– Ты о чем?
– Да я совсем другой улицей ехал, по всяким делам, и тут получаю эсэмэску: «Рому Менделеева бьют на улице Дружбы». Без подписи. Ну я как только газанул!.. Думал, не успею. Ты не в курсе, кто это был? Я так без понятия. Он и меня знает, и тебя!
– Боюсь, что в курсе. Останови, пожалуйста, – попросил я.
– Ты же вроде не здесь живешь!
– А я это… – Вдохновения врать не было вообще. – Пешком хочу пройтись.
– Ты уверен?
– Артем! – Я улыбнулся, изобразив бесконечный оптимизм. – Поверь мне, я знаю, что делаю. Мне правда надо.
– Как хочешь.
Я обеими руками пожал здоровенную ручищу и быстрым шагом захромал прочь. Искал место, где мог бы уединиться, и отыскал: старый стадион «Луч».
На стене возле ржавых ворот я увидел граффити, с первого взгляда впечатывающееся в мозг: бэкграунд – типовые панельные многоквартирники, передний план – ужасный ребенок, похожий на эмбриона. Голый, сморщенный, бледно-желтый, двухголовый. На одном лице глаза затянуты перепонками, на другом – распахнуты, и были они черными с белыми зрачками. Под ногами ребенка тянулась строчка: «ПОДУМАЙ ЕЩЕ РАЗ».
Я вошел в раскрытые ворота, миновал полуразрушенные трибуны (от них остались только кирпичные остовы, деревянные сиденья давно сгнили и развалились), пересек беговую дорожку, на которой сквозь асфальт пробивалась пожухлая трава, вышел на футбольное поле, освещенное окнами ближайшей девятиэтажки.
Вынул маленький пистолет, отобранный у Хорька, приставил к виску.
«Ну, Фантом, как ты теперь меня спасешь?» – ухмыльнулся я про себя.
– Ромка! – раздался веселый голос за спиной.
Это было даже чересчур невероятно. Наверно, я уже спятил – ничего, так даже интереснее.
Я обернулся. Шагах в пяти от меня с непокрытой головой, перевязанной лентой, стоял Фантом в том же длиннополом пальто.
– Ну и что ты собрался делать? – укоризненно улыбнулся он.
– А ты не догадался? Хочу выставить себе мозги.
– И зачем? Кому это нужно?
– А у меня другой вопрос, любезный Фантом, – ядовито проговорил я. – Какого лешего тебе нужно от меня?
– Мне нужно, чтобы ты выкинул эту игрушку. Если ты сейчас нажмешь на спуск – погубишь свою душу. Не стреляй в себя, Рома!
– И не собираюсь, у меня появилась идея получше. – Я направил пистолетик в грудь Фантома. – Если ты и правда призрак, тебе бояться нечего. А если нет – тебе будет больно! – Я перешел на крик, чувствуя, что ненавижу Фантома с каждой секундой все мощнее. – Руки подними!
Фантом, продолжая иронически улыбаться, приподнял ладони. С таким видом, будто хотел сказать: ладно уж, если ты настаиваешь, могу и руки поднять.
– Стоять на месте! – приказал я. – Отвечай: кто ты такой?
– Такой же человек, как ты.
Ври больше, тварь!
– А зачем ты меня преследуешь? Зачем познакомил меня с Присциллой – ведь это твоих рук дело, не отпирайся!
– Затем, Рома, – вздохнул Фантом. – Затем. Затем, что мне было тебя жаль.
– Жаль ему было меня! А у меня все было нормально.
– Нормально – не значит хорошо, Рома, – возразил Фантом.
– У меня все было отлично! – взвыл я.
– У тебя не было все отлично. Знаешь, как я вижу мир и людей? Мир – это тьма, а люди – огни. Среди них есть свечи, есть лампочки, а есть маяки. Ты, Рома, маяк, и я хотел, чтобы этот маяк горел в полную силу…
Я оборвал его:
– А по-моему, тебе плевать на меня. Ведь ты не человек, ты – Обливион! Заварил всю эту кашу, чтобы побольше народу умерло! Ты не помогаешь людям – ты их губишь! Точно так же, как и меня погубил, и всех, кто на пустыре в драке погиб. А души себе забираешь… И когда я сдохну, ты и мою душу захапаешь! Но сначала я тебе дырку в брюхе проделаю и посмотрю, что получится.
– Балбес ты, Ромка! Ох и балбес… Неужели ты не понимаешь: не город убивает – мы сами друг друга убиваем! Нам, людям, это свойственно, разве нет? Я не демон и не призрак – просто человек, которому повезло родиться не таким, как остальные. А что касается тебя – я хотел, чтобы ты стал сильнее. И посмотрел на мир по-другому. Очень легко всю жизнь кормить себя сказками о том, что живешь в заколдованном месте… а ведь место-то самое обычное! И людишки в большинстве своем заурядные. Рома, скажи: почему ты хочешь покончить с собой? Из-за группы? Соберешь новый состав. Из-за тех, кого убили в драке? Это побоище все равно состоялось бы рано или поздно: гнойные нарывы имеют свойство лопаться. Из-за девчонки? Найдешь другую.
