И я вышел. Огромный, чужой вокзал лежал передо мной. А за вокзалом лежал огромный, чужой мир, в котором мне не было места, потому что я не знал, кто я.
Да, так. Место в этом мире есть у того, кто знает, кто он.
Вот так, примерно, это бывает: я знаю, кто я, и поэтому у меня есть место. Моё место! Место появляется согласно тому, кто я есть. Или — кто есть кто.
Вероятно, бывают несоответствия. Можно ощущать себя иначе, чем быть. А место зависит не от того, как ты себя ощущаешь, а от того, кто ты ЕСТЬ.
Вероятно, это может быть причиной слёз. Или самоубийств. Или драк. За это могут побить. Или убить.
Когда кто-то не согласен, что это место — твоё. Или когда ты очень хочешь занять не своё место.
Стоп, стоп. Пребывание в туалете пошло мне на пользу. Какая длинная мысль! Кажется, ещё немного, и я вспомню! Я вспомню, за что я здесь — за то, что хотел занять не своё, или за то, что отстаивал своё место? Своё, собственное место, которого мне сейчас так не хватает…
Какая разница? Какая мне сейчас разница?
Или от напряжения — такой длинной и трудной мыслью, или от новой попытки вспомнить, вспомнить хоть что-нибудь, мозги мои снова начали туманиться. Я присел на привокзальную лавочку.
Был поздний весенний вечер. Было прохладно. Горели уличные фонари. В глазах то темнело, то светлело. И от этого вокруг фонарей то расплывались, то собирались круги, переливаясь радужными отсветами.
И я сидел, любуясь радужными кругами. Я замерзал.
— Новенький? — прохрипело рядом со мной.
Я повернул голову. Пока я любовался радужными кругами, ко мне на лавку прилетел «ангел». «Ангел» имел вид…
Вид был весьма… И запах был. Запах нового знакомого был даже более значительным, чем его вид.
Смуглое, почти чёрное лицо. Битое лицо. Многократно «боксёрский» нос, если можно так выразиться. Мятые уши. Длинные, седые, неопрятные волосы, и такая же борода. Кепка. Плащ. Кеды. Кошёлка.
— Новенький… Я вижу, что новенький. Ты откуда у нас?
Я молчал. Мне казалось, что если я выйду из мира радужных кругов, я потеряю последнюю опору, последнюю зацепку, и снова провалюсь в туман.
— Под кайфом, что ли?
Видно, я всё же начал оседать и, возможно, даже лёг на лавку, потому что, в следующее мгновение, я увидел смуглое лицо «ангела» прямо над собой.
— Не, не под кайфом… — сказало лицо. — Да ты, брат, побитый… Ну, ладно, не грусти. Сейчас… Сейчас… Вставай! Вот так, опирайся на меня… Пошли, пошли… Будет тебе и стол, и дом…
2
КТО Я?
Прошёл уже год. С того самого дня, как я очнулся рядом с каким-то шоссе, пошёл почти год.
Я по-прежнему живу с Васей Ангелом и Гошей Инженером. Тут, в небольшом коллекторе, где проходят трубы отопления и горячей воды.
Мы собираем бутылки.
Иногда нам попадается другая работа — грузить ящики, поднести чего-нибудь.
На жизнь нам хватает. Мы и не пьём почти — так, бывает, вечерком для настроения, или зимой, для «сугреву».
У нас даже электроплитка есть. Есть, значит, кипяток. Гоша — в прошлом инженер-электрик, как-то приспособил её, родимую.
Есть у нас и кровати. Народ сейчас чего только на мусорки не выкидывает. И тумбочка у нас есть. И стол небольшой.
И коллектор наш — не на виду. И порядок у нас. Книги, опять же. Оттуда лее, с мусорки.
Вася, тот самый Вася Ангел, который не дал мне умереть… Вася — бывший спортсмен, чемпион Союза. Борец.
Вася меня выходил. И поскольку я так ничего и не вспомнил, я так и остался жить с Васей и с его другом Гошей.
Я так ничего о себе и не вспомнил. Иногда я забываю о том, что был кем-то ещё, и мне кажется, что я всегда жил той жизнью, которой живу сейчас.
Я не считаю плохой свою теперешнюю жизнь. Более того, в ней есть немало прекрасных моментов.
Например, свобода. Тут речка рядом, лесок. Пойду я через лесок, выйду к реке. Сижу, сижу.
Там, на той стороне, на пригорке — там стоит Божий храм. Он отражает в воде свои белые стены и свои золочённые купола и кресты.
И от этого мне делается спокойнее на душе.
Но пока — я не могу перейти на тот берег. Я только наблюдаю передвижение белых и золотых бликов на глади реки.
Видимо, ещё не пришло моё время. Не пришло ещё время того, кем я являюсь, на данный момент времени.
Река — передвигается медленно, и так же, в такт с передвижением воды, текут мои мысли. И я думаю о смысле бытия.
