– Ужасно, ужасно, – пробормотал кардинал.
– Я бы поспел вовремя, но моя мантия привлекла внимание, и дорожный полицейский настоятельно просил, чтобы я соборовал министра юстиции.
– Уже третий министр юстиции за год! В голове не укладывается! – воскликнул кардинал. – Дело рук наркокартелей, вне всякого сомнения. Бедняга умер?
– К сожалению, да, но все же в этом невольно чувствуешь Божью десницу. Убитый был не просто либералом, а выступал за секуляризацию. Абсолютно точно.
– Монсеньор, об этом не следует вспоминать, когда происходит подлое убийство. Я должен выразить вам порицание.
Барабаня пальцами по ручке портфеля, монсеньор Анкиляр выдержал паузу, давая понять, что не согласен.
– Желаете ли узнать, как продвигается наше предприятие?
Кардинал уселся и жестом предложил Анкиляру последовать примеру. Монсеньор раскрыл портфель, откуда появилась тонкая пачка бумаг, подровнял ее и положил на стол между собой и кардиналом.
– Первое: мы направили по два проповедника в места, указанные в докладе Святой Палаты как нуждающиеся в духовном возрождении. Все проповедники вызвались добровольно и проверены нами на предмет высокой нравственности, усердия и богословской ортодоксальности. Таким образом, ваше преосвященство, мы смогли отсеять тех, кто просто соблазнился перспективой длительного отпуска.
– Прекрасно, очень хорошо. Весьма разумно. Отличная работа. И что, они преуспели в своей деятельности?
– Боюсь, ваше преосвященство, большинство из них столкнулось с крайней враждебностью, доходящей в некоторых случаях до жестокости. Может, мне стоит привести пример?
– Разумеется, было бы весьма интересно.
– Мы послали двух святых отцов в Ринконондо, где существует ересь, утверждающая, что Магомет – новое воплощение Господа нашего, который вернулся, дабы потерять невинность. По прибытии в город отцы прочитали на площади проповедь, разоблачающую это верование. Затем они устроили аутодафе и сожгли, среди прочего, несколько экземпляров Корана, протестантскую Библию, собрание философских работ Ортеги-и-Гассета, книгу Пауло Фрейре, принадлежавшую школьной учительнице, и несколько романов Габриэля Гарсиа Маркеса, который, как вы знаете, поддерживал атеистические опыты Фиделя Кастро…
– Монсеньор, книги сжигать не следовало. Index librorum prohibitorum[55] не имел места с 1966 года. У нас нет полномочий жечь книги.
– Как я понимаю, ваше преосвященство, это на добровольной основе сделали те, кого убедила проповедь.
– Понятно. Продолжайте.
– Но затем, видимо, дело приняло скверный оборот – проявились некоторые антиобщественные элементы, которые забросали святых отцов камнями, избили и выгнали из города.
Кардинал озабоченно нахмурился:
– Как это ужасно. Что предпринято? В полицию сообщили?
– По всей видимости, полицейские находились там, но закрыли глаза на происходившее. В следующий раз мы намереваемся послать шесть священников, дабы избежать новой жестокости, и предпримем сходные меры везде, где отмечались такие же неприятные и возмутительные инциденты.
– Весьма похвально, я вас поздравляю. Похоже, вы превосходно оправдываете наше доверие. Не забудьте оставить свои отчеты секретарю. Я вновь увижусь с вами через две недели. А пока продолжайте благое дело, и помоги вам Бог.
Пораженный краткостью беседы, монсеньор Анкиляр собрал записи и вышел, чувствуя себя оплеванным. В приемном зале его преосвященство обхватил руками туго вздувшийся живот и от боли согнулся пополам. Он слышал жесткое шарканье ног, взрывы непристойного хохота. Уловил отдававший железом запах старых склепов и прикрыл глаза, чтобы не видеть сборища бесов, потешавшихся над его мукой.
В столице вновь зарядил нескончаемый моросящий дождь. Благоухающий мертвечиной воздух расплывался по улицам и заполнял городские стоки, вызывая тошноту у беспризорных детей, что нашли в них приют.
22 о том, что на самом деле произошло в Ринконондо
Накаленные праведной восторженностью и застрахованные от ошибок духовным авторитетом церкви, отец Валентино и отец Лоренцо прибыли в Ринконондо как раз в начале сиесты, когда отвесно палящее солнце льяносов пребывало в особо немилосердном настроении. Ни дуновения; птицы замертво падали из гнезд на сейбе, а скотина мечтала превратиться в слонов и хоботами поливать себя водой из реки. Над красной землей парила туманная дымка живого марева, и в очаровательном мираже из крыши алькадии беспечно росли пальмы. Ночные летучие мыши срывались с насестов в дуплах деревьев и носились над прудами, в поисках воды отваживаясь на самоубийство, а лимоны в цитрусовых рощах поспевали прямо на глазах. Блохи ускакали с собак в тень, а городских обитателей в человеческом облике охватила вялость сродни похмелью. Жители единодушно удалились на покой, чтобы прохрапеть в гамаках весь полдень.