Эта сволочь улыбалась во всю физиономию.
– Ты не понимаешь… Присцилла – не просто девчонка, она – моя Йоко, она – это та жизнь, которой у меня никогда не было и уже никогда не будет… Я словно хапнул дозу радиации. Такое чувство, что уже ничего не имеет смысла, что я буду медленно умирать от лейкемии в мучениях. Ведь ты все это понимаешь, хренов телепат! Объясни, зачем ты все это сделал?
– А что я сделал? – улыбался Фантом. – Тебя никто насильно не тащил тогда в церковь Белых Ангелов. Ты думаешь, все, что случилось с тобой за эти три недели, я спланировал от начала до конца? Как бы не так, я же не Всевышний! Я просто дал тебе возможность, а ты сам для себя выбрал, использовать ее или нет. И все остальное ты тоже сделал сам, я только подтолкнул тебя. Ты жил в затхлости, а я лишь хотел показать, что от жизни надо брать по максимуму.
Честное слово, он напрашивался на пулю!
– По максимуму?! Мне хреново по максимуму!
– Плохо – это лучше, чем никак. Лучше страдать, чем быть ко всему безразличным. У тебя впереди много новых возможностей. Тебе хреново? Что ж, есть стимул преодолеть это состояние. Ты чувствуешь себя несчастным? Постарайся снова стать счастливым. Вспомни тех ребят, что погибли прошлой ночью на пустыре или остались калеками на всю жизнь. Ты мог бы разделить их судьбу, но сумел остаться в стороне и сохранить себя для лучшего – так не отнимай у себя этот шанс! Подумай хорошенько над моими словами и поймешь, что я прав.
– Возможно, я понимаю, о чем ты говоришь, любезный Фантом. Я не стану в тебя стрелять, если назовешь хоть одну причину, почему я не могу этого сделать.
– Назову! У Хорька в пистолете холостой патрон.
– Что?.. – Моя рука непроизвольно опустилась.
– Ты же не думаешь, что этому психопату подарят оружие с настоящими патронами? – Фантом улыбнулся так широко, что рот его и глаза превратились в три щели. – Кстати, не забудь навестить Крошку Мэй. У ней все друзья кто погиб, кто в больнице. Найди ее, ей как никогда нужны забота и внимание, друг мой! Бывай. – Он развернулся, махнув полами пальто, и устремился к воротам.
Я проводил его взглядом, повернулся к фанерному щиту, где сохранились бледные силуэты олимпийских колец, олимпийского факела и лозунга «О СПОРТ – ТЫ МИР!», прицелился в белого голубя мира и вдавил спуск. Бабахнуло что надо, но дырки от пули в фанере не появилось.
– Уроды! – фыркнул я, вышвырнул пистолетик в траву и пошел к выходу. Только сейчас я ощутил, как замерзли руки, и поскорее спрятал их поглубже в карманы куртки. Должно быть, кожа потрескается. Приду домой, надо будет отыскать старый тюбик с «Детским» кремом.
«Сиськин-Писькин, Сиськин-Писькин…» – тупо бормотал я на ходу. Вот привязалось-то, а?
Дошагав до ворот, я успел сочинить концовку моей лучшей сказки.
Мы впятером мчались в маленьком автобусе. Почти весь салон занимала разобранная ударная установка, она с грохотом подпрыгивала на каждом ухабе. Стекла в окнах раскалились от летнего солнца. Нам предстояло первое в жизни гастрольное турне – серия концертов в разных городах. Пока что не на стадионах, а в небольших клубах.
Сидя в самом конце автобуса, я обнимал прильнувшую ко мне Присциллу. Аня на соседнем сиденье расчесывала деревянным гребешком роскошные серебристые волосы. Напротив нее дремал Фома. Хорек стоя курил и выдыхал дым в раскрытую форточку. Недавно у нашего уродца появилась девчонка и оперативно принялась делать из него человека: Хорек стал одеваться во все новое, мыть голову два раза в неделю и покупать приличные сигареты.
– Ну вот, моя милая, я же говорил, что мы победим! – нежно произнес я и пощекотал шею Присциллы языком.
Моя принцесса открыла глаза и подарила мне улыбку:
– Плакса, спасибо тебе за все.
За окнами автобуса сверкали великолепные озера, обрамленные сочно зеленевшими деревьями, переливались, перетекали одно в другое, бросали в нас солнечные зайчики. Нелегко было поверить, что мы выехали из Нефтехимика всего час назад.
– Как настроение, принцесса?
– Крышу срывает от счастья. Даже не верится. Что же будет дальше, Плакса?
– Не знаю, – честно сознался я. – В любом случае это уже новая сказка.
