Кэт сказала:
— Извини. Я немного устала.
— Ничего удивительного.
Кэт выпрямилась в кресле.
— А что получилось узнать от жены и детей? — спросила она. — Хоть что-нибудь получилось?
— Жена в истерике. Дочка тоже. Сын только что приехал из Вермонта, рвется в бой, всеми силами хочет быть полезным, добраться до сути и так далее, но ни черта толкового сообщить не может. Отец был честным малым. Тренировал детскую бейсбольную команду, всегда вовремя платил по счетам. Знаешь, что я думаю? По-моему, этот парень привык жить в свое удовольствие.
— Что он делает в Вермонте?
— Специальный колледж для не проявляющих всю полноту собственных способностей — то есть что-то вроде заведения для ребятишек, употребляющих больше наркотиков, чем это принято.
— Интересно.
— Эту тему уже проверяем.
— Запись звонка уже в Вашингтоне? — спросила она.
— Отправляют.
— И они будут на связи?
— Никто не станет винить тебя за то, что ты пропустила такой слабый намек.
Я не должен был звонить. Господи!
— До тех пор, конечно, пока кому-нибудь не приспичит найти виноватого. И тут я, судя по всему, лучший кандидат.
— Не обязательно. И не время еще об этом беспокоиться.
— Спасибо.
— Я еще попозже подойду.
— Ты лучше всех.
Она принялась за работу. Утро выдалось непростым, и это никого не удивляло. Обычно на то, чтобы уяснить себе ситуацию, у звонящих уходят сутки. Только самые неуравновешенные тянутся к телефону сразу же после громкого происшествия. Большинство же средних умалишенных сначала переваривают новость, решают, каким именно образом случившееся имеет отношение к ним лично, и лишь тогда приходят к выводу, что об этом следует уведомить власти. Теперь-то и началась настоящая паника в стаде. За первые двадцать минут она приняла пять звонков, три были настолько неконкретными, что даже Эд не стал бы о них докладывать, — просто трое крикунов хотели, чтобы кто-нибудь узнал, что это еще пустяки, что худшее впереди, что грядет судный день. Четвертый был британцем, он утверждал, что подслушал разговор в подъезде своего дома и, насколько он понял, вчерашний взрыв был частью заговора, составленного одним из соседей с целью обанкротить малый бизнес в деловом районе города; с извинениями он отказался назвать имя этого соседа или свое собственное, поскольку опасался преследований, и выразил надежду, что в полиции знают, что по такому случаю предпринять. Пятый посчитал необходимым сообщить, что белые шовинисты подложили на место взрыва некую улику, призванную запятнать мусульманскую веру. Этот охотно назвал себя: Иисус Мохаммед, священник Церкви Света и Любви. Он выразил готовность оказать полиции любую помощь, какая только потребуется.
Кэт доложила о британце и Иисусе Мохаммеде, запустив тем самым механизм проверки их личностей и всей их подноготной, механизм, работа которого обойдется налогоплательщикам приблизительно в пятнадцать штук. Она подумала, знают ли эти люди, имеют ли они хоть малейшее представление, сколько денег и труда тратится на их звонки. Лучше, конечно, им этого не знать.
В промежутках она регистрировала звонки в журнале, записывала свои комментарии и проверяла почту, в которой не было ничего примечательного: полдюжины писем с угрозами и одно с магическим проклятием, отчасти написанным от руки, отчасти напечатанным на компьютере и, как выяснилось, еще и на печатной машинке. Письма, связанные со взрывом, пойдут только завтра. День входил в свою колею, начинал даже казаться заурядным. Все скоро прояснится, ведь так? Мальчишка окажется сексуальной игрушкой Дика Харта или обычным сумасшедшим (еще одним обычным сумасшедшим), одиноким и обозленным на весь мир чудаком, который успел пристраститься к компьютерным играм раньше, чем научился ходить. Все случившееся было — а как иначе? — просто очередным несчастьем в полном несчастий мире, несчастьем трагическим, но неизбежным. А жизнь тем временем продолжается.
