть и остановился.
– Даша, ты чего?! – голос Полиняка был глухим и надрывным, словно он говорил сквозь сжатые зубы. – Зачем?
– Чтоб знал! – злобно каркнула я. – Отстегивай!
– Тут нельзя, надо до финиша доехать.
– Езжай тихо! Без глупостей! – грозно приказала я. – Не то все яйца поотшибаю!
Честное слово, такие пошлые грубости я произносила впервые. А что делать? Жажда жизни – штука неуправляемая. Не это чмо меня произвело на свет, не ему меня и на тот свет отправлять.
– Что случилось? – встретил нас встревоженный Пьер. – Вы так хорошо прошли картодром, просто загляденье! Ваш друг – мастер! Почему вы остановились перед последней прямой? Такие повороты, такое торможение! Я любовался! И вдруг…
