Серж Резвани - Загадка

— Да, вы правы. Другие дела зовут нас. С огромным нетерпением буду ждать завтрашней встречи с вами у меня на работе.

Как и было условлено, на следующий день Литературовед приходит в кабинет к Следователю. На этот раз он уже много прочитал.

— Мой друг Поэт-Криминолог присоединится к нам позже, — говорит Следователь. — Расставшись с вами на рассвете, мы еще долго гуляли. Я проводил его прямо до двери дома, но так как он не решался войти, мы пошли на верфь, где в бледном свете луны возвышался «Уран». Трап все еще стоял там, и нам пришло в голову подняться на борт. Странное чувство — находиться на таком огромном судне, стоящем на суше. Мы долго болтали, облокотившись о перила и глядя вниз на гладкий белый корпус. Знаете, вы очень многое сделали для того, чтобы мой друг не совершил непоправимое. Вы его отвлекаете от мрачных мыслей, с вами он весел, полон энергии. Сегодня утром, когда я вернулся к своей любимой женщине в отель, то сказал ей: «Это расследование — последний шанс для нашего друга Криминолога. И всё благодаря Литературоведу. По мере того как мы всё больше узнаём о семействе Найев, наш друг отвлекается, забывая о своем огромном несчастье. С нами он весел, возбужден, фантазирует, что-то придумывает. Мне нравится, когда на его губах играет улыбка. Почему именно ему, кто так любит жизнь, выпали такие моральные страдания?» Вот что я сказал своей жене. Кстати, благодаря вам, она каждый вечер с нетерпением ждет, когда я вернусь и нырну к ней в постель. «И что было сегодня?» — спрашивает она в темноте, кладя голову мне на плечо в ожидании подробного рассказа. И когда она задает этот вопрос, я чувствую себя самым счастливым человеком на свете! Так вот, когда первые лучи солнца осветили «Уран», мой друг Поэт-Криминолог сказал: «Эта тайна больше чем тайна. Я хочу, чтобы она никогда не была раскрыта. Точно так же я хочу, чтобы никогда не были раскрыты тайны, над которыми мы бьемся. Не нужно достигать цели. Я ненавижу слово цель. Самым великим философом всех времен и народов я считаю Зенона из Элея. У Зенона стрела всегда находится в подвешенном состоянии между луком и целью. Она летит, но никогда не достигает цели. Вот что мне нравится! Лететь, лететь целую вечность! Я хочу быть такой же стрелой и никогда не достигать цели», — вот как сказал мне мой друг Поэт-Криминолог. И его глаза наполнились слезами. Я рассказываю вам все это, чтобы вы ни о чем не беспокоились, изучая рукописи. Не будем торопиться. Вы смеетесь, что это я, такой нетерпеливый, прошу вас не торопиться? Не обращайте внимания на мою нетерпеливость. Я еще не раз буду вас поторапливать. Такой уж у меня характер. Когда я здесь, я хочу быть там, а когда я там, то хочу быть здесь. Вот почему я хотел бы, чтобы загадка никогда не была разгадана. «Несмотря на то что твоя нетерпеливость меня утомляет, я люблю тебя таким, какой ты есть», — говорит моя разлученная, но неразлучная подруга. Поэтому будьте ко мне снисходительны, не обижайтесь на мою нетерпеливость. А вот и наш друг Поэт-Криминолог! Я слышу его голос. Кажется, сегодня он не так подавлен.

— Я вначале зашел к вам в отель, думая, что вы еще там, — весело произносит Поэт-Криминолог. — Кажется, вы перерыли все бумаги. Итак, есть что-нибудь новенькое?

— Не так уж и мало. Сегодня утром я просмотрел рукописи Розы и одну поэму Курта и хочу зачитать вам несколько катранов.

— Ну и что? — спрашивает Следователь. — Здесь кроется какой-то акростих?

— Не совсем, но здесь спрятаны три ужасных слова. В первом — убить, во втором — всем, в третьем — Карла. Но это не утверждение, а вопрос. Меня заинтриговал знак вопроса, стоящий в конце, и в результате он-то и привел меня к разгадке.

— К разгадке чего? — спрашивает Поэт-Криминолог.

— Скрытого смысла.

— А не вернуться ли нам к загадке «Урана»? — предлагает Следователь.

— Но именно о ней мы и говорим! Убить всем Карла? Но это ужасно! Кому, по-вашему, он задает этот вопрос? — говорит Поэт-Криминолог.

— Думаю, Богу, — отвечает Литературовед.

— Вы полагаете, что Бог умеет считать?

— Если Курт обращался к Богу, то наверняка думал, что тот умеет считать хотя бы до тридцати шести.