Вернее, я даже не думаю, а просто включаюсь в процесс этого самого бытия, и нахожусь в нём так долго, как могу.
Долго, долго нахожусь, пока совсем не замёрзну, или не захочу есть. И никто не трогает меня за этим занятием, никто не прогоняет меня от реки.
Никто не говорит мне, что я прав, но никто не говорит мне и того, что я неправ.
Я спокойно наблюдаю смену утра на вечер, весны — на лето, лета — на осень, а осени — на зиму.
И вот, снова начинается весна. Скоро уже начнут распускаться первые листочки.
Я наблюдаю, и я жду. Но я — спокойно жду. Я так спокойно жду… Так спокойно, как могу.
Всё-таки, вероятно, в прошлой жизни у меня было какое-то образование. Но прошлое образование мне не мешает. Так, всплывёт что-нибудь именно тогда, когда надо. И снова — чисто всё. Чисто.
И вот ещё что хорошо. Работать можно только тогда, когда необходима еда. А если есть еда, то можно просто полежать. Или почитать что-нибудь. И можно думать, думать…
И, самое главное. Спутники мои… Мне повезло. Такие душевные люди.
Часто, сидя на берегу своей речки, на своём привычном месте, я думаю о том, что произошло со мной.
Почему меня не добили, и я остался жить? Ведь, определённо, меня хотели убить!
Но я выжил, выжил — такой ценой выжил! Выжил, чтобы забыть всё, что было мной!
Почему?
Я спрашиваю у БОГА — почему? Сидя на берегу своей реки, я давно уже понял, что БОГ существует.
Существует, как существует всему сущему — Высший смысл. Этот смысл — и есть БОГ.
А мы не в силах даже предположить, не в силах представить себе этой Высоты. Или, если хотите, Глубины этого смысла.
Однако, следует в это верить.
И когда ты, наконец, поверишь в существование Высоты, ты можешь начать спокойно жить на своём уровне, на своём месте. Ты сможешь спокойно ждать.
Тогда ты будешь знать, что твоё личное, маленькое место — определено этой Высотой. Оно определено Глубиной мысли, совершенно тебе недоступной.
И когда я спрашиваю себя — для чего я выжил, потеряв себя в окружающем мире, я сам отвечаю себе так: я выжил для того, чтобы не лезть на чужое место.
Моё место — здесь, у реки. Сейчас моё место здесь. Это БОГ поставил меня на это место, и я стою на нём.
Стою, как муравей, на тоненьких ножках, качаясь, и упиваясь радостью бытия. Ибо, если станут крепче мои ноги, стану крепче я сам — БОГ позволит мне вспомнить всё, и не умереть от того, что я вспомнил.
БОГ позволит мне вспомнить, и позволит мне остаться таким, каким он сделал меня сейчас.
И БОГ поставит меня на новое место, чтобы я стоял на нём, не имея иллюзий.
Вернее, чтобы я имел — как можно меньше иллюзий. И насчет себя, и насчет своего нового места…
Невозможно совсем не иметь иллюзий. Есть просто некий уровень их, этих иллюзий, который не следует переступать никому…
Я вспомню всё тогда, когда буду готов.
А мне хочется вспомнить? Или нет?
Честно? Хочется… Мне — хочется вспомнить, Господи! Мне немного страшновато…
СКАЖИ МНЕ, ГОСПОДИ…
КТО Я?
Вариации на тему бабочки, стучащей по стеклу
Я — бабочка, бабочка, бабочка… Ах, устала, устала, устала… Я не могу, не могу, не могу… Я не могу вылететь на волю… Но ведь я её вижу, вижу, вижу… Там, за этой невозможной прозрачной стеной… За этой преградой…
Я вижу, вижу, вижу… Там небо… Там зелёные кусты… Там, там, там… Как я устала, устала, устала… Сейчас… Я наберусь сил… И снова попытаюсь…
Так, так, так… лапами, лапами, лапами… крыльями, крыльями, крыльями… Сейчас, сейчас, сейчас…
Нет… опять лапы не удержались… Опять я внизу, вниз, внизу… Но ведь мне надо туда…
Мне пора…Но как же я устала… Нет сил, нет сил, нет сил…
Сейчас, сейчас, сейчас… сейчас я попробую ещё раз…
Коричневая бабочка средней величины билась о стекло примерно в течение получаса. Она семенила своими лапками, быстро-быстро перебирала крыльями, и взбиралась по стеклу на самый верх, до самого края рамы.
Потом она срывалась вниз, какое-то короткое время сидела на раме, опустив крылья, и снова начинала всё сначала.
Тот, кто лежал на смятой, неопрятной постели, стоящей возле окна, уже проснулся. Он лежал почти без движения, и его заплывшие веки иногда приподнимались и снова опускались…
Лежащий попытался было натянуть одеяло на голову, но под натянутым одеялом было душно.
Приоткрыв глаза, он снова посмотрел на бабочку, бьющую крыльями о стекло.