Звонок поступил незадолго до половины одиннадцатого. Ее соединили напрямую — звонящий попросил к телефону Кэт Мартин. Она решила, что это один из ее постоянных клиентов. Несколько человек звонили ей по крайней мере еженедельно, раза в два больше было тех, кто звонил время от времени — когда у них заканчивалось прописанное лекарство, или наступало полнолуние, или в газетах (да, они, эти люди, были заядлыми читателями прессы) сообщалось о чем-то зловещем, чему явно должен иметься виновник. Антуан всегда возникал в связи с чем-то, что портило жизнь ежедневным пассажирам пригородных поездов (заговор автопроизводителей, направленный на искоренение пригородного железнодорожного сообщения); на Билли можно было рассчитывать всякий раз, когда писали что-нибудь о непригодных для жизни условиях на других планетах (непрекращающиеся попытки скрыть то обстоятельство, что инопланетяне прилетели на Землю несколько десятилетий назад и теперь подвергаются пыткам в правительственных тюремных учреждениях). Про Антуана, Билли и других им подобных давно все было известно. Антуан жил на пенсию по инвалидности в мрачной дыре где-то в одном из опасных районов города; Билли работал мусорщиком на Стейтен-Айленде. Постоянные клиенты любят готовые модели, Каждый день они штудируют прессу в поисках новых улик, укладывающихся в эти модели. По большому счету, Кэт их за это не винила. Кому же не хочется иметь побольше таких готовых моделей.
Она подняла трубку:
— Кэт Мартин слушает.
— Алло?
Белый подросток. Она вся подобралась.
— Алло. Чем я могу тебе помочь?
— Вы разговаривали с моим братом?
Кэт нажала зеленую кнопку. Высветился код района — 212.
— А кто такой твой брат?
— Он сказал, что звонил вам.
Нет, не подросток. Голос совсем детский — лет на девять или десять. Говорит спокойно, даже слегка заторможен. Может, не обошлось без наркотиков. Нескольких таблеток маминого оксиконтина.[18]
— Как тебя зовут?
— Вы с ним разговаривали? Извините, но мне очень надо это знать.
— Когда он мог мне звонить?
— На той неделе. Во вторник.
Черт возьми! Это оно.
— Мне нужно свериться со своими записями. Можешь сказать, как его зовут?
— Мы в семье. У нас нет имен.
Сделай так, чтобы он продолжал говорить. Дай ребятам как можно больше времени.
— В какой вы семье? — спросила она.
— Он сказал, что разговаривал с вами. Я просто хотел убедиться.
— Ты попал в беду? Позволишь мне тебе помочь?
— Мне интересно. Можете сказать, что он вам говорил?
— Если кто-то тебя обижает, я могу сделать так, чтобы он перестал.
Нет, не надо никаких заявлений. Каждая фраза должна быть вопросом. Пусть отвечает.
— Я не знал.
— Что «не знал»?
— Я думал, он просто положит бомбу и убежит.
— Можешь рассказать мне про бомбу?
— Вы говорили ему этого не делать?
— Кто твой брат? Что он, по-твоему, сделал?
— Я не должен был звонить. Просто я испугался. Простите.
— Скажи, чего ты боишься. Вдруг я смогу тебе помочь?
— Большое спасибо. Но вы не сможете.
— Нет, смогу.
— Вы счастливы?
Что за ерунда? Никто никогда прежде не задавал ей такого вопроса.
Кэт сказала:
— Наверно, это ты несчастлив. Кто-то заставляет тебя делать то, чего ты не хочешь?
— Вы бы тоже сделали, правда ведь?
— Что же, по-твоему, мне и тебе приходится делать?
— Мы все — один человек. Нам всем хочется одного и того же.
— Мы с тобой можем встретиться? Как ты думаешь, может быть, нам лучше поговорить не по телефону?
— Никто по правде не умирает. Мы становимся травой. Мы становимся деревьями.
Начал увиливать. Она старалась говорить как можно спокойнее.
— Почему ты так думаешь?
— Каждый мой атом принадлежит и вам тоже.
Щелк.
Кэт немного подождала, чтобы убедиться, что он действительно повесил трубку. Прежде чем она поднялась с кресла, Пит уже был у нее в отсеке.
— Так и есть, — сказал он.
— Что за черт? Они что, братья?
— Он звонил из телефона-автомата. Откуда-то с Вашингтон-Хайтс.
— Ребята уже там?
— Едут.
— М-мм.
— И снова та же фраза: «Мы в семье».
— Это из какой-нибудь рок-группы?
— Источника пока не нашли. Но ищем.
— А они там проверяют фильмы, телепрограммы?
— Да, Кэт. Они знают, что делают.
— Действительно.
— А что он там в самом конце сказал?
— Я не уверена, но, по-моему, это из Уитмена.
— Кого-кого?
— Я думаю, это строчка из Уолта Уитмена. Из его «Листьев травы».
— Стихи, что ли?
— Ну да, вроде того.
— Твою мать! Ладно, попозже еще зайду.
— Хорошо, — сказала она.
Пит отвалил. Кэт осталась на случай, если мальчишка перезвонит. Она попросила выводить на нее только те звонки, когда звонящий будет просить к телефону именно ее.
