Мальчик нас вел километра два с половиной по бывшему руслу Дубика удивительно живописной и диковатой балкой. На глубоких пологих склонах растет тут дубняк, калина, волчье лыко, шиповник. Много трав, пахнущих степью.
Среди них то и дело видишь малиновый чепчик татарника, прутья цикория, тысячелистника. Но ковыля, когда-то обычного тут, даже с проводником отыскать не пришлось. (Уверяют все-таки: есть!)
На память о битве в поле в разное время поставлены памятники. Чугунная литая колонна с золотым верхом — памятник Дмитрия. (Врезалась память листовка времен минувшей войны: портрет бородатого, но не старого человека в боевом шлеме и два только слова — Дмитрий Донской. Более ничего, только два слова. Но они делали свое дело, эти два слова, в 1943 году.)
Людей на поле сейчас приезжает тысячи каждый день. Я со многими говорил. У всех посещение Поля оставляет хорошую память. Но любопытно: осмотрев экспонаты музея и монументы, люди пересекают шоссе поискать глазами клочок полынной земли. К этому зову памяти человеческой надо прислушаться. Все поле не к чему заповедовать. Но клок земли с дорожкой к нему надо из пашни бы выделить и оставить дикой траве. (Не привьется ковыль, пусть растут хотя бы татарник, полынь, ромашки!) Этот памятник Полю будет естественным дополнением к монументам.
…Прощаясь с Полем, я постоял на заходе солнца у Дона. Зажигались огни в Монастырщино (место, где погребли павших).
С высокого берега через реку совхозные пастухи прогоняли на ночную пастьбу лошадей. Громко и долго ржал у воды отставший от матери жеребенок. Так громко, что скрипнули двери в двух-трех домах: не случилось ли что?
Жеребенок перешел воду к отозвавшейся кобылице, и все успокоилось. Край поля светился красной зарей. Светлела дорога, уходившая строго на север, к Москве. Туда бежали автомобили. Но ржание жеребенка почему-то вызвало мысли о всаднике-«марафонце». 600 лет назад в сентябре этот всадник мчался с Дона к Москве с одним бесконечно желанным словом: «Победа!»
В названии степного цветка (татарник) тоже слышится голос древних событий.
Фото В. Пескова и из архива автора.
6 сентября 1980 г.
(Окно в природу)
Их становится меньше и меньше. И каждая встреча с ними — большая удача и очень большая радость. Мы видим их чаще всего весной, когда прилетают, или теперь вот, когда, покинув родные болота где-нибудь на Мещере, под Талдомом или в пойме Хопра, они караванами двинутся к югу.
На земле обитает пятнадцать видов журавлей. И у всех народов эта птица всеми любима. Брем называет ее «благороднейшей» и сожалеет, что «не может перечислить все достоинства журавля». Их у птицы действительно много — красива, умна, прекрасный летун, безошибочный навигатор, хороший пловец и ходок; птица гордая, осторожная, но не трусливая, с повадками, издавна вызывавшими интерес человека.
Покормившись с утра (болото и поле одинаково подходят для пастбища), журавли по весне предаются занятным играм — красуясь друг перед другом, подпрыгивают, распустив крылья (журавлиные танцы!), подбрасывают вверх и на лету ловят камешки, пучки травы.
Все их движения плавны, лишены суеты и исполнены радости жизни.
Людей эти птицы сторонятся, поселяясь в глухих и малодоступных местах. Прилетая кормиться в поля, они держатся бдительно.
На Хопре я потратил несколько дней, пытаясь снять журавлей на гороховом поле. Ни разу не удалось! Всегда они вовремя замечали опасность, и я их видел уже взлетевшими — крупные, вольные, недоступные птицы!
Однако прирученный с раннего возраста журавленок обнаруживает поразительную привязанность к человеку — ходит за ним по пятам, проявляя при этом удивительное понимание обстановки. На деревенском дворе эта птица, взрослея, становится «третейским судьей» в разного рода ссорах и потасовках, утихомиривая не только кур и гусей, но даже собак и кошек. При этом журавль ни на мгновенье не потеряет достоинства и уверенного спокойствия. Он верховодит, давая одним почувствовать силу и остроту клюва, других ободряя лаской.
В дикой жизни журавлик с появленья на свет готовится к странствию. Он сразу же много ходит, а научившись летать, летает, понуждаемый к этому старыми журавлями.
В прошлом году мой друг, отдыхавший на Вологодчине, видел один из уроков журавлиной школы полетов. «Их было трое — две взрослые птицы (явно папа и мама) и сеголеток. Один из старших парил кругами вверху, другой летал значительно ниже. А между ними робко набирал высоту журавленок. Я хорошо видел, как верхний журавль поворачивал голову вниз — за мной, мол, за мной! — а внизу молодого побуждал набирать высоту другой «воспитатель».