Несмотря на весь этот ад, отцу Лоренцо и отцу Валентино не терпелось начать выполнение миссии. Они устроились на площади под деревом и зазвонили в колокольчик. Ничего не произошло, отцы зазвонили громче и стали хором выкликать:
– Услышьте слово Божье, вы, лишенные веры, и покайтесь!
Мэр Ринконондо раздраженно дернулся в ускользающем сне. Он заткнул уши руками, тотчас пожалев о движении, поскольку сразу обильно вспотел, и попытался досмотреть сон с того места, где уже почти раздел Сильвию – смазливую дочку полицейского. Но ужасный шум повторился именно в момент, когда Сильвия необъяснимо преобразилась в игуану; мэр сел в гамаке и злобно выругался. Натянув кобуру, он прошел в соседнюю комнату, где ругались двое разбуженных полицейских.
Втроем они поспешно выбрались на улицу и, ныряя из тени в тень, перебежками добрались до сокрушительного солнцепека площади в тот момент, когда восстали из прострации еще несколько рассерженных горожан, у которых тоже сдали нервы. Плод гуайявы, описав в воздухе изящную дугу, радостно взорвался на сутане отца Лоренцо.
Мэр, решительно выставив щетинистый подбородок, шагнул вперед:
– У нас закон – чтоб никакого шума во время сиесты. По правилам, под страхом ареста за поведение, вызывающее нарушение покоя, я вправе обеспечить, чтоб вы тут немедленно прекратили шуметь; могу также конфисковать у вас колокольчик и оштрафовать.
– Мы подчиняемся высшему закону, – ответил отец Валентино.
Отец Лоренцо попробовал другую линию поведения:
– Покажите мне, где это написано в законе.
Мэр вздохнул и обвел рукой жителей:
– Это общее правило, с ним тут все согласны, бумажек не требуется. Или ведите себя тихо до четырех часов, или я вас арестую.
Священники не испугались; полные решимости показать, что спасение важнее покоя, они переглянулись и в один голос вызывающе затянули псалом. Отец Лоренцо громко звякнул в колокольчик, но отпрыгнул, когда рядом срикошетила пуля. Мэр наставил пистолет прямо на них и заявил:
– До четырех часов вы находитесь под арестом, а ваш колокольчик объявляется конфискованным в собственность города. Он будет передан в школу. И вам очень повезло – не будь вы попами, заслужили б смертный приговор.
Шумно протестующих и предрекающих адский огнь священников увели и заперли до означенного времени в здании школы. Здесь они пели церковные гимны, молились, перебирая четки, и сравнивали себя со святым Павлом. Когда дверь не поддалась их совместным усилиям, ликующее негодование сменилось скукой, и священники стали, коротая время, листать книги, что годами собирала учительница, создавая ядро школьной библиотеки. Отец Валентино прочитал «Красную шапочку», потом сказку про дикобраза, потерявшего иголки, а отец Лоренцо освежал начальные познания английского с помощью древней книги, предлагавшей определить, что означают и когда используются такие предложения и обороты, как «Холодная погода для этого времени года» и «Я веду свою собаку к ветеринару». Потом они наткнулись на полку, где учительница держала книги для себя, и обнаружили много такого, что привело их в ужас.
Ринконондо преобразился много лет назад с прибытием «сирийцев»; это слово обозначало любого торговца родом откуда-нибудь с Ближнего Востока, а потом так стали называть всех мусульман. Самым первым сирийцем был человек с подходящим именем Магомет, который прибыл с ручной тележкой, нагруженной кожаными сумками, серебряными безделушками и приворотными средствами сомнительного происхождения. Вначале он озадачил народ своей манерой стукаться лбом о землю, когда молился, обратившись лицом на восток, – туда обычно поворачивали голову барашка перед тем, как зарезать. Людей впечатлили одежда сирийца и утверждения, что там, откуда он пришел, ламы в два раза больше. Бахвальство вызвало некоторое подозрение: не переодетый ли он янки?
Затем, словно из ниоткуда, появились его жена и многочисленные родственники и обустроили свою колонию в большом доме на площади. Народ предположил, что жена, видимо, уродлива, потому как всегда скрывает лицо, но, объяснил Магомет, это для того, чтобы избавить красавицу-жену от домогательств и уберечь мужчин от жалящих уколов внебрачной похоти. Естественно, все мужчины страстно возжелали хоть мельком увидеть ее лицо; вуаль с годами соскальзывала все ниже и ниже, потом незаметно для сирийцев пропала совсем, а мужское население забыло о своих похотливых мечтах.
