За окнами их маленькой пристройки раскинулся кампус Стиринг-скул — темный, насквозь промокший и всеми покинутый.
— Ну ладно, давай посмотрим на это с другой стороны, — сказала Дженни; она видела, что Гарп совсем пал духом. — Тебе потребовалось всего четыре года, чтобы закончить Стиринг, а вот я ходила в эту проклятую школу целых восемнадцать лет! — На этом, впрочем, ее речь и закончилась: пить Дженни совершенно не умела и на половине второй бутылки просто уснула за столом, и Гарп отнес ее в постель. Туфли она скинула по дороге, Гарпу осталось лишь вынуть у нее из волос заколку, чтоб она не укололась, ворочаясь во сне. Ночь была теплая, так что он не стал ее ничем укрывать.
Он выпил еще пива, а потом вышел прогуляться.
Конечно же, он знал, куда направляется.
Фамильный дом Перси — изначально фамильный дом Стирингов — высился посреди мокрой лужайки не так уж далеко от изолятора. Весь дом был темный, свет горел только в одном окне, и Гарп прекрасно знал, чье это окно, — маленькая Пух Перси, которой было уже четырнадцать, не могла спать в темноте. Куши рассказала Гарпу и о том, что Пух до сих пор старается на всякий случай надевать на ночь непромокаемые трусы с подгузником; может быть, подумал Гарп, это потому, что все ее семейство до сих пор упорно называет Бейнбридж Бедняжкой Пух?
«Ничего страшного я в этом не вижу, — говорила Куши. — Подумаешь! Она же не всегда пользуется подгузниками, ей просто нравится иногда их надевать. Так уж ее в нашей милой семейке изуродовали…»
Стоя на мокрой траве под окном Пух Перси, Гарп пытался вспомнить, которое окно принадлежит Куши. А поскольку так и не вспомнил, то решил разбудить Пух; она уж точно его узнает и наверняка позовет Куши. Пух появилась в окне будто привидение и, похоже, не сразу узнала Гарпа, который висел, вцепившись в заросли плюща, у нее под окном. Глаза у Бейнбридж Перси сверкали, как у лани, ослепленной фарами автомобиля и готовой к тому, что сейчас ее собьют.
— Господи, Пух, не бойся, это же я! — прошептал Гарп.
— Тебе нужна Куши, да? — тупо спросила Пух.
— Да, — сказал Гарп, закашлялся, и тут плющ не выдержал и оборвался. Гарп рухнул прямо на кусты. Куши, которая почему-то спала в купальнике, помогла ему выбраться.
— Ты же весь дом перебудишь! — упрекнула она его. — Выпил, что ли?
— Я просто упал! — раздраженно ответил Гарп. — а твоя сестрица — настоящая ведьма.
— Сейчас везде мокро, — словно не слыша его, заметила Куши. — Куда бы нам пойти?
Но Гарп уже подумал об этом. В изоляторе было целых шестьдесят пустых коек.
Однако не успели Гарп и Куши миновать веранду, как перед ними вырос Бонкерс. Черное чудовище запыхалось, едва спустившись с крыльца, а его серо-седая пасть была вся в пене; Гарп почувствовал зловонное дыхание пса — ощущение было такое, словно ему в лицо плеснули тухлятиной. Бонкерс рычал, но от старости даже это делал теперь как-то замедленно.
— Скажи ему, чтоб убрался, — шепнул Гарп Куши.
— Да он глухой, — сказала Куши. — Он ведь совсем старый.
— Знаю я, какой он старый, — сказал Гарп. Бонкерс залаял — звук был глухой и скрипучий, словно кто-то попытался отворить старую дверь с проржавевшим замком и несмазанными петлями. Пес явно похудел, но на вид все равно весил не менее ста сорока фунтов. Страдая от чесотки и ушных клещей, весь покрытый шрамами, полученными в боях с другими собаками и в сражениях с колючей проволокой, Бонкерс сразу учуял давнего врага и загнал Гарпа в угол возле веранды.
— Пшел прочь, Бонки! — прошипела Куши.
Гарп попробовал обойти пса и отметил, какой замедленной стала у того реакция.
— Он же наполовину слепой, — прошептал Гарп.
— И чутье почти потерял, — сказала Куши.
— Ему б давно пора сдохнуть, — буркнул себе под нос Гарп и снова попытался обойти пса. Тот, пошатываясь, последовал за ним. Его пасть по-прежнему напоминала Гарпу ковш экскаватора, а провисшие мышцы когда-то сильной груди говорили о том, какой мощный у него был бросок — когда-то.
— Не обращай на него внимания, — сказала Куши, и тут Бонкерс бросился на Гарпа.