В сентябре журавли молодые и старые собираются в стаи — сообща кормятся и готовятся к дальнему перелету. Путь журавлей из наших широт лежит в Африку, к верхнему Нилу и на водные отмели Индии. Тысячи километров! Летят днем и ночью. На этих древних путях мы видим их снизу, летящих строевым клином, а ночью и в непогоду слышим их перекличку.
Я видел журавлей не однажды. Видел высоко в небе, видел на болоте в пору гнездовий, на сухом поле во время кормежки, на гриве суши во время весеннего половодья. В этом году в первый раз увидел их почти рядом во время полета.
Вертолет шел над поймой Оки, и наши пути совпали. Восемь пепельно-серых птиц мерно, неспешно махали черными крыльями и, чуть сторонясь вертолета, с курса все-таки не свернули.
Странно и непривычно было их видеть не снизу, а сбоку. И на землю мы с летчиком вдруг поглядели глазами этой восьмерки птиц. Внизу проплывали стога, ветлы, кусты, блюдца озер и болотца, задымленные сентябрем дали. Это была родина журавлей. Сюда они будут спешить весною.
На другой день мы снова увидели птиц, но уже снизу, с кордона на берегу. Их было не восемь, а около сотни. Иной была высота. И уже угадывался в стае походный порядок — один за одним. «Готовятся, — вздохнул лесник. — Уносят лето…»
Фото автора. 19 сентября 1980 г.
6 октября. Встреча в Калининграде.
Вчера журналист Юрий Шумицкий закончил пеший переход Владивосток — Калининград, пройдено тринадцать тысяч километров.
* * *
В минувшую пятницу в гостинице городка Черняховска состоялся такой разговор.
— Откуда в здешних краях? — спросили бородатого человека, искавшего место просушить куртку.
— Я из Владивостока.
— Долго, наверное, ехали? — посочувствовали постояльцу.
— Я не ехал…
— A-а, самолетом…
— Нет, не самолетом.
— Что же, пешком, что ли, шел?..
— Пешком…
— Постойте-ка. Да вы тот самый Юрий? Юрий… Как фамилия-то?..
Это был он, Юрий Шумицкий, пешеход из Владивостока.
В начале августа, когда спортсмены и гости Олимпиады покидали Москву, Юрий тоже укладывал свой рюкзак. И мы его проводили.
Но не домой, к Тихому океану, а в сторону Балтики: дальневосточник, пришедший в Москву пешком, решил, что конечной точкой его сухопутного путешествия должен быть берег моря — «протопать от Океана до Океана».
Владивосток на запрос о продлении перехода немедленно отозвался: «Если выдюжишь, продолжай!» Ответ от жены был более сдержанным, но «вето» не содержал.
И вот через 50 дней уже в Черняховске, в двух днях перехода до балтийского Калининграда, я снова обнял ходока. Застал я его в гостинице перед зеркалом, когда он с помощью ножниц приводил в порядок свою полинявшую от дождя и ветров бороденку — готовился к финишу.
Сразу скажем для всех, кто о нем беспокоится: здоровье и самочувствие в полном порядке, снаряжение — тоже. Попросил передать всем привет и, конечно, особенно тем, кто ждет его возвращенья.
Его маршрут до Балтики из Москвы выглядит так: Можайск — Гагарин — Вязьма — смоленские города и деревни — Орша — Борисов — Минск — Вильнюс — литовские хутора, городки и поселки — Калининградская область — город Калининград.
Шел он, как и ранее, по строгому графику: в день — не менее 40 километров. Ночевал в палатке и ел у костра на этом участке пути только четыре раза — «всюду легко находил стол и крышу».
От Москвы Юрий шел уже человеком известным. «Бороду мою узнавали. Это значительно облегчало проблему дорожного быта — обсушиться, вымыться в бане, стать на ночлег, но осложняло работу. До Москвы обычно расспрашивал я, тут же меня одолевали расспросами. И я понял: известность может быть штукой обременительной».
Работа и связь с лежавшей за 12 тысяч километров базой была, как и прежде, четко налажена. На радиостанцию «Тихий океан» Юрий регулярно слал репортажи. Он рассказал о поле Бородино, побывал на родине двух замечательных русских людей Твардовского и Пржевальского (Починковский район на Смоленщине), в Орше беседовал с братом Константина Заслонова, рассказал дальневосточникам о Хатыни, о минском музее партизанской войны. Рассказал, что значат для белорусов лен и картошка («Даже рыбу тут ловят на бульбу»).