— Перестаньте играть со мной! — возмущается Следователь.

— Но мы играем с Куртом. Итак, считайте!

— Что я должен считать?

— Посмотрите, перед каждой строфой стоит цифра. Читайте!

— О, простите, что я обиделся, — смеется Следователь. — Я просто сначала ничего не понял. Значит, Курт задал этот вопрос всем! Убить всем Карла?

— В сочинениях Розы, на полях, я тоже обнаружил такие же цифры. Кажется, брат и сестра общались друг с другом, задавали вопросы и отвечали на них с помощью такого зашифрованного письма.

— А может, это был кто-то третий? — спрашивает Поэт-Криминолог.

— Вы имеете в виду Зорна? Вот уж действительно, трудно представить Зорна, шифрующего рукописи, чтобы таким образом втянуть брата и сестру в интеллектуальную игру, направленную против их тирана-отца.

— Кстати, эти медузы-сирены — жуткий образ, но он меня восхищает, — говорит Поэт-Криминолог. — Чего Курт ожидал от Розы и Лоты? А намек на старых китайских правителей, пользующихся человеческими ногтями, вырванными у полуживых, приговоренных к смерти молодых людей, — очень рискованный прием в поэзии, разве не так? Тогда как сегодня большинство поэтов не идут дальше описания солнца, камней, лаванды, воздуха, света, Курт один, без Вергилия, спускается в хирургический ад.

— Когда я был в Гамбурге, Франц мне сказал: «Несмотря на то что это я был с самого рождения отвергнутым сыном, так называемым убийцей своей матери, больше всех страдал Курт. Он страдал из-за меня — если хотите, вместо меня. А я больше страдал, глядя на его страдания, чем из-за того, что отец взвалил на меня непосильный груз убийцы матери. Когда мы были маленькими, Курт добровольно взял на себя этот груз, которым отец хотел раздавить меня. Он нёс его и никогда не стремился избавиться. Роза тоже встала на сторону Курта и защищала меня от упреков отца. Представьте себе, что отец прозвал меня Асклепий, как бога врачевания! И знаете почему? «Ты отвратительный меленький Асклепий, — говорил он. — Твоя мать бросила тебя, а собака, козел и козленок пригрели тебя, кормили и защищали». Вот что, ссылаясь на мифы, которые он якобы так хорошо знал, повторял все мое детство отец, чтобы принизить как можно сильнее Розу, Курта и нашего дядю Юлия — моих единственных союзников, поддерживающих меня. Однажды, когда отец в очередной раз так назвал меня, я ответил: «Когда-нибудь я, как Асклепий, стану великим врачевателем и в одной руке буду держать змею-целительницу, а в другой — скипетр, так как вопреки вашим мерзким надеждам Зевс поместит меня среди звезд». То, что восьмилетний ребенок пытается противостоять ему, ловко пользуясь его любимым оружием — мифами, — произвело на Карла Найя неизгладимое впечатление. «Кроме того, — сказал я, подняв голову к этому гиганту, словно выточенному из камня, — я, как и Асклепий, смогу возвращать к жизни мертвых. И я, конечно же, возвращу к жизни дядю Юлия, а вас — никогда!» И представьте себе, что Франц всегда был уверен в своем предназначении, которое диктовало ему его прозвище.

— То, что вы говорите, — прерывает его Поэт-Криминолог, — имеет большое значение. Давно известно, что не бывает безобидных имен или прозвищ. У меня есть целый репертуар имен, перевернувших многие понятия в криминологии, в результате чего ученые принялись искать корни страшных преступлений в глубинах коллективной памяти. Этот список создал немецкий криминолог…

— Дайте ему продолжить рассказ о Франце, — прерывает его Следователь.

— И Франц превратился в того, кем из злости и в насмешку назвал его старик Най. «Одной рукой я завладел змеей-целительницей, а другой — скипетром философии, — сказал он мне. — Отец верит в знаки и паралогическое могущество, а я думаю, что нашел способ если не лечить, то хотя бы предупреждать болезнь, а также давать вторую жизнь умершим. Воскрешение Лазаря, брата Марты и Марии, которого Христос возвратил к жизни простым прикосновением, должен не оставаться единичным случаем, а служить примером обычного биологического процесса. Говорят, что у котов семь жизней, а у человека, может, еще больше. Мое изучение чувств это подтверждает. Если отбросить в сторону бессмертие, мы можем предвидеть несколько смертей в нашей жизни и несколько возрождений. Мы все рождены из хаотичного движения частиц. По примеру Вселенной наши частицы объединились и образовали независимые галактики…»