Но псу не хватило расторопности, так что Гарп успел отскочить, обойти его сзади и ухватить за передние лапы. Он дернул Бонкерса за лапы и одновременно всей своей тяжестью рухнул ему на спину. Пес сунулся носом в землю, продолжая отбиваться задними лапами. Гарп крепко зажал его передние лапы, придавив огромную голову к земле. Бонкерс издал чудовищное рычание, и тогда Гарп изо всех сил вцепился зубами в его шею, покрытую густой шерстью. И тут он увидел собачье ухо — оно буквально само угодило ему в рот. И Гарп, не долго думая, укусил Бонкерса за ухо. Укусил так, что тот взвыл. Но Гарп и не думал отпускать его; он укусил Бонкерса в отместку за свое откушенное ухо, в отместку за те четыре года, которые ему пришлось провести в Стиринге, и в отместку за те восемнадцать лет, которые пришлось провести здесь его матери.
Только когда в доме Перси стали загораться окна, Гарп отпустил старого Бонкерса.
— Бежим! — предложила Куши. Гарп схватил ее за руку, и они помчались прочь.
Гарпа подташнивало, во рту был отвратительный привкус.
— Ух ты! А кусать его было обязательно? — спросила Куши.
— Он же меня укусил, — напомнил ей Гарп.
— Да, я помню. — Куши крепко сжала его руку, и он повел ее дальше — куда хотел отвести.
— Что за чертовщина тут творится?! — услыхали они за спиной раздраженный крик Стюарта Перси.
— Это все Бонки! — пискнула Пух Перси.
— Бонкерс! — позвал Жирный Стью. — Ко мне, Бонкерс! Ко мне! — И все услышали ответное завывание старого оглохшего пса.
В общем, поднялся такой шум, что были разбужены все немногочисленные обитатели опустевшего кампуса, в том числе и Дженни Филдз, которая тут же высунулась в окно. К счастью, Гарп вовремя заметил, как мать зажигает свет, и, быстренько спрятав Куши в коридоре пустого изолятора, отправился к Дженни за медицинской помощью.
— Что с тобой? — спросила она сына. Но Гарпу прежде всего хотелось выяснить, чья это кровь струится у него по подбородку — его собственная или же Бонкерса. Отмывая его возле кухонного стола, Дженни смыла у него с шеи нечто черное, похожее на струп, величиной с серебряный доллар. «Струп» упал на стол, и мать с сыном уставились на него.
— Что это?! — удивилась Дженни.
— Ухо, — ответил Гарп. — Или часть его.
На белой поверхности стола лежал кусок черной кожи, чуть свернувшейся по краям и потрескавшейся, как высохшая от старости перчатка.
— Я налетел на Бонкерса, — сказал Гарп.
— Ну что ж, ухо за ухо, — сказала Дженни Филдз.
У самого Гарпа не было ни царапины — он просто перепачкался в крови Бонкерса.
Когда Дженни снова ушла к себе в спальню, Гарп подземным туннелем провел Куши в изолятор. За восемнадцать лет он хорошо изучил этот путь и отвел ее в крыло, находившееся в самом дальнем от материнской спальни конце; они устроились в комнате над главным приемным покоем, рядом с кабинетами хирурга и анестезиолога.
С тех пор секс для Гарпа неизменно ассоциировался с определенными медицинскими запахами и ощущениями. Этот случай навсегда остался в тайниках его памяти, но не как волнующее переживание, а просто как память о заслуженной награде, которая наконец-то досталась ему после всех пережитых мучений. И этот смутно-больничный запах тоже навсегда сохранился у него в памяти как нечто глубоко личное. А свое тогдашнее окружение он воспринимал как некое совершенно пустое пространство. И секс остался в памяти как единичный акт, совершенный в покинутой всеми и тщательно вымытой дождем земле. Причем акт, всегда вселяющий невероятный оптимизм.
Куши, конечно же, вспомнила про пушки. Когда третий презерватив из пакетика был уже использован, она спросила, неужели это все, что он припас, неужели купил только один пакетик Но борец больше всего ценит именно заслуженный отдых после тяжелой схватки, и Гарп уснул под аккомпанемент жалобных причитаний Куши.
— В прошлый раз ты вообще ни одного не захватил, — плакалась она, — а теперь взял слишком мало, и они сразу кончились. Хорошо еще, что мы с тобой старые друзья.
Было еще темно и далеко до зари, когда их разбудил Стюарт Перси. Голос Жирного Стью гремел в стенах пустого изолятора, словно началась какая-то невиданная эпидемия. «Откройте!» — требовал он, и Куши с Гарпом подкрались к окну посмотреть, что происходит.
На ослепительно зеленой после дождя лужайке стоял в махровом халате и шлепанцах — и с Бонкерсом на поводке! — отец Куши и орал, глядя на окна изолятора. Немного погодя в окне своей спальни появилась Дженни.
— Вы заболели? — спросила она Стюарта.
— Где моя дочь? — гаркнул Стюарт.
— Вы пьяны? — холодно спросила Дженни.
— Немедленно впустите меня! — завизжал Стюарт.